Фрингс догадывался, что она получает чувственное наслаждение от пребывания на сцене; способность передавать эту чувственность голосом в сочетании с выдающейся внешней красотой и превратили ее в тот секс-символ, которым Нора Аспен была сейчас. Самое забавное заключалось в том, что ей не особенно нравился джаз. Будь у нее выбор, она предпочла бы выступать с симфоническим оркестром.
Они сидели в «Паласе» в восточной части Города, где жили преимущественно чернокожие. В зале было немноголюдно — кроме Фрингса и Норы веселилась лишь горстка кавказцев. Нора любила это место, поскольку здесь на нее не обращали внимания, и она могла по-настоящему отдохнуть. В этом районе известностью пользовались только черные музыканты, а она была всего лишь частью продвинутой белой публики, которая имела смелость здесь появляться, чтобы послушать настоящий джаз. Что касалось Фрингса, то он любил музыку, а главное, мог разжиться здесь косячком.
— Тебе понравился оркестр? — спросил он Нору, когда музыканты сделали небольшой перерыв, чтобы настроить инструменты и промочить горло.
Она пожала плечами и слегка нахмурилась, устремив взгляд в глубину зала. Сегодня она выглядела отрешенно, была погружена в свои мысли. Из-за этого Фрингс весь вечер балансировал между грустной озабоченностью и полной индифферентностью. Их связь была какой-то ущербной. Она знаменитая джазовая певица, во всяком случае — на данный момент; он — одиозный репортер с именем, который наступал на мозоли богачам и представителям власти. Такая парочка прекрасно вписывалась в мир городского гламура, который казался Норе утонченно-шикарным, а Фрингсу — довольно убогим. Хотя в глазах публики их союз был своего рода эталоном, взаимные чувства со временем увяли. А что осталось взамен? Вот такие вечера, когда они сидели рядом, чувствуя себя чужими.
К их столу подошел высокий элегантный мужчина в смокинге. Волосы у него были гладко зачесаны назад, тонкая полоска усов почти терялась на темной коже. Он наклонился к Норе, и они чмокнули друг друга в щеку. Потом мужчина пожал руку Фрингсу. Это был Флойд Кристианс, метрдотель «Паласа», с которым Фрингс был знаком уже много лет.
— Как дела, Фрэнк? Как тебе наш оркестр?
— Молотят что надо, — похвалил Фрингс.
Флойд вопросительно посмотрел на Нору.
— Она сегодня не в духе, — объяснил Фрингс.
Нора продолжала равнодушно смотреть на сцену, с привычной чувственностью выпуская дым из полураскрытых губ.
— Флойд, а как насчет косячка?..
Тот тихо рассмеялся:
— Всегда пожалуйста. В наши дни без этого нельзя. Да не оскудеет рука дающего — так ведь, кажется, говорят? Опять голова болит?
— Когда прихватит, мне не до шуток.
Флойд сочувственно кивнул.
— Послушай, здесь какой-то тип мотался, вынюхивал. Спрашивал про тебя. Ничего не нарыл, но пытался.
— Высокий блондин, такой весь из себя?
— Похоже, что он.
Смит.
— Кто-нибудь с ним говорил?
— Какого хрена?
— Понял. Извини. Конечно, нет.
— Он из легавых?
— Боюсь, что да.
— Ты во что-то вляпался?
Фрингс кивнул.
— Тогда понятно, зачем тебе травка.
Оркестр снова сделал перерыв, и Нора повернулась к Фрингсу. Что-то в ее взгляде говорило о том, что сегодняшняя отчужденность объяснялось скорее тревогой, чем равнодушием. Она прикрыла ладонью его руку. Фрингс не воспротивился, но отвечать тем же не стал.
— За мной кто-то следил вчера в клубе.
— Ты же выступаешь — все за тобой наблюдают.
— Нет, публика смотрит шоу. А этот человек смотрел на меня.
— Ты слишком мнительная.
— Разве?
— Как в набитом людьми зале можно понять, что за тобой кто-то следит… следит, а не просто глазеет?
— Фрэнк, я ведь давно на сцене и вижу публику насквозь. Я сразу чувствую, кто из мужиков не прочь переспать со мной или освистать меня. Вижу, когда женщины мне завидуют или считают шлюхой.
— Или тоже хотят переспать с тобой, — усмехнулся Фрингс.
— Не валяй дурака. Я серьезно. Но здесь все по-другому. Это не… Не знаю, как сказать. Похоже, он приходил с какой-то целью, а вовсе не ради джаза. Он наблюдал за мной. Очень пристально.
— Сдвинутый поклонник?
Нора вышла из себя. Однако, как показалось Фрингсу, здесь было больше страха, чем злости.
— Фрэнк, на меня ежедневно пялится куча народу. И я в состоянии почувствовать разницу между телячьими взглядами обожателей и откровенной слежкой.
Фрингс задумался. Любая женщина, обладающая красотой и популярностью, неизбежно становится объектом неистового поклонения. Ей уже не раз приходилось сталкиваться с подобной проблемой, и Фрэнк бывал тому свидетелем. Однако это ничуть не смущало Нору. И если сейчас она забеспокоилась, это неспроста.
— Ну хорошо. Ты можешь его описать?
Возможно, это опять Смит. Последнее время этот тип постоянно дает о себе знать.
— Низенький, очень смуглый. Похож на индийца.
— Он тебе что-нибудь говорил?
— Нет. Просто стоял у бара и смотрел.
— А с ним кто-нибудь был?
— Непохоже. Я не видела, чтобы он с кем-то разговаривал.
Нора убрала руку. Фрингс понимал, что женщина ждет от него не перекрестного допроса, а чего-то другого, но не знал, что сказать.
— Фрэнк, — заключила она, поднимая стакан. — У меня будет недельный перерыв. Может быть, ему надоест и он исчезнет.
Похоже, разговор был окончен. Нора отвернулась и стала смотреть на людей, снующих у сцены. Это были сливки общества чернокожих, которые поразили ее — возможно потому, что в это общество певица не имела доступа, хотя любые другие двери были для нее открыты. Фрингс откинулся на спинку стула и закурил «Лаки», стараясь вызвать у себя сочувствие к Норе. Это было довольно тягостным занятием, от которого он с радостью отвлекся, увидев приближающегося Флойда.
— Тебе звонок по нашему телефону, Фрэнк.
Извинившись перед Нориной спиной, Фрингс последовал за метрдотелем, который привел его в комнату, обитую красным бархатом и обставленную черной кожаной мебелью. Телефон стоял на таком же черном столе, трубка лежала рядом. Фрингс поднял ее и произнес:
— Фрингс слушает.
— Фрэнк, это Панос.
Хватает же наглости звонить даже ночью.
— Что стряслось, шеф?
— Еще один взрыв.
