сотрясение.
Она смотрела на него, не веря своим глазам. Уж не снится ли ей все это?
– Это диагноз специалиста?
– Я кое-что смыслю в медицине, – равнодушно заметил он.
– Я тоже. – Она провела пальцем по чуть заметно вырисовывавшимся под его рубашкой мускулам, не переставая восхищаться его телом. – Однажды я зашивала рану – рассеченную кожу от виска до шеи. Это было ужасно.
Выражение его глаз говорило ей, что он не верит ни единому ее слову, но это ее не беспокоило.
– А где ты жил все эти годы?
– В Ирландии, – ответил он, помолчав.
– Один?
Это было все, что она осмелилась спросить, все, что ей хотелось узнать, хотя, глядя на звезды, она часто думала, не смотрит ли и он в этот момент на небо, думая о ней. Или о том, как бы они жили вместе, если бы она была иной.
Он все еще держал руку на двери, и Виктория не могла не чувствовать тепло и запах его тела.
– Чем ты занимаешься, Мэг?
– Разве я тебе не говорила, что опий заставляет меня делать и говорить абсурдные вещи?
Он не спускал с нее глаз, и она так и стояла, прижимая к груди одеяло. Ее злило, что она не может прочесть его мысли.
Она никогда не умела читать его мысли, а опьяненная снотворным, невольно боролась с ощущением блаженства, которое испытывала, находясь рядом с ним.
– Куда ты привез меня?
– В безопасное место.
– Безопасное? – Она рассмеялась – так не подходило это слово к ее положению, когда она стояла перед ним, сознавая свою наготу и жжение в груди. Запрокинув голову, она закрыла глаза. – Так это на мне перст Божий. Ангел явился из Ирландии. – Ее глаза вспыхнули. – Радуйся, что разрушил мою жизнь. Что я разучилась смеяться. Что ты наконец победил.
– Ты все сказала?
Его тихий голос и самообладание возмутили ее.
– Нет. – Охваченная безумным желанием взять над ним верх, возбужденная опием, разгорячившим кровь в жилах, Виктория протянула руки к его шее. – А ты?
Он схватил ее за запястья. Одеяло свалилось на пол. Она задрожала, огонь, вспыхнувший в его глазах, обжег ее.
Отпустив ее руки, Дэвид поднял одеяло и накинул его ей на плечи.
– Ты оскорбляешь себя, Мэг. Ей была ненавистна его жалость.
– Я не нуждаюсь в твоей милости, Дэвид. – Виктория отвернулась. – Но когда меня потащат на виселицу, – прошептала она, – я хочу, чтобы ты был там.
Виктория умолкла, не в силах произнести больше ни слова. На нее нахлынули давно похороненные в сердце воспоминания.
– У тебя есть кто-нибудь, с кем бы ты хотела связаться? – тихо спросил он. – Может быть, твоя семья?
– Моя семья?
Его семья. Сын, которого он никогда не видел.
Ее больше не защищала та не привлекающая внимания тихая жизнь, которую она вела столь долгое время. Место, куда она удалилась, где могла любить своего сына и обрести покой, где старалась искупить совершенные проступки, заплатить долги перед обществом, восстановить справедливость по отношению к тем, кто, по ее мнению, этого заслуживал.
А свои тайны она унесет с собой в могилу.
Сэр Генри слишком добр к ней, чтобы страдать по ее милости. Он любит Натаниела, любит ее.
Но он любит Викторию Манро, а не Мэг Фаради. Мэг Фаради никто не любил.
И меньше всех Дэвид.
У нее не оставалось надежды сохранить сына. Но она не могла допустить, чтобы Натаниела вырвали из его семьи и отдали на воспитание чужому бессердечному человеку, который силой удерживал ее здесь и позволял рыдать, уткнувшись в его рубашку.
Последний раз она так рыдала два года назад, когда похоронила мать Зевса. Неожиданно она вспомнила кошку, которую выловила из кишащих акулами вод у берегов Бомбея. Она привезла с собой в Англию это бездомное животное, единственную подругу беременной девятнадцатилетней девушки, которой больше некуда было ехать.
– Это все опий, – шмыгнула Виктория носом, когда Дэвид положил ее на кровать и накрыл одеялами, сохранявшими его запах.
– Я знаю.
– Я тебя ненавижу, – солгала она, закрыв глаза. Он подоткнул края одеяла.
– Я знаю.
Она старалась ненавидеть его. Многие годы старалась, но сейчас мысли путались. А почему, собственно, она должна ненавидеть его?
– Спи, Мэг. И она уснула.
Глава 4
Дэвид совершенствовал свое мастерство в фехтовальном зале, двигаясь по кругу с такими же точными движениями, как если бы защищал свою жизнь, с теми же упорством, ловкостью и решимостью довести до конца начатое дело. Он наступал и отступал, только для того чтобы снова наступать.
Пот заливал глаза. Он тренировался уже час, тишину нарушало только его дыхание. На мгновение он замер и парировал удар.
Памела Рокуэлл, сложив на груди руки, стояла в дверях, наблюдая за ним. Она была его партнером с тех пор, как три месяца назад он снова присоединился к группе Кинли. Порочная как смертный грех, она умела добывать информацию. Если бы он предоставил ей малейшую возможность, она выведала бы все его тайны. Она была замужем за другим его партнером, занимавшимся этим делом.
Шурша зеленым платьем и нижними юбками, она вошла в зал.
– Не позволяй кончику шпаги отклоняться, дорогой. Прием требует устойчивости и быстроты. Ты сегодня не в форме.
– Благодарю за замечание, Памела. Я не знал, что ты фехтуешь.
– Ты не пользуешься огнестрельным оружием. – Она подошла к нему. – Но оттачиваешь свое умение владеть колющим оружием. Нет ли в этом двойного смысла?
– Лишь в том случае, если я проткну чье-то сердце кончиком этой шпаги.
Он сдернул с крючка полотенце, вытер лицо и волосы, мокрые от пота. На нем были рубашка с длинными рукавами и черные брюки, заправленные в короткие сапоги. Одежда удобная, но в ней слишком жарко даже в холодную погоду.
– Хочешь еще позаниматься, а потом встретиться с Кинли?
– Не беспокойся, я верен своему долгу.
– Значит, ты готов передать ему свою пленницу? Кинли уже давно хочет повесить этот трофей на своей стене.
– Странно, – Дэвид бросил полотенце на пол. – Ведь мы совсем недавно узнали, что она, возможно, жива.
– Ты вышел из дела девять лет назад. По своей воле, могу заметить. Может быть, мне надо напомнить тебе о твоей работе, Дэвид? Чтобы ты не поставил под угрозу это задание.
– Задание, Памела? Сколько времени прошло с тех пор, как Кинли узнал, что Мэг жива?
Памела смахнула пылинку с рукава, она не подозревала, что тупость Кинли всегда омрачала отношения Дэвида со своим бывшим наставником.
– Я тебе не враг, Дэвид. Я на твоей стороне. Не забывай об этом.
– А я никогда не верил, что министерство иностранных дел интересует только истина. Или в то, что ты никогда не лгала мне.
Памела вздохнула:
– Знаешь, как трудно выловить в бурном море обломки потонувшего корабля?
– Зависит от глубины. Люди все время занимаются этим. Памела стояла, освещенная лучами солнца, струившимися из двустворчатого окна.
– Когда Кинли не смог обнаружить на этом корабле и следа похищенных из сокровищницы вещей, возникло предположение, что мисс Фаради не находилась в числе пассажиров. Пять последних лет он посылал агентов во все британские порты до самой Калькутты. Ты должен гордиться, что нашел ее меньше чем за три месяца.
– Кинли, черт его побери, все эти пять лет знал, что Мэг, возможно, жива?
– А тебе что за дело? Совершенно очевидно, что она все еще поддерживает связь со своим отцом. С кем она собиралась встретиться вчера, когда ты перехватил ее на дороге?
– Пойми, ведь она моя жена.
– Кинли говорит, что десять лет назад обстоятельства расследования мешали проникнуть в окружение полковника Фаради каким-либо иным путем. – Памела пристально смотрела на него из-под опущенных ресниц. – Любой мужчина не удивится, что ты решил соединить удовольствие с делом.
Он повесил шпагу на место.
– Я не святой, как считают многие. А Мэг не дьявол.
– О, пожалуйста, Дэвид. Ты заработал этот шрам не во время стрельбы по тарелочкам, – напомнила Памела. – Мэг Фаради виновна во всем, в чем ее обвиняли, и я не верю, что ты забыл о задании.
– Я ничего не забыл.
Он вернулся к Кинли закончить это дело ради душевного покоя, ради справедливости и ради ответов на вопросы, , которые десять лет ждали ответов. Так он успокаивал свою совесть каждое утро, когда смотрел в зеркало.
Он не знал, почему ему не хочется отдать Мэг Кинли и забыть о ней. Может быть, он хотел узнать правду о том, что произошло, когда она покинула его и исчезла. Он мог заключить по ее поведению, что она виновна. Но в чем именно, он точно не знал.
И все же ее страх может быть наигранным, ведь она превосходная актриса и ничего не предпринимала, ожидая возвращения. Уже не впервые она обманывала его и лгала.
Но если отмести все лицемерные обвинения, тогда, десять лет назад, чем ее ложь отличалась от его лжи?
Он всегда сознавал свой долг. Скрестив руки на груди, Дэвид прислонился к стене.
– Не беспокойся, Памела. У меня нет намерения уклониться от своей работы.
Она подбоченилась.
– Тогда докажи это! – Она улыбнулась, белые зубы блеснули между коралловых губ. – Наверху, в зеленой гостиной, Кинли ждет, когда ты приведешь ему свою пленницу.
Виктория, обхватив руками голову, сидела на кровати. Кто-то раздвинул шторы, лучи послеполуденного солнца, упавшие на пол, ослепили ее.
Посидев еще некоторое время, Виктория сдернула с постели простыню, завернулась в нее и на негнущихся ногах доковыляла до окна. За крышами деревенских домов увидела знакомые берега реки. Она должна передать сэру Генри, что жива. Ведь она не вернулась домой.
