и ковра, и блузки.
– Что произошло, Джулия? Ты вызвала полицию?
– Нет, я позвонила психотерапевту, у которого лечилась, когда меня бросил Жан-Луи. С тех пор у меня не было необходимости обращаться к нему, но в эту субботу мне снова стало очень плохо… Клянусь, теперь мне кажется, что во всем Нью-Йорке вообще не осталось нормальных мужчин.
– А я? – спросил Чарли.
Джулия посмотрела на дурацкую бейсболку у него на голове, крошки от пирога на столе и ковре, пустой пакет из-под чипсов, включенный телевизор, по которому показывали детский мультфильм, и вздохнула:
– Не обижайся, Чарли, но ты тоже не вполне нормальный. Хотя и не такой опасный, как Доминик. Его- то уж точно следовало бы определить в отделение для буйных.
– Да что же он такого сделал?
– Он гонялся за мной по квартире, пытаясь засунуть мне в рот свой кусок мяса! – Джулия заморгала, сдерживая слезы.
– Иными словами, он хотел принудить тебя сделать ему минет? – уточнил Чарли.
– Да нет же! Фу, какие глупости у тебя в голове! Я говорю о бифштексе с кровью! – возмутилась Джулия и подумала, что, пожалуй, подобное пожелание ее бы не напугало, поскольку Жан-Луи регулярно обращался к ней с такой просьбой и ему она в ней не отказывала.
Если бы Доминик правильно себя повел, их вечер мог бы завершиться приятным десертом, а не скандалом.
– Но зачем? – спросил Чарли. – Неужели он хотел убить тебя таким странным образом?
– А черт его знает! – воскликнула Джулия, недоумевая, что могло заставить нормального с виду мужчину бегать за ней по квартире с куском непрожаренной говяжьей вырезки и пытаться запихнуть его ей в горло! – Возможно, сошел с ума. Сначала он смотрел, как я готовлю для него ужин, потом внезапно озверел и стал орать на меня, словно ненормальный. Брызжа кровавой слюной.
– Кровавой слюной?
– Ну да! Ты же сам заставил меня приготовить ему непрожаренный бифштекс! А мою овощную лазанью ты раскритиковал. Ты забыл?
Чарли тряхнул головой.
– Значит, по-твоему, это я во всем виноват? Но я всего лишь дал тебе дружеский совет. Уверяю тебя, Доминик не стал бы есть овощную лазанью! Даже мне это блюдо не нравится, хотя я, как ты знаешь, всеяден.
Джулия обиженно охнула, словно он ее ударил.
– Прости меня, но лазанья не должна быть зеленой, и в ней не должно быть ни шпината, ни тофу, – добавил Чарли.
– Кто это сказал?
– Это я тебе говорю! И Доминик наверняка бы меня поддержал. Потому что он итальянец. Если ему предлагают на ужин лазанью, то он вправе ожидать, что она приготовлена из обыкновенной мучной лапши, красного соуса, мяса и колбасы. И никаких овощей в лазанью не добавляют! Так-то вот!
Джулия разрыдалась.
– В чем дело, почему ты плачешь? – спросил Чарли.
– Ты на его стороне! – шмыгнув носом, ответила она.
– Я? Ничего подобного! Я сам по себе, соблюдаю нейтралитет. Но я до сих пор так и не понял, что между вами произошло в субботу.
– Я ведь ясно сказала: он бегал за мной по квартире и пытался заставить меня съесть это проклятое сырое мясо. Он… – Джулия снова заплакала. – Он сказал, что мне надо научиться есть мясо животных и привыкнуть к такой пище.
– Он так сказал? – Чарли сделал круглые глаза.
– Если бы только это! Он наговорил мне еще с три короба всяких пакостей. – Она всхлипнула. – Он насмехался надо мной, Чарли! Он высмеял мой салат из одуванчиков и соте из капусты. А еще… Еще он…
Она горько разрыдалась и продолжить уже не смогла. Чарли переложил пирожок в другую руку и погладил ее по спине.
– Не убивайся так, Джулия! Все будет хорошо. Ну, рассказывай, что еще он натворил?
– Он обозвал меня… Обозвал меня…
– Ну, не нужно так переживать! Сделай успокаивающий вдох. Вот так, а теперь – выдох. Умница! Продолжай: вдох – выдох, вдох – выдох.
Джулия громко высморкалась в салфетку.
– Ну так как же он обозвал такую умненькую и благоразумненькую девочку?
– Овцой! – Джулия опять горько зарыдала.
– Овцой? Тебя? Да как он посмел?! – Чарли пришел в негодование.
– Разве я похожа на овцу? Чарли, ну скажи, разве я хоть чуточку на нее похожа?
