— Нет здесь никакого привратника. Зато в заброшенных монастырях водятся привидения. В основном, замурованные монахи, — уточнила она, припоминая территориальное распределение привидений.
— Конечно, — отозвался Ронан, пинком проверяя колонну на крепость. — А еще амбарные гоблины, Кровавые Кости, гончие Гавриила и ведьмы на помеле.
— Получается, ты во все это не веришь? — огорчилась Агнесс.
— Не верю. Зато мой отец верит и в ведьм, и особенно в чертей. Даже считает, что они затесались среди моих предков. Не с его стороны, разумеется, — выплюнул Ронан.
Агнесс уже не раз замечала, что как только они с Ронаном начинали разговор, за их спинами словно бы материализовывался его отец. Но на этот раз Агнесс твердо решила оставить его позади.
— Побежали отсюда, — сказала она, проворно забираясь в окно галереи. — Давай лучше озеро посмотрим. Я слышала, что его спроектировал сам Ланселот Браун.
В темноте мягко светились белые розы на кустах, вопреки хрупкой своей природе не заглохших под напором сорняков, а разросшихся густо и пышно. Ветки с шипами зацепились сразу за рукав и за подол Агнесс, словно пытаясь ее удержать, но Ронан помог ей выпутаться. До озерца они дошли молча. Агнесс опиралась на руку Ронана, и ей отчего-то было так уютно, что не хотелось нарушать это ощущение ни единым словом. А Ронан не относился к любителям легкой болтовни.
Они присели в ротунде, стряхнув со скамейки прошлогодние листья, и полюбовались на искусственно озеро. Возможно, когда-то оно казалось архитектурным элементом, но за годы природа успела его присвоить — затянула берега пеленой ряски и украсила водную гладь заплатками кувшинок.
— Надо спросить дядю, когда в Линден-эбби разбили парк, — Агнесс достала платок, чтобы сделать узелок на память, но Ронан улыбнулся не без самодовольства.
— А зачем его спрашивать, Нест? Работы закончились в 1767 году при твоем прадеде, девятом графе Линдене.
— Откуда ты знаешь? — вскрикнула Агнесс, так громко, что над ее головой запищали потревоженные ласточки. Купол ротунды был облеплен их гнездами.
— Если я плохо себя вел, а это было почти всегда, меня запирали в пустой комнате, а из книг оставляли «Собрание проповедей Джона Нокса» и «Родословную английских пэров». Как думаешь, что я выбирал? Всю йоркширскую знать я изучил от и до, в том числе и твою семью.
Агнесс было лестно слышать, что Линденов называют ее семьей, как будто и она какая-нибудь графиня.
— А мой дядюшка там упоминался?
— Дался же тебе твой дядя. Дома на него налюбуешься, — Ронан разворошил ногой густой ковер листьев и обиженно замолчал.
— Ну, Ронан, ну, не дуйся. Лучше еще что-нибудь про нас расскажи, — взмолилась Агнесс, пододвигаясь к нему поближе.
— Твои предки успели как следует начудить, — сообщил Ронан, сменив гнев на милость. — Во время Гражданской войны поддержали короля Карла, так что войска Кромвеля пришли в усадьбу и как следует всем наваляли. Странно, что усадьба вообще уцелела. Разве что окна повылетали, когда поблизости взорвали древнюю церковь, но это уже мелочи. А в прошлом веке здесь останавливался Красавчик Принц Чарли, когда вел свои войска на Лондон. Твоего прадеда едва не лишили титула за пособничество врагу, но обошлось. В общем, Линдены всегда связывались с кем-то не тем.
— А теперь связались со мной, — вздохнула Агнесс, вставая.
Она хотела пройти по мосткам к озеру, но Ронан не пустил. Решил сначала проверить, не прогнили ли доски. Доски выдержали его и вообще оказались крепкими: Ланселот Браун строил на века. Наконец, Агнесс смогла приблизиться к воде. Черное зеркало пруда чуть дрожало, время от времени на поверхности расходились круги.
— Это рыбки?
— Не знаю.
Агнесс присела, коснулась пальцами воды. Тишина из уютной вдруг превратилась в напряженную. Надо было что-то сказать, но у девушки, которая прежде всегда корила себя за излишнюю болтливость, вдруг пропали все слова и все мысли, кроме одной: ей безгранично хорошо с Ронаном, и значит ли это, что она… влюблена в него?
Но разве может роман начинаться со ссоры, с падения в лужу, с общей заботы о сумасшедшей матушке?
Разве любовь не начинается с внезапного озарения, с ослепления?
«Она затмила факелов лучи! Сияет красота ее в ночи, как в ухе мавра жемчуг несравненный. Редчайший дар, для мира слишком ценный…»
Впрочем, ладно, о ней это вряд ли можно было подумать там, на постоялом дворе.
Но она тоже ведь ничего хорошего не подумала о Ронане, когда он ее толкнул.
«Любезный пилигрим, ты строг чрезмерно к своей руке: лишь благочестье в ней…»
Ну да, благочестье.
«Одна в душе лишь ненависть была — и жизнь любви единственной дала… Но победить я чувство не могу: горю любовью к злейшему врагу!»
Тоже не годится, они не враги, они друзья. Можно ли сначала подружиться, а потом влюбиться в своего друга?
Но Ронан-то в ней до сих пор видит только подругу и утешительницу в несчастьях… Наверное…
Наверное, он…
Свою мысль Агнесс так и не додумала. Кто-то обхватил костистой лапой ее запястье и так рванул, что она полетела в воду, не успев даже пискнуть. Агнесс мгновенно захлебнулась, вокруг была кромешная тьма, и кто-то тянул ее, тянул ко дну, и тщетно она билась — мокрые юбки спеленали ей ноги, и она бы не смогла выплыть, даже если бы невидимый в подводной тьме враг отпустил ее… А он не отпускал.
Это был лаббер. О том, чтобы утопить кого-нибудь в этом пруду, он мечтал вот уже четверть века. И сейчас мечта сбывалась наилучшим образом: он смог захватить одну из них! Одну из кровных родственниц тех гадких смертных, поселившихся в аббатстве и изгнавших его, законного жильца! Заставивших его жить не в родных стенах, а здесь — в пруду, под мостками… Один из мальчишек давно уже гнил в земле, зато другой надел белый воротничок и посвятил себя служению силам, с которыми лаббер предпочитал не иметь ничего общего.
Пусть тоже поплачет. В этом лаббер не сомневался. И ликовал, глядя, как мелкие пузырьки воздуха вырываются изо рта девушки и всплывают к поверхности.
Твой последний вздох, глупышка…
Прошлого и будущего для лаббера не существовало, одно лишь «сейчас», растянувшееся на века. Он ничего не забыл и не простил — он не умел забывать, а тем более прощать.
Ждал возможности поквитаться. И дождался.
Нест исчезла под водой так быстро, что Ронан глазам своим не поверил. На раздумья времени не было, и он сразу прыгнул следом. Не задумавшись даже о том, что он ведь не умеет плавать, он вообще никогда не плавал, никогда не погружался в воду, никогда… Но оказалось, что плавать он очень даже умеет. Более того — под водой, как выяснилось, двигаться куда проще, чем по суше, и тело Ронана обрело удивительную ловкость, а движения — стремительность. Но самое удивительное — то, что под водой было светло.
Нет, не так светло, как бывает днем на земле, но все светилось странным зеленым светом, и Ронан
