смотрели друг на друга поверх бокалов.
Глава 7
Раздался звон хрусталя, и она позволила ему осушить его бокал, прежде чем поднять приготовленный шарф. Неплотно обматывая им его запястья, она связала их восьмеркой, а затем привязала к спинке кровати у него над головой.
Он улыбался ей, точно волк, посаженный на цепь.
Так и ждет, чтобы съесть ее, как только она захочет его погладить.
У Эвы засосало под ложечкой. Она не знала, сколько у нее времени, прежде чем подействует любовный эликсир. Внутренне содрогаясь, она присела на край кровати и изобразила довольную, веселую улыбку, глядя на своего пленника, который по своей воле согласился стать беспомощным. Господи, она даже не уверена, что сможет все довести до конца. Она хотела лишь увидеть, насколько действенно снадобье, прежде чем передать его Марии Антуанетте, хотела лишь обуздать Блэкхита, чтобы он не мог вскочить и взять ее силой, хотела лишь испытать эликсир на этом коварном дьяволе. И остаться в безопасности. Сколько ему придется страдать, прежде чем действие снадобья закончится? Или он будет мучиться до тех пор, пока дикая страсть, которую он испытает, наконец не будет удовлетворена?
— Вы мало пьете, — проговорил он, обратив внимание на ее лишь наполовину опустевший бокал. — Шампанское пришлось вам не по вкусу?
— О нет, дело совсем не в этом, Блэкхит. Я хочу полностью ощущать все, что произойдет. Мне не нужно себя дурманить.
— Понятно, — произнес он, подтягиваясь немного наверх, чтобы поудобнее устроиться на подушках. Эва украдкой взглянула на него. Хоть рубашка и скрывала его достоинство, у нее не было никакого сомнения, что он находится в полной готовности. Но, будет ли он готов еще больше?
— К тому же в моей семье не переносят алкоголь, — добавила она, вздрогнув, когда в камине стрельнуло полено. — Моя мать погибла от невоздержанности.
Ну, это было не совсем правдой. Она умерла от несчастной любви, а алкоголем лечила разбитое сердце.
— Мне очень жаль, — прошептал он, и в его глазах появился странный блеск. Она увидела, как у него на руках забугрились мышцы. — А моя мать умерла при родах. Трудно терять того, кого любишь.
— Невозможно забыть, правда?
У Люсьена окаменело лицо.
— Нет, невозможно. — Он стиснул зубы. — Особенно когда за неделю теряешь обоих родителей.
— Тогда мне стоит пожалеть вас, — вздохнула она. — А что случилось?
— Мать как раз рожала Нериссу, и роды проходили очень тяжело… Отец не мог вынести ее криков… — Он закрыл глаза, на лбу выступили мелкие капли пота. — Он побежал вверх по лестнице, чтобы их не слышать… упал и сломал шею.
— Милостивый Боже! — прошептала Эва, поднеся пальцы к губам.
Блэкхит старался разорвать удерживающие его путы. Шарф сильно натянулся, слишком сильно — вот-вот порвется. В душу Эвы закрался страх — страх, что шарф не выдержит, страх, что она отравила его. Она не сомневалась, что он испытывает боль.
— Именно я… нашел его, — прохрипел он, сжимая кулаки. — Как вы выразились, такого… никогда не забудешь.
— С вами все в порядке, Блэкхит?
Черные глаза распахнулись, обожгли ее своим светом.
— Я умираю от желания, — не выдержал он. — Боже, женщина, имей милосердие.
Так просто взять и оставить его здесь, как она и собиралась; так просто одеться и вернуться на бал, как ни в чем не бывало. Она станет смеяться последней. Однако, несмотря на то что Эва гордилась своим расчетливым бессердечием во всем, что касалось мужчин, даже у нее хватило сострадания, чтобы не поступить так… к тому же с беспомощным и связанным противником, способным доставить удовольствие, но не способным властвовать над ней. Что ж плохого в том, чтобы поступить с ним так, как ей хочется?
Она потянулась к нему и провела ладонью по щеке, ощутив на пальцах его горячее, неровное дыхание. Между ног у Эвы словно полыхнуло огнем. Тихо застонав, женщина приподнялась и села на него верхом немного выше напряженного члена, ее колени утонули в перине по обеим сторонам его бедер.
— Ниже, — прохрипел он. — Не мучай… не сейчас.
По поводу этого эликсира больше нет вопросов, торжествующе подумала Эва. На этот раз она определенно украла настоящий состав, и теперь и она сама, и Америка будут достойно вознаграждены за ее усилия.
— Я не мучаю, я… должна приготовить себя, — сказала она, пытаясь оттянуть неизбежную развязку.
— Тогда передвинься наверх, и я подготовлю тебя.
— Прошу прощения?
— Я же сказал, передвинься выше, черт побери. — Его широко раскрытые глаза яростно сверлили женщину. — Ближе к моему лицу.
Будь Эва какой-нибудь служанкой, она зарделась бы как маков цвет. Но Блэкхит явно перешел границы сдержанности, условностей. Ему уже все равно, какой будет ее реакция, он жаждал лишь избавления от всех мук, которые ему доставило снадобье. Эва робко приподнялась на коленях и передвинулась вверх по его груди. Трепетали каждый нерв, каждая клеточка ее кожи, сердце сильно колотилось в груди и в любое мгновение было готово разорваться на куски.
— Я сделаю вам больно, — запротестовала она, ее колени теперь упирались ему в подмышки, у него на шее объемными узлами выступили жилы, блестящие в свете свечи от пота.
— Ты делаешь мне больно своей нерешительностью. Тогда приподнимись и стой на коленях. Я хочу попробовать тебя на вкус, Эва. — Его горящие глаза неотрывно смотрели ей в глаза. Теперь в любое мгновение его путы могли не выдержать, и он бросится на нее, как разъяренный зверь на добычу. — Я хочу обладать тобой. Черт побери, я хочу всю тебя.
Эва, которую бросало то в жар, то в холод, цепляясь за спинку кровати, вновь приподнялась на коленях и поползла вверх по его груди.
Блэкхит приподнял лицо к рыжим влажным завитушкам волос между ног женщины.
Нашел языком верхнюю часть ее продолговатого гнездышка.
— Выше, — приказал он хриплым голосом.
Она услышала собственный рык, когда, подчиняясь приказу, выгнула спину и подалась нижней частью тела вперед, навстречу его ищущим губам, — и тогда он полностью зарылся лицом в ней. Она ощутила там его горячее, прерывистое дыхание, его губы и, о-о Боже, его язык, который умелым ударом сначала лишил ее способности сопротивляться, а затем начал планомерно, безжалостно атаковать ее широко раскрытую промежность, влажные складки срамных губ, и эта атака заставила все ее существо воспарить в небеса.
— Милостивый Боже, — всхлипнула она. Ее пальцы вцепились в спинку кровати, ноги дрожали, едва удерживая на весу ее слабеющее тело. — Милостивый Боже, Блэкхит, мне даже и не снилось, что это может быть так…
— Спи крепче, — хмыкнул он, и его губы и язык занялись набухшим, но еще спрятанным под нежной кожей бутоном, играя им, трогая его, лаская его…
У Эвы от неожиданности вырвался крик. Она взлетела на вершину блаженства, ей показалось, что произошел взрыв, разметавший все ее чувства на миллион кусочков. Она чуть не рухнула прямо ему на лицо, на рот, который довел ее до такого бесстыдного состояния, и едва успела оттолкнуться, чтобы приземлиться на грудь. Он громко выдохнул и стал смотреть на нее, мужчина, перешедший грань безумия, его глаза были настолько дикими, настолько яркими, что она поняла: этого взгляда ей никогда не забыть.
Она знала, чего он хочет.
Знала, чего он жаждет.
«Дай это ему!»
А затем возникла та оскорбленная, вечно страдающая часть ее существа, которая не переставала требовать расплаты: «Властвую над ним».
Она сдвинулась назад, приподнялась и насадила себя на его член, задохнувшись, когда он глубоко вошел в нее и заполнил ее собой.
Но у нее не оставалось времени, чтобы передумать. Его бедра уже двигались, мышцы на груди и животе бугрились и блестели мелкими каплями пота. Глаза герцога горели диким огнем. Он двигался все быстрее и быстрее, часто и хрипло дыша. С каждым безжалостным толчком Эва ощущала головокружительное наслаждение, отчаянное желание брать и быть взятой, господствовать и подчиняться и… да, о да, этот изумительный, разрывающий на части взрыв мучительного наслаждения, которое, как она почувствовала, вновь обрушивается на нее…
Пронзая ее своими яркими черными глазами, он в последний раз с силой вошел в нее, и они оба утратили всякое ощущение реальности. Эва закричала и упала ему на грудь, плача от сладкой боли. Ее тело все еще конвульсивно подрагивало.
Так она и лежала, с трудом переводя дух. Она только что занималась любовью с герцогом Блэкхитом.
Только что переспала со своим врагом.
И сейчас это ее нисколько не смущало.
Тук-тук- тук.
Эва в полудреме грезила о далеком детстве. Она снова была маленькой девочкой. Отец вернулся из плавания домой. Он привез ей конфет, коробку специй из Марокко и много рассказов о захватывающих приключениях…
Тук-тук-тук. Теперь звук был громче, настойчивее.
— Откройте дверь.
Это не голос отца. Эва почти проснулась.
— Мадам, откройте дверь, — повторил тот же голос, и Эва с испугом поняла, что ее ухо покоится на груди мужчины, в том месте, где шея встречается с ключицей.
На груди Блэкхита.
Безумными глазами она посмотрела на дверь, понимая, что если ее застанут в таком виде, то она никогда уже не сможет взглянуть в лицо ни одному из своих высокопоставленных друзей.
— Кто там?
— Анри, мадам. У меня записка от доктор Франклин. Эва застыла.
— Будь я проклят, но ваша работа никак не закончится, да? — проговорил лежащий под ней мужчина.
— Тише, Блэкхит! — Она соскочила с кровати, схватила платье и, на ходу надевая его, поспешила к двери. Эва чуть приоткрыла ее, загораживая собой образовавшуюся
