мертвом перваке в стенах нашего здания. Где-то в организации все-таки образовалась щель для этой утечки, которую я оказалась не в состоянии своевременно найти. ОСК стало известно о гибели первака, и теперь она за нами охотится. Вот такой я оказалась расторопной и умелой!
Хебстер только улыбнулся ей в ответ. Ей вовсе не стоило слишком уж увлекаться самобичеванием – она была и расторопным, и очень умелым работником. Такой же высокий профессионализм был характерен и для отдела кадров, и для дюжины других подразделений компании. Таким был и сам Хебстер. Вот только вся структура организации и ее сотрудники подбирались для нормальной работы в политически стабильной обстановке. Кто тогда мог помыслить о политических шпионах! Если даже Демпси удалось пораспихивать соглядатаев и саботажников по всем функциональным подразделениям «Хебстер секьюрити», то почему то же самое не мог сделать Браганца?
«Меня поймают, – подумал со страхом Хебстер, – еще до того, как я по-настоящему пущусь в бега. И бросят за решетку до того, как удастся найти укромное местечко в котором можно было бы отсидеться, пока все не успокоится».
Его, по всей вероятности, отдадут под суд и организуют показательный процесс, который войдет в историю под названием «Процесс по делу кровавого Хебстера». Преступление, которое ускорило революцию во всемирном масштабе.
– Мистер Хебстер, они становятся все беспокойнее, – раздался сзади голос Уильямса. – Может быть, попытаться как-нибудь успокоить их, подбодрить?
Хебстер резко привстал, в нем проснулась надежда.
– Нет, – ответил он охраннику. – Оставьте их в покое!
Он теперь очень пристально следил за возбужденными перваками. Может быть, как раз сейчас вдруг и произойдет то, ради чего Хебстер забрал их с собою в полет! Несколько лет сумбурных торговых отношений с перваками дали ему возможность изучить их. Они способны на гораздо большее, чем те мелкие фокусы, которые то и дело показывают, или бытовые поделки для ублажения не в меру требовательных покупателей, одуревших от избытка всевозможных товаров в обществе потребления.
На фоне неба за окнами вертолета появились две риски. Еще несколько мгновений – и стало ясно, что это реактивные перехватчики с опознавательными знаками Особой Следственной Комиссии.
– Пилот! – крикнул Хебстер, не отрывая глаз от взволнованно теребящего бороду Ларри. – Бросьте органы управления! Живо! Вы меня слышите? Это ПРИКАЗ! Уберите руки с органов управления!
Пилот неохотно повиновался, откинувшись к спинке кресла. Приборная панель в одно мгновенье исчезла, только град раскаленных докрасна фрагментов брызнул в хвостовую часть салона. И одновременно с этим мерный рокот лопастей превратился в оглушительный визг обезумевших саксофонов, а сами они стали темно-фиолетовыми. Скорость вращения лопастей настолько возросла, что звучание их перешло в ультразвуковой диапазон, а вертолет буквально стрелою взмыл вверх, оставив перехватчиков далеко внизу.
Через пять секунд они были уже в Аризоне.
И, как тюки, вывалились из своего фантастического летательного аппарата на песок пустыни, испещренный редкими островками чахлой полыни.
– Я даже не хочу понимать, во что это вдруг превратилась моя ветряная мельница, – заметил пилот, – и какая сила заставила ее развить такую сумасшедшую скорость – но каким это образом первак догадался, что фараоны хотят достать нас?
– Не думаю, что он понимал это, – пояснил Хебстер, – но у него хватило сообразительности, чтобы почувствовать, что его везут домой, а вот эти неизвестно откуда взявшиеся истребители намерены этому помешать. Вот он и сделал то, что было в его интересах, в свойственной людям манере. Он защитил себя!
– Домой, – произнес Ларри. Он очень внимательно прислушивался ко всему, что говорил Хебстер, не обращая внимания на струйку слюны, стекавшую из правого уголка его рта. – Демагог, демпинг, дозатор. Дом – это там, где ненависть. Дом, запертый на все замки.
Лузитания запрыгала на одной ноге и одарила всех какой-то особой, не такой, как у других женщин, чувственной улыбкой.
– Домовой, – игриво произнесла она, – это всего-навсего – домашний уют. Гга-хрю.
Ларри поплелся вслед за нею, в три ноги на двоих. Затем медленно и не очень охотно оторвался от земли и побрел прямо по воздуху, когда дорогу им преградило множество небольших валунов, но с острыми, как бритва, верхними краями.
– Прощайте, друзья, – произнес Хебстер, обращаясь к своим спутникам-людям. – Я ухожу вслед за своими новыми приятелями, чтобы собственными глазами увидеть то волшебство, что скрывается за этим бурым маревом пустыни. И помните вот о чем: когда оэсковцы сообразят, что ваше появление здесь каким- то образом связано вот с этим необычным вертолетом – постарайтесь, кстати, держаться как можно ближе к нему, – то самым умным с вашей стороны будет свалить все на меня. Будто бы я силой принудил вас подняться на борт вертолета. Можете сказать им, что я ушел в глубь пустыни искать спасение, прикинув что уж лучше стать перваком, чем козлом отпущения, и беспомощно смотреть на то, как твое добытое тяжким трудом богатство растаскивает такое воронье, как П.Браганца или Вандермеер Демпси. Но я обязательно вернусь – в своем уме или перваком.
Он ласково погладил мокрую щеку Греты, затем быстрым и решительным шагом бросился догонять Ларри и Лузитанию. Только один раз он обернулся и улыбнулся, увидев с каким необычайно жалким видом глядят они ему вслед, особенно Уильямс, здоровенный детина, зарабатывавший себе на кусок хлеба тем, что обеспечивал безопасность других людей.
Перваки как будто и придерживались какого-то определенного маршрута, но впечатление было такое, будто проложил его кто-то, вдохновленный зрелищем игры на аккордеоне, меха которого периодически то растягивались, то собирались многочисленными складками вместе. Снова и снова они проходили одни и те же места, натыкались на свои ранее оставленные следы, уходили в сторону метров на сто, затем возвращались назад и вновь пускались в путь по собственным же следам, запечатленным на песке пустыни.
Вот это и была страна перваков. Аризона. Местность, где возникло первое и самое крупное поселение пришельцев. В этом дальнем углу Юго-Запада бывших США не было уже практически ни одного человека – только пришельцы и их кули [18].
– Ларри, – окликнул первака Хебстер, когда в голову ему закралась мысль, все больше и больше его беспокоившая. – Ларри! А ваши… хозяева знают о том, что я с вами?
Требовательность тона, которым задал этот вопрос Хебстер, побудила первака обернуться и он, сбившись с шага, споткнулся и плюхнулся наземь. Затем поднялся, сделал кислую мину, глядя на Хебстера и покачал головой.
– Вы не бизнесмен, – произнес он. – Здесь не может быть никакого бизнеса. Здесь может быть только вызывающее смех то, что вы возможно, назовете поклонением. Хотя на самом деле это попытки постичь универсальную внутреннюю природу всего сущего. Достичь понимания, полного и вечного, частичного и эфемерного, которое только одно и делает возможным…
Он сцепил между собой пальцы вывернутых наружу ладоней в отчаянной, мучительной попытке в доступной для понимания Хебстера форме объяснить смысл того, что он хочет сказать. Затем стал делать медленные круговые раскачивания головы из стороны в сторону.
И тут новое потрясение постигло Хебстера – он увидел, что этот пожилой человек плачет. Выходит, внутренний мир перваков действительно во многом подобен психике душевнобольных! Именно это давало человеку постичь то, что происходит вне пределов его понимания, помогало достичь тех вершин мудрости, на которые он не способен подняться вследствие присущих нормальному человеку определенных особенностей мышления. В душе человека появлялась уверенность в том, что уже совсем близка дотоле ускользавшая психологическая земля обетованная, но она тут же исчезала, оставляя неизбывную печаль и тоску, вызванные пониманием собственной умственной несостоятельности. Оставив лишь некоторый проблеск надежды, подкрепляемой чувством удовлетворения за то, что немалым достижением при такой огромной умственной близорукости является даже смутное понимание цели сокровенных желаний. Вопрос теперь только в том, с помощью каких средств достичь этой самой цели.
