— Кроме того, — продолжил он, кивнув в сторону Хеллен и мистера Брауна, — наши друзья, видимо, хотят побыть наедине, чтобы попрощаться.
Расценив это как намерение виконта отсрочить расставание, Куини провела его через магазин и рабочую комнату. Пока хозяйка отпирала заднюю дверь, Гарри снял с крюка лампу и зажег ее. Он даже пересек маленький двор, желая убедиться, что за единственным деревом не скрывается злоумышленник, как будто Парфе не предупредил бы ее, учуяв незнакомый запах. Куини улыбнулась, но ей была приятна забота, тем более лорда Хэркинга, настоящего джентльмена.
Парфе тоже доказал безупречность своих манер, спрятавшись за куст и оставив тем самым пару наедине.
— Вам не холодно? — Виконт собирался предложить ей свое пальто.
Но Куини уже была в теплой шерстяной накидке, защищающей от холодного сырого ветра.
— Спасибо, все хорошо. Да и Парфе не гуляет подолгу, если только мы не идем в парк. Он тоже любит комфорт.
Как бы подтверждая слова хозяйки, пес сразу подбежал к ней и завилял хвостом.
— Ты скучал по мне, дорогой? — по-французски спросила она.
— Вы не француженка, я прав?
— Да, — честно ответила Куини. — Француз у нас Парфе. Но я довольно много времени провела в Париже. Редакторы модных журналов и большинство англичанок считают, что лучшие фасоны приходят из Франции, и я не буду их разубеждать.
Куини не упомянула про месье Лекарта, а лорд Хэркинг, слава Богу, не спросил о нем.
Лорд Хэркинг с извинениями проводил ее обратно в дом. Хеллен и Браун отскочили друг от друга, после чего молодой человек вышел к дожидавшейся карете, а Хеллен отправилась наверх, где должна была переночевать.
Гарри и Куини стояли молча. Им нечего было сказать; вечер закончился, их временное соглашение тоже.
Куини в глубине души надеялась, что он снова ее поцелует, но Гарри знал, что не должен этого делать. Наконец она протянула ему руку.
Он пожал ее, затем покраснел оттого, что ведет себя как деревенский олух, а не как воспитанный джентльмен, и поднес руку к губам.
— Я…
— И я тоже, — Куини высвободила руку.
Что бы он ни собирался ей сказать или предложить, она не хотела ничего слышать.
— Тогда спокойной ночи, мадам Дениз Лекарт, и спасибо.
— Адью, лорд Хэркинг, и мерси.
— До свидания.
Как нелепо сейчас, при свете дня сожалеть, что они могут уже никогда не встретиться. Такие безрадостные мысли больше подходят для одинокой ночи под одеялом. Куини помнила, как ей хотелось, чтобы герой-солдат, ее отец, чудом оставшись в живых, вернулся с войны. Он бы любил ее и никогда бы не покинул. Затем она горевала, когда ее желания не сбывались.
Глупая девчонка. У нее вообще не было отца.
Как не было никакого будущего с лордом Хэркингом, так что лучше действительно не видеть его. Тогда не придется испытать разочарование. Ничего хорошего из этого знакомства не может получиться. Ничего путного.
Кроме дружбы. У Куини до сих пор не было друга-мужчины, и она никогда не верила, что такое возможно. Его сиятельство в любой момент может захотеть большего, чем дружба… или же она сама захочет большего. Поэтому лучше разочарование сейчас, чем отчаяние потом.
С другой стороны, она должна виконту деньги. Обед — это его приглашение, но бал — только сделка. Хотя цена входного билета незначительна, особенно для джентльмена его положения, но для Куини существенное значение имела гордость. Она не любила чувствовать себя кому-либо обязанной, тем более мужчине, тем более аристократу.
Отвезти деньги в отель — это все равно что предложить ему свое тело. Если отправить их с посыльным, он может подумать, что она хочет продлить знакомство, так как он будет вынужден поблагодарить ее. Или даже это оскорбит его, поскольку светские люди редко говорят о деньгах, к тому же сумма довольно ничтожна, по его меркам.
Пока она решала, что делать и стоит ли делать вообще, лорд Хэркинг сам открыл дверь магазина, о чем возвестил колокольчик.
Гарри тоже почти не спал в эту ночь. Высадив Брауна у клуба, он сразу поехал к Рашель Пуатье. В борделе в тот час должна была идти оживленная работа после вечерней попойки на балу. Рашель наверняка там присутствовала, встречая новых клиентов.
Гарри не хотелось этим заниматься, но чем быстрее он найдет своего зятя или бриллианты, тем скорее сможет вернуться домой к спокойной, приличной загородной жизни. Только вот беда, с каждым днем его пребывания в Лондоне эта жизнь начинала казаться ему ограниченной, размеренной и слишком монотонной. Конечно, она имела смысл и была достойна уважения, но теперь он уже не чувствовал прежнего удовлетворения.
Нет, Гарри не собирался утолять плотские желания с брошенной любовницей Джека Эндикотта или с кем-то из ее скудно одетых девушек. Они выглядели усталыми, потрепанными. Некоторые были слишком юными, напоминая Хеллен, некоторые слишком старыми, походившими на его экономку.
Сама мадемуазель Пуатье была красивой женщиной, высокой, соблазнительной, с рыжими волосами, которые заставляли мужчин думать об огне и страсти. А Гарри думал о лисе, подкрадывающейся к замершему кролику. Жадный блеск, вспыхнувший в ее глазах, когда она увидела хорошо одетого джентльмена и услышала его титул, тут же погасил бы любое восхищение, если бы Гарри испытал его. Да и французский у нее был настолько ужасен, что ограничивался немногочисленными oui mais и non.
Рашель, конечно, заметила, что гость пришел не за этим. Но когда тот отверг двух самых любимых ее девиц, а затем пренебрег ее собственной благосклонностью, даром, который предлагался только самым избранным клиентам, Рашель это сильно рассердило. Она туг же забыла и свой французский, и светские манеры.
— Чего ж ты явился сюда, приятель, раз такой чванливый?
— Па самом деле я ищу мужчину.
Она ударила его по щеке.
— Здесь не то место, парень, я содержу приличный бордель. Иди-ка ты отсюда со своими извращенными привычками… О, это мне?
Гарри полез в карман за кошельком, но по ошибке достал бархатный футляр ювелира. Сначала он даже подумал, не предложить ли ей сапфировую подвеску в обмен на информацию. Нет, у мадам зеленые глаза, дурные зеленые глаза, да и щека у него все еще горит. Он протянул ей монету.
— Этот человек — мой зять, у меня для него сообщение, вот и все. Сэр Джон Мартин. Я слышал, он постоянный клиент вашего… э… заведения.
Монета исчезла в вырезе платья мадам.
— Он был тут раза два на прошлой неделе, однако не заплатил, и я вышвырнула его. Он говорил, что скоро разбогатеет, но я не получила от его богатства ни фартинга. Твоя монета не покроет его счет.
Гарри протянул ей вторую, держа наготове третью.
— Адрес, где он может сейчас быть.
Рашель смотрела на монету, как тонущий на уплывающее бревно, и все же покачала головой.
— Мошенник не сказал, где его можно найти, к моему глубокому сожалению, иначе бы я вытрясла из него свои деньги.
Тем не менее Гарри кинул ей третью монету.
— Это на тот случай, если вы услышите о нем или встретите на улице. Я остановился в «Гранд-отеле» и заплачу больше, если вы поможете найти его.
Теперь Гарри мог исключить самые дорогие бордели, раз его зять был не в состоянии заплатить Рашель Пуатье. Очевидно, Мартин еще не продал бриллианты Хэркинга, если он еще в Лондоне и без денег. Вероятно, в приличных магазинах знают фамильные драгоценности или требуют их проверки на Боу-стрит. Когда Гарри обходил ювелиров, он выяснил, что камни можно вынуть из оправы и разрезать, но для этого требуются специалист и большие затраты. А ничтожество Мартин слишком глуп, чтобы заниматься такими трудными вещами. Если б он стащил в Хэркинг-Холле пару серебряных канделябров, никто бы никогда не узнал, откуда они, любой ломбард дал бы ему наличные деньги, а Гарри не пришлось бы спускаться на дно английского общества.
Но сегодня ночью он не будет забрасывать удочку, он будет вспоминать мадам Лекарт с ее почти невинным поцелуем. Гарри вернулся в отель, надеясь увидеть приятные сны, однако ему не спалось. Он беспокойно ворочался, но вместо того, чтобы думать, как отыскать зятя среди дешевых притонов Лондона, он мечтал о встрече с Дениз.
Он знал, что не должен этого делать. Она поставила условием только один вечер и ясно дала понять, что ее не интересуют недозволенные связи. Гарри тоже не собирался заводить интрижку с портнихой, он лишь хотел еще немного побыть в ее обществе, разгадать загадку этой женщины. Если бы он выяснил, кто она, почему и как стала тем, кем была, то полностью бы удовлетворил свое любопытство.
Джентльмен часто посылает цветы леди, которую сопровождал предыдущим вечером. Но ведь киприйский бал — это не светский прием, а мадам Лекарт, кем бы она ни была, все же не леди.
Хотя она может тоже любить цветы. Вчера у нее были в волосах незабудки. Кроме того, если он сам вручит ей букет, это будет отличным поводом увидеть ее снова. Нет, тогда он будет похож на поклонника. Записка с приглашением Дениз в парк? Слишком рискованно. Она может отказаться. Прогулка по окрестностям, случайно приведшая к ее магазину? Слишком очевидно.
Это должны быть цветы… или сапфировая подвеска.
Она дала ему пощечину.
Черт возьми, неужели его щеки недостаточно румяны или настолько безобразны, что каждой женщине хочется ударить по ним?
Радость от встречи с ним померкла, когда она увидела бархатный футляр, который он ей протянул.
— Вы не понимаете.
— Я прекрасно все понимаю, лорд Хэркинг. — Она
