— Узнайте адрес Лидии — это где-то возле Друри-лейн — и пошлите туда кого-нибудь. И доложите мне, как только найдете Джозефину.
ГЛАВА 15
Потоку машин было слишком тесно на улицах даже в воскресные послеполуденные часы. Довольная тем, что идет пешком, Джозефина торопливо прошагала через Ковент-Гарден.[27] Потом свернула на Друри-лейн и почувствовала облегчение от того, что находится уже в двух шагах от места назначения. От блеклого света, что успел озарить этот день, не осталось и следа, но вовсе не мрачная гряда облаков и наползающий холод заставили ее еще сильнее ускорить шаг.
Апартаменты Лидии располагались на первом этаже одного из тех домов, что пришли на смену трущобам в южном конце улицы. Ее комнаты можно было легко узнать даже издалека благодаря паре ярких красно-желтых деревянных ящиков с цветами, стоявших перед оконными рамами. Лидия шутила, что таким образом она готовит себя к жизни в загородном доме, когда в конце концов переберется на самом деле; где бы Лидия ни жила, она везде умела навести уют. Ее жилище всегда было элегантным, отличалось индивидуальностью и имело опрятный приветливый вид; и Джозефина с радостью ходила к ней в гости. Но не сегодня. Она понятия не имела, как ее встретит Марта, и ей было не по себе. Переходя на другую сторону улицы к дому Лидии, Джозефина заметила, что из подъезда вышла пожилая женщина, в которой она узнала жилицу верхнего этажа. Они уже пару раз встречались на импровизированных вечеринках Лидии, и теперь женщина весело помахала ей рукой.
— Я не буду закрывать дверь, чтобы вам не звонить! — прокричала она, придерживая входную дверь рукой. — Правда, вам следовало бы прихватить с собою шлем. Мне кажется, там скоро начнут бросаться кирпичами.
Джозефина хотела спросить женщину, что она имела в виду, но та уже исчезла. Может быть, Лидия пришла домой раньше, чем предполагалось, и они, как выразилась Марта, «разбирались»? Если так, то лучше сразу ретироваться. Но как тогда быть с безопасностью Лидии и как получить ответы на вопросы, которые ей необходимо задать Марте? Нет, пусть хоть ненадолго, но она к ним зайдет.
Не успела Джозефина преодолеть и полдюжины ступеней, как послышался голос Марты.
— Если бы ты был там, где тебе положено, этого разговора сейчас бы не было! — кричала она. — Я пытаюсь найти тебя с прошлого вечера, где ты, черт подери, пропадал?! Ты же знал, что я хочу с тобой поговорить. И что ты сейчас тут делаешь? Я же говорила тебе не являться ко мне, когда я с Лидией.
— Давай уж что-нибудь одно: или ты хочешь меня видеть, или нет.
Разговор действительно походил на ссору двух любовников, но второй голос был мужской, Джозефине незнакомый, и своей раздражительностью сразу вызвал у нее неприязнь. Неужели у Марты с кем-то роман? Этим можно объяснить смены ее настроения и тот таинственный цветок, но связь с мужчиной никак не вяжется с ее отношением к Лидии.
— Да и твоей драгоценной Лидии тут все равно нет, верно? Я видел, как она уходила. Видик у нее неважнецкий — переживает, наверное, потерю близкого дружка.
— Замолчи и перестань вести себя как ребенок: это тебе не игра! — В резких словах Марты звучало скорее огорчение, чем гнев. — Я терпеть не могу, когда ты ведешь себя как младенец. Мы должны прекратить то, что мы делаем, — это бессмысленно и ранит невинных людей. Я так больше жить не могу и должна все рассказать Лидии.
Джозефина протянула руку к двери, уже понимая, что самое разумное — повернуться и уйти, но было слишком поздно: подталкиваемая любопытством и тревогой за Лидию, она, не думая о последствиях, вошла в комнату.
Марта стояла возле маленького пианино Лидии и говорила с мужчиной, развалившимся на низком диване прямо перед ней. Он сидел спиной к Джозефине, но она увидела его отражение в длинном венецианском зеркале. Мужчина был хорош собой, хотя складки вокруг рта придавали его чертам угрюмость, которой отличался и его голос. Он казался совершенно невозмутимым, при том что Марта плакала. И эти слезы показывали, что не такая уж она сильная женщина, какой ее считала Джозефина. Впрочем, уязвимость характера Марты проявилась еще в прошлый вечер в разговоре с Лидией.
— Джозефина! Что вы тут делаете? — В голосе Марты прозвучал ужас.
— Что здесь происходит? — спросила Джозефина, не отвечая на вопрос. — О чем вы должны рассказать Лидии? И кто этот человек?
Марта попыталась взять себя в руки, но, как она ни старалась скрыть страх и придать своим словам обыденную тональность, они прозвучали тоскливо и как-то безнадежно:
— Это Рейф Суинберн. Он из театра.
Джозефина вспомнила: это его Терри прочил на роль Ботуэлла в «Королеве Шотландии», но не успела она раскрыть рот, как Суинберн вскочил на ноги и шагнул к ней.
— Сценические имена предназначены для незнакомцев, а Джозефина практически друг семьи. — Он протянул ей руку, представляясь: — Рейф Винтнер. Я полагаю, вы знакомы с моим отцом. — Заметив в ее руках цветок, Рейф повернулся к Марте: — Я его тебе оставил у служебного входа. И мне очень обидно, что ты его уже кому-то отдала.
— Это ты его оставил? Для чего? — Марта выглядела потрясенной, и Джозефине сразу стало яснее ясного, кто верховодил в этом непонятном пока союзе. Она вспомнила, что сказал Арчи о сыне Винтнера, и поняла, что попала в беду. Как она могла совершить такую глупость!
— Я, право, и не знаю, для чего я его тебе оставил, — небрежно ответил Винтнер, — но давай будем считать, что в знак сыновней любви. Хорошо?
— Рейф, не надо… Не перед…
Но Винтнер не дал Марте закончить фразу:
— Игра, кончена, мамочка. А жаль, ведь моя артистическая карьера развивалась вполне успешно, и мне так хотелось сыграть в «Королеве Шотландии». Но пора закругляться. Насколько мне известно, только что из Беруик-он-Твид прилетела пташка и вот-вот испортит нам все удовольствие. Скорее всего она этим прямо сейчас и занимается. Потому я и пришел сюда.
Марта посмотрела на сына так, словно он помешался, а Джозефина наконец осознала страшную ситуацию. Когда она пыталась понять, не могла ли Марта являться матерью Элспет, то отвергла такую возможность, поскольку Марта совершенно не горевала о смерти своей предполагаемой дочери.
Но может, это объясняется тем, что она сама участвовала в убийстве? Подобно большинству людей, Джозефина всерьез никогда не верила, что мать способна причинить зло своему ребенку, и теперь она в полном изумлении смотрела на женщину, которая чуть не стала ее подругой. Каким же надо быть чудовищем, чтобы вместе с одним из своих детей убить другого?!
А Марта с отчаянием смотрела на Джозефину, словно умоляя не судить ее строго, но вдруг на лице ее отразился дикий страх. Джозефина обернулась и увидела Рейфа у себя за спиной возле самой двери. Он достал из потрепанной кожаной сумки шарф, медленно его размотал, и в руке актера оказался пистолет.
— Рейф, пожалуйста, не надо! — вскричала Марта, но Винтнер уже направлялся к Джозефине.
Она не успела осознать, что произошло, как Винтнер схватил ее руку, которую резко завернул за спину, и задышал Джозефине в затылок. Он уперся дулом ей в спину, и в ту же секунду она поняла, что такое истинный страх. Джозефина много о нем писала и в прошлом не раз испытывала его за других людей — за Джека, конечно, и за мать, когда та умирала. Но этот животный страх был совсем иного рода — эгоистичный и унизительный, никогда в жизни она не ощущала ничего подобного.
— Не кажется ли тебе, мамочка, что ты передумала немного поздно? — В этом «мамочка» не было ничего, кроме глубокого презрения. Рейф отвел пистолет от спины Джозефины и принялся водить им по ее лицу. Холодная сталь коснулась щеки, Джозефина попыталась удержать слезы гнева и отчаяния, но из этого ничего не вышло. Винтнер засмеялся: — Так вот она какая, великая и таинственная Джозефина Тэй! Знаешь, мать, она ведь совсем не похожа на ту женщину, что ты описала мне на станции, когда объясняла, как выглядит будущая жертва. Как же это ты могла так ошибиться? Что ж, ошибку всегда можно исправить.