1518 году. [21]
Непринужденность, с которой сочинена композиция этой полубытовой картины, указывает, как и “Мадонна Альба”, на безвозвратное удаление религиозной живописи от чисто церковного понимания. В сущности, здесь и нет уже больше следов религиозности: это милая итальянская семья, расположившаяся где-то на просторе и занятая повседневными интересами. Гений Леонардо отразился здесь как на ритме композиции (вспоминается его луврская “Св. Анна”), так и в странных, загадочных, несколько гримасирующих улыбках, наконец, и во всей “укутанности” светотени, в той дымке (sfumato), которую неустанно преследовал великий художник. Однако Сарто отнюдь не последователь Леонардо в том смысле, в каком явились ломбардские ученики и поклонники Винчи. Его всегда можно узнать среди тысяч картин, и его обособленность просвечивает в каждой детали. Это не титан и не волшебник; его искусство носит оттенок расслабленности и не содержит в себе дара убедительности. Но перед совершенным мастерством Сарто продолжаешь останавливаться в изумлении, даже когда оно (как в нашей картине) затуманено плохой реставрацией. После таких виртуозных решений формальных задач идти было некуда, и естественно, что флорентийская живопись, потоптавшись полвека на месте, стала падать, обессиленная чрезмерной затратой энергии и сознанием, что “лучше не сделать”.
Флорентийцы XVI
Франчабиджо
Все же за этот XVI век Тоскана дала еще многих отличных мастеров: Франчабиджо (1482 — 1525) [22], Понтормо, Бронзино, Россо.
Франчабиджо.
Однако ни один из них не создал искусства свежего, грандиозного. Во всех них чувствуется “упадок психологии”, и это — при громадном запасе технических знаний.
Бронзино (Аньоло ди Козимо)
Среди этих художников XVI века самым крупным является Аньоло ди Козимо (1502 — 1572), прозванный Бронзино за свою склонность к резкой, определенной “бронзовой” лепке. Он автор такого шедевра, такой высшей точки ренессансной красоты, как “Венера” в Лондонской национальной галерее. В Эрмитаже Бронзино можно судить о Бронзино как о портретисте по портрету молодой женщины в профиль (В наст. время автором считается — Софонисба Ангишола), относящемуся (судя по моде роскошного костюма) к самому последнему периоду жизни мастера.
Софонисба Ангишола.
Образчиком же религиозных композиций Бронзино, всегда очень холодных, но тем не менее пленительных игрой линий и здоровой ясностью колорита, может служить близкое к нему “Св. Семейство” (В наст. время автором считается – Франческо Брина), означенное в официальном каталоге именем подражателя Корреджо Рондано, с произведениями которого эта картина не имеет ничего общего. Наконец, совершенно в характере Бронзино написан и хороший портрет юноши работы племянника Аньоло ди Козимо Алессандро Аллори Бронзино (1535 — 1607). [23] Слабая картина Россо (1494 — 1541) “Мадонна” не дает, к сожалению, никакого понятия об этом замечательном декораторе, сопернике Приматиччио при дворе Франциска I.
Россо Фьорентино
Венецианцы XVI в.
Несколькими годами позже, нежели Тоскана, но вполне самостоятельно, достигла зрелости своего искусства Северная Италия. Роль Винчи для Венеции сыграл Джорджоне (1478 — 1510), и странное дело, такая же “волшебная” таинственность окружает и этого художника. Личность Джорджоне, впрочем, еще менее выяснена, нежели личность Леонардо, оставившего по себе многочисленные литературные труды. “Венецианский же Леонардо” совершенная загадка. Достоверных произведений Джорджоне крайне мало, однако они исполнены такой чарующей силы, такой глубинной поэзии, такой подлинной красоты, что не остается сомнений относительно значения этого великого мастера в истории. Джорджоне был настоящим источником, из которого вылился торжественный поток венецианской живописи.
Одной из главных гордостей Эрмитажа является произведение Джорджоне “Юдифь” — странная картина, такая же “двусмысленная” и “коварная”, как и картины Леонардо.
Джорджоне
“Юдифь ли это?” — хочется спросить про эту строгую, печальную красавицу, с лицом дрезденской Венеры, так спокойно попирающую отрубленную голову. Какими глазами взглянет на нас эта женщина, если подымет свои веки; какими глазами взглянет и дрезденская Венера Джорджоне? Эту тайну унес с собою художник точно так же, как унес он и разгадку многих своих других картин. Кто такие эти музицирующие монахи, что означает луврский “Концерт” с нагими женщинами на лужайке, что означает эта “Гроза” (в палаццо Джованелли)? Тициан, принявший художественное наследие Джорджоне, не отвечает на подобные вопросы. Его искусство зрелее, полнее и по-своему тоже таинственно (как всякая подлинная красота), но Венеры Тициана, его библейские героини, его портреты не проникают, как то делают образы Джорджоне, к “последним затворам” души, не манят в какую-то даль безумия.
Тициан
