которую мясник мог бы классифицировать как «чуть меньше среднего размера», «превосходного качества», «нежную, хотя и лишенную избытка жира». Наряд ее за время долгого сна истлел, и на ней не было ничего, кроме ожерелья из меди и бирюзы. Измученная страхом, она не сводила глаз с пары дюжих подручных Дулки, которые установили мясницкую колоду и принялись точить ножи.
При виде Риальто с Ошерлом Дулка нахмурился.
— Ну, что на этот раз? Мы готовимся в последний раз хорошенько угоститься. Вам придется подождать, если только вы пришли не затем, чтобы избавить меня от боли.
— Угощение отменяется, если, конечно, ты сам не изъявишь желание отправиться в котел, — объявил Риальто. — Ошерл, выведи даму из загона и снабди ее подобающей случаю одеждой.
Сандестин мигом разнес загон в щепки и закутал тело девушки в светло-голубое одеяние. Дулка разразился горестными причитаниями, и жители деревни схватились за оружие. Чтобы отвлечь их внимание, Ошерл вызвал четверку голубых гоблинов восьмифутового роста. Скрежеща зубами, страшилища ринулись вперед, и людоеды врассыпную бросились в лес.
Риальто в обществе Ошерла и ошеломленной девушки вернулся в шатер, где налил спасенной пленнице бодрящего напитка и ласково разъяснил положение дел. Она выслушала его рассказ с недоуменным видом и, похоже, даже что-то поняла, поскольку залилась горькими слезами. Риальто подмешал в напиток успокоительное снадобье, и вскоре горе девушки сменилось состоянием дремотного безразличия, в котором все постигшие ее несчастья утратили остроту. Она безмолвно сидела рядом с Риальто, черпая утешение в его близости.
Ошерл цинично наблюдал за ними.
— Странное ты создание, Риальто, упрямое и загадочное, как и твои сородичи.
— Почему это?
— Бедный Дулка безутешен, его соплеменники затаились в лесу и не решаются вернуться по домам из страха перед гоблинами, а ты тут нянчишься с этой безмозглой бабой.
— Я поступаю так из галантности, каковое чувство недоступно твоему пониманию, — со спокойным достоинством отвечал Риальто.
— Ба! — воскликнул Ошерл. — Да ты тщеславен, как павлин, и не упустишь возможности покрасоваться перед этой аппетитной маленькой курочкой, за которой в самом ближайшем времени начнешь увиваться. А бедный Дулка, между прочим, остался без еды, да и на моем счету очков не прибавилось.
Риальто немного поразмыслил.
— Ошерл, ты умен, но не слишком. Мне не так-то просто заговорить зубы, как тебе кажется. Так что давай-ка вернемся к нашему разговору. Что еще ты утаил от меня относительно Сарсема и Аш-Монкура?
— Я не слишком вникал в их планы. Надо было с самого начала сказать мне, что именно тебя интересует. По правде говоря, мне известно немногим больше твоего. Аш-Монкур надеется с помощью Сарсема добиться своих целей, но тут нет ничего удивительного.
— Твой Сарсем играет в опасные игры. В конце концов он поплатится за двуличность! И всем остальным впредь будет наука!
— Ну, кто знает, как еще все повернется, — беспечно отмахнулся Ошерл.
— Эй, что ты хочешь этим сказать?
Ошерл не проронил больше ни слова, и Риальто с подчеркнуто оскорбленным видом отправил его на улицу охранять шатер. Сандестин облегчил себе задачу, вызвав четыре здоровенные гоблинские головы, горящие мертвенно-голубым светом, так что даже сам Риальто перепугался не на шутку, когда выглянул, желая убедиться, что все в порядке.
Вернувшись в шатер, Риальто приготовил для гостьи ложе, на котором она немедленно и уснула, обессиленная переживаниями. В самом скором времени Риальто тоже отошел ко сну.
Наутро девушка проснулась спокойная, но вялая. Риальто налил ей ароматную ванну, а Ошерл, приняв облик прислужницы, принес чистый наряд, состоявший из белых шаровар, алой куртки с золотыми пуговицами и узорчатыми черными петлями и невысоких сапожек на алом пуху. Она выкупалась, оделась, причесала свои короткие, до мочек ушей, черные волосы и нерешительно вышла к столу, где Риальто присоединился к ней за завтраком.
При помощи словарятора он обратился к спасенной пленнице на ее родном языке:
— Ты пережила ужасную трагедию, и я сочувствую тебе всей душой. Меня зовут Риальто, как и ты, я чужой в этой варварской эпохе. Могу я узнать твое имя?
Сначала девушка, казалось, не хотела отвечать, потом отбросила все сомнения.
— Мои секреты не имеют больше значения. В мыслях я называла себя Фуруд Рассветная, или Изящная Заряница. В школе же я получила диплом на имя Шалуке, или Первоклассной Пловчихи. Так меня называли друзья.
— Это имя кажется мне достойным, и я буду называть тебя так, если ты не предпочитаешь какое-либо другое.
Девушка ответила ему невеселой улыбкой.
— Я не в том положении, чтобы претендовать на роскошь высказывать свои предпочтения.
Эта мысль показалась Риальто сложной, но доступной для понимания.
— Чувство собственного достоинства должно зиждиться на врожденных качествах и осознании собственных свершений. Ты войдешь в историю под именем Шалуке Уцелевшая. Разве это не повод для гордости?
— Не особенный, поскольку лишь твое вмешательство спасло мне жизнь.
— Тем не менее ты инстинктивно избираешь верную тактику, — встрял Ошерл, расслышавший это замечание. — Чтобы ладить с Риальто Великолепным — а это и есть твой хозяин и владелец моего контракта, — нужно постоянно подогревать его непомерно раздутое тщеславие. Восхищайся его мужественной внешностью, притворно благоговей перед его мудростью и сможешь из него веревки вить.
— Ошерл нередко говорит колкости, — сдержанно заметил Риальто, — однако, несмотря на его сарказм, я был бы счастлив заслужить твое уважение.
Шалуке Пловчиха не могла скрыть своего изумления.
— Оно уже ваше, сэр Риальто! И Ошерлу я тоже очень благодарна за помощь.
— Ха! — фыркнул Риальто. — Да его куда больше печалило то, что бедный Дулка остался без обеда!
— Неправда! — возмутился сандестин. — Я просто пошутил!
— Как бы там ни было, надеюсь, вы простите меня, если я возьму на себя смелость спросить, что со мной будет?
— Когда мы завершим свои дела, то вернемся в Альмери и там обсудим этот вопрос. А пока можешь считать себя моей подчиненной. Я поручаю тебе надзирать за Ошерлом. Следи, чтобы он опрятно выглядел, не терял бдительности и вел себя учтиво!
Шалуке с той же полуулыбкой окинула сандестина оценивающим взглядом.
— Как я могу надзирать за существом столь глубокого ума?
— Проще простого! Если он вздумает сачковать, достаточно произнести всего одно слово: «очки».
Ошерл издал глухой смешок.
— Ну вот, Риальто Великолепный уже пустил в ход свои штучки.
Риальто и бровью не повел. Он склонился к девушке, взял ее за руки и заставил подняться.
— А теперь за работу! Ты уже немного оправилась от пережитого?
— Да, почти полностью! Спасибо тебе за твою доброту, Риальто.
— Шалуке Пловчиха, или Заряница, над тобой до сих пор висит тень печали, но от твоей улыбки на душе теплеет.
— Ну вот, ты вошел с ней в физический контакт, и теперь программа вступает во вторую фазу, — на языке Двадцать первой эры проговорил Ошерл. — Бедная маленькая овечка, разве сможет она устоять перед Риальто?
— Много ты понимаешь, — фыркнул Риальто. — Скажи лучше, разве сможет Риальто устоять перед бедной маленькой овечкой?
Девушка переводила взгляд с одного на другого, силясь догадаться, о чем разговор.
— Ладно, за дело! — воскликнул Риальто. — Ошерл, возьми плермалион, — он протянул прибор сандестину, — потом поднимись над облаками и отыщи синее пятно. Подберись под него и спусти тяжелый красный фонарь на длинной веревке, пока он не повиснет над самым Персиплексом. Погода сегодня безветренная, так что погрешность должна быть невелика.
Ошерл, подчиняясь какому-то своему капризу, принял облик вальвунского лавочника средних лет, облаченного в мешковатые черные штаны, горчичного цвета жилетку и широкополую черную шляпу. Он сжал плермалион в пухлой ладони и в три стремительных шага очутился в небе.
— Если удача будет на нашей стороне, — сказал Риальто Шалуке, — я в самом скором времени покончу со своим скучным делом, и мы сможем вернуться в относительное спокойствие Двадцать первой эры… Что это? Ошерл уже вернулся? Так быстро?
Сандестин соскочил с неба на коврик перед шатром. Он отрицательно покачал головой, а Риальто возмущенно уставился на него.
— Почему ты не отыскал Персиплекс?
Ошерл изобразил на лице скорбную мину.
— Пятно слилось с туманом, и я не смог его разглядеть. Так что от плермалиона нет никакого толку.
Риальто выхватил прибор, взмыл в воздух и, пробравшись сквозь облака, завис в багряном сиянии. Он поднес плермалион к глазам, но, как и сказал Ошерл, синего пятна нигде не было.
Риальто довольно долго стоял на белом облачном поле, отбрасывая длинную синеватую тень. Хмурясь, он осмотрел плермалион, потом снова оглядел небосклон, но все оказалось напрасным.
Что-то было не так. Задумчиво глядя на белую пелену облаков под ногами, Риальто принялся перебирать в уме возможные причины. Может, Персиплекс перенесли в другое место? Или плермалион утратил свою силу?.. Риальто вернулся в шатер.
Сандестин стоял в сторонке, рассеянно разглядывая древние развалины.
— Ошерл! — окликнул его Риальто. — Минуточку внимания, пожалуйста.
Сандестин неторопливо приблизился и остановился, засунув руки в карманы полосатых штанов. Риальто ждал, перекидывая плермалион из одной руки в другую и задумчиво глядя на Ошерла.
— Ну чего тебе еще, Риальто? — с напускной непринужденностью спросил тот.
— Ошерл, кто сказал тебе, что проекция Персиплекса может слиться с облачностью?
Сандестин сделал учтивый жест.
— Любому, кто наделен проницательным умом, сие совершенно очевидно.
— Но ты-то проницательным умом не наделен. Так кто вбил тебе в голову эту блестящую мысль?
— Я черпаю знания из множества источников, — пробормотал Ошерл. — Не могу же я помнить, откуда взялась каждая мелочь, которую я держу в голове.
— Позволь, я пофантазирую, как развивались события, — проговорил Риальто. — Ты внимательно меня слушаешь, Ошерл?
— А что, у меня есть выбор? — пробормотал безутешный сандестин, у которого отвисла челюсть и увлажнился взор.
