сына, наверное, мало толку.
Волков кивнул, сам не зная чему.
Кажется, приговор в исполнение приведен не был. Прошение не опоздало.
Юля еще помолчала, как будто собираясь с силами.
– Может, нужна моя помощь? – в конце концов спросила она ненатуральным голосом дизайнера Александры Скрыпник из телевизора, предлагавшей раскрашивать гуашью баранки. – Ты скажи!.. Я все-таки хорошо знаю и Колю, и Зину...
Таким образом она словно объясняла себе и Волкову, почему именно предлагает помощь.
Волков помотал головой – спасибо, не нужно.
Еще бывает так – «спасибо, положи под зеркало».
– Ты совсем зеленый, – вдруг сказала Юля совершенно нормально, и Волков на нее взглянул, – местами даже сизый какой-то.
– Я... спал плохо.
Не мог же он сказать, что ждет – не дождется, чтобы она его пожалела!..
«Ну, пожалуйста, ну, прямо сейчас!.. Ну, что тебе стоит?.. Я так замаялся один, я перестал тебя понимать и жизнь перестал понимать тоже, а раньше мне казалось, что понимаю! Новый год на носу и всякие глупости, которые ты так смешно, так трогательно любишь, как маленькая, – тролли, гномы, Дед Мороз, огни, гирлянды, лампочки, рождественские венки, гусь с яблоками, пирог размером со стол! Еще ты любишь разворачивать подарки, и я, черт побери все на свете, за столько лет с тобой так и не научился их как следует заворачивать! Я зверею сразу же, как только вижу глянцевые трубки оберточной бумаги и специальные бантики, продающиеся отдельно! У меня никогда не получается все это пристроить так, чтоб было красиво и опрятно, у меня все отовсюду торчит, и в конце концов я приклеиваю эту гребаную бумагу липкой лентой, чтобы она хоть как-то держалась! Я никогда не делал этого для детей, только для тебя, потому что ты особенно это любила – наверное, потому, что любила меня».
А сейчас разлюбила?..
И Дед Мороз не поможет? И орех Кракатук, раз в год исполняющий желания?
Впрочем, и в Деда Мороза, и в могущественный орех всегда верила именно ты, и тебе это доставляло радость и удовольствие. Мне-то не особенно. Но постепенно я... научился радоваться и верить, следом за тобой».
– Там еще снег был, – вспомнив про деда Мороза, вдруг сказал Волков. – На ковре. Я зашел, а в комнате никого нет. Я постоял, по сторонам посмотрел, потому что сквозняк гулял. Думаю, с чего это Коля у себя такой холодильник устроил!? А на ковре был след от ботинка, такой ледяной блин, знаешь, как с улицы приносят, когда снег налипает? Он был совсем свежий, только начал подтаивать!
Юля смотрела на него, пожалуй, почти с сочувствием.
– Но никто не признался! – вдруг констатировал Волков с изумлением. – То есть ни один из этих гавриков, которые в конторе вчера задержались, так и не признался, что заходил к нему! Хотел бы я знать, почему!
– И почему?
– Я не знаю. Нет, но это странно, да? След на ковре был, я видел совершенно точно, а в комнату как бы никто не заходил! Но так не бывает!
– Не бывает.
– Тогда почему они врут?
Юля пожала плечами.
– Может, они не врут, а просто забыли?
– Да ладно тебе, Юль! Кто-то забыл, что заходил к человеку, который через минуту после этого погиб?!
Тут Волков осекся и замолчал.
– «После этого» не значит «вследствие этого», – сказала Юля, знавшая его как свои пять пальцев. – Не выдумывай.
– Я не выдумываю.
Волков залпом допил из кружки, встал и дошел до окна. За окном валил снег. Совсем Новый год.
– Но этого быть не может, – сказал он сам себе, глядя на снег. – У нас в конторе?!
– Не выдумывай, говорю тебе!
– Я ничего не выдумываю. В офисе сидят пять человек. Вместе со мной шесть. Вместе с Колей Сиротиным – семь. Сидят допоздна. Конец года, и все такое. Ничего странного нет в том, что кто-то из сотрудников зашел зачем-то в кабинет к другому сотруднику! Так почему никто не признается?! Ну, зашел и зашел, и что?..
– Может, потому и не признается, что Коля погиб.
Волков повернулся и посмотрел на нее. За спиной у него валил мягкий бесшумный, совсем новогодний снег.
Юля говорила, что в такой снег Дед Мороз как раз и проезжает по городу на тройке с бубенцами, только его очень трудно разглядеть. Дети, когда были маленькие, всегда бежали на улицу и кричали, что да, да, они его видели!..
– Такими вещами не шутят, – сказал Волков, думая о тройке с бубенцами. – Это же серьезное дело, человек погиб!.. У всех спрашивали, кто и когда видел его в последний раз, и вышло, что все видели только днем! А снег тогда откуда?
– Волков, – перебила Юля, – вот только никаких независимых расследований не затевай, а?..
– Нет, но я должен знать!
– Все, что ты должен знать, тебе расскажет милиция!
Волков махнул рукой.
– Ну, какая милиция, Юлька?! – Он давным-давно не называл ее Юлькой, и она посмотрела на него с печальным изумлением. – Ты все знаешь про милицию. Новый год на носу, у них и так полно незакрытых дел, а тут какие-то следы на ковре! Кому они нужны?
– Вот именно.
– Что – вот именно?! Если Коля не сам упал, значит, я должен знать, кто его..., – Тут он замолчал, словно поперхнулся. Очень трудно было выговорить то, что он с такой лихостью собирался только что сказать! – Если его кто-то... короче, если...
– Если его столкнули, ты хочешь сказать.
– Да! – закричал Волков. – Я должен знать, кто это сделал! Тем более что в конторе вчера было всего...
– Семь человек, – подсказала Юля. – Вместе с тобой.
– Я его не сталкивал.
И они помолчали.
Волков вдруг очнулся и посмотрел на жену так, как будто видел ее первый раз в жизни.
Впрочем, он на самом деле видел ее первый раз – в этой самой
– А... почему ты не на работе?
У нее изменилось лицо.
Ту женщину, которая только что разговаривала с ним о Коле, он знал и любил. А эту, новую, с новым лицом, пожалуй, не знал. И не любил?..
– Юль?
– Что?
– Почему ты не на работе?
– Какая тебе разница?
«Какая тебе разница» – это тоже было из новой жизни, в которой он путался, терялся, не знал, как себя вести.
В которой –
Или –
– У меня больше нет работы, – сказала новая незнакомая женщина. – Меня уволили. Впрочем, не меня
