– Ах, простите!
– Простите меня! – И уступая ему дорогу, Каролина споткнулась о старинную скамеечку для дойки коров, и, упав, ударилась коленом об эту скамейку, и схватилась обеими руками за столб.
– О боже! – раздраженно сказал Зайка. – Вы не ушиблись? Ничего не задето?
Каролина жалко улыбнулась.
– Только мое самолюбие!
– Шут с ним, с вашим самолюбием, душенька. – И голос его прозвучал совсем по-бабьи: –
– Все прошло, спасибо…
Зайка повернулся к ней спиной и стад снова искать нужную вещь.
– Но ведь вы помните Каролину Розуотер? – сказала Аманита. Вопрос был явно ненужный, неприятный.
– Разумеется, я помню миссис Розуотер. Вы родственница сенатора?
– Вы всегда меня об этом спрашиваете.
– Неужели? И что же вы
– Как будто мы родственники, только очень дальние – предки общие…
– Занятно. Вы знаете, он уходит в отставку.
– Вот как!
Зайка остановился перед ней. В руках у него была небольшая коробка.
– Неужто он вам не
– Нет… Он…
– Разве вы с ним не
– Нет, – сказала Каролина, грустно опустив голову.
– Мне кажется, с ним было бы чрезвычайно интересно
Каролина кивнула:
– Да…
– Но вы с ним никак не
– Нет…
– А теперь, дорогая моя, – начал Зайка, повернувшись к Аманите с коробочкой в руках, – сейчас мы проверим ваши умственные способности. – Он достал из коробки с надписью «Сделано в Мексике» жестянку без крышки. Снаружи и внутри жестянка была оклеена пестрой веселенькой бумагой. На дно снаружи была приклеена круглая кружевная салфетка, а на нее прикреплена искусственная водяная лилия.
– Ну-ка догадайтесь, что это за штучка? Зачем она? И если вы угадаете, – а стоит она семнадцать долларов, – я вам ее подарю, хотя и знаю, что вы чудовищно богатая дама!
– А
Зайка прикрыл глаза.
– Разумеется, – сказал он усталым голосом.
Аманита сдалась сразу, гордо заявив, что она ничего не соображает и ненавидит всякие тесты. У Каролины заблестели глаза, она только-только собиралась что-то прощебетать, прочирикать, как птичка, какую-то остроумную догадку, но Зайка не дал ей высказаться:
– Это футляр для запасного ролика туалетной бумаги!
– Я так и догадалась, хотела сказать… – проговорила Каролина.
– Неужели? – равнодушно сказал Зайка.
– Она у нас в университете училась, член клуба «Фи-Бета-Каппа».
– Неужели? – повторил Зайка.
– Да, – сказала Каролина. – Но я об этом редко говорю. Я и вспоминаю редко.
– Я тоже, – сказал Зайка.
– Вы тоже член Фи-Бета-Каппа клуба?
– Вам это обидно?
– Нет…
– По сравнению с другими клубами, – сказал Зайка, – в этом слишком много народу.
– Тебе нравится эта штучка, мой маленький гений? – спросила Аманита, вертя коробочку перед Каролиной.
– Да, да, конечно… Очень мило… Прелестная вещь.
– Хочешь взять?
– За
Она сразу погрустнела: неприятно быть нищей.
– Может быть, потом… когда-нибудь…
– А почему не сегодня? – спросила Аманита.
– Ты знаешь, почему. – Каролина густо покраснела.
– А если я тебе куплю?
– Не надо! Семнадцать долларов!
– Если ты не перестанешь огорчаться из-за денег, моя птичка, придется мне завести другую подругу.
– Что я могу тебе
– Зайка, сделайте, пожалуйста, подарочный пакет, – попросила Аманита.
– Ах, Аманита, спасибо тебе большое! – сказала Каролина.
– Ты и не такой подарок заслужила!
– Спасибо тебе!
– Каждый получает по заслугам! – сказала Аманита. – Верно я говорю, Зайка?
– Это основной закон жизни! – сказал Зайка Викс.
Мотобот «Мария» уже дошел до загонов и стал виден посетителям ресторана Зайки Викса.
– Брось травить, пора ловить! – крикнул Гарри сыновьям, разлегшимся на носу бота.
Гарри заглушил мотор. Бот по инерции проскользнул через ворота загона в кольцо из шестов и свисавших с них сетей.
– Чуете? – сказал Гарри. Он спрашивал сыновей, чуют ли они запах рыбы, запутавшейся в сетях.
Те потянули носами, сказали, что, конечно, учуяли.
Широкое чрево сети, то ли пустое, то ли полное рыбы, лежало на дне. Край сети выходил из воды, перекидываясь от шеста к шесту как бы параболами. Край уходил под воду только в одном месте. Это и были ворота сети. Это и была та пасть, которая заглатывала всю рыбу, какая попадалась, направляя ее прямо в обширное чрево сети.
Теперь сам Гарри оказался внутри загона. Он отвязал верхний канат от крестовины возле ворот, выбрал слабину и снова привязал канат к крестовине. Теперь выход из мотни был навсегда закрыт – по крайней мере, для рыбы. Рыба в этом чреве была обречена.
Все втроем, перебирая сеть, перехватывали ее из рук в руки, и пространство, в котором оставалась рыба, становилось все меньше и меньше. И по мере того, как это пространство уменьшалось,
Никто не сказал ни слова. Это было время великого таинства. Даже чайки умолкли, пока эти трое, отрешившись от всякой мысли, выбирали сеть из моря.
Все пространство, оставшееся для рыбы, сократилось до овальной лужицы. Казалось, что в глубине