него.
Как только собаки принялись беспорядочно бегать взад-вперед, он поднял черного арабского жеребца на дыбы. Хозяин трактира выбежал наружу в ночном колпаке, кланяясь и почесываясь. В ответ на короткие вопросы герцога извинился за то, что ничем не может помочь. Люсьен сжал зубы. Должно быть, эта сообразительная ведьма сменила коней, подумал он, не позволяя бессильному гневу отразиться на лице. Он повернулся и стал вглядываться в темноту, не обращая внимания на жалкие попытки трактирщика утихомирить его злость.
Она скрылась.
Растворилась в ночи.
Он ненавидел и восхищался ею. Хотел ее. Тосковал по каждой клеточкой своего тела. В паху пульсировало неутолимое желание. В памяти горело ощущение ее груди, которой он касался рукой, упругость ее губ, которые он трогал своими губами. А эти потрясающие, огромные зеленые глаза, огненно-рыжие волосы и смертельно красивая улыбка. Взбешенный, он повернул коня назад к замку. Он найдет ее, Бог свидетель, и тогда она станет его.
— Люсьен, твое нежелание обращаться к доктору Хайэрту выше моего понимания, — проворчала Нерисса и, налив себе в стакан бренди, стала ждать, когда брат сделает последний стежок на собственной ране. Возвратившись, герцог отослал прочь доктора, срезал окровавленные лохмотья штанов и принялся зашивать зияющую рану у себя на ноге, его лицо словно окаменело, он ни разу не поморщился, ни единого стона не слетело с его плотно сжатых губ. Никто, кроме Люсьена, не умел зашивать собственную рану и не падать без чувств. Никто, кроме Люсьена, не мог сделать то, не одурманив себя алкоголем, настойкой опия, и даже морщась от боли.
— Мне кажется, я говорил, чтобы ты шла спать.
— Но, Люсьен, ты же знаешь, что я все равно не заснула бы, зная, что ты носишься по окрестностям и теряешь галлоныкрови.
— Вряд ли это были галлоны, и теперь, когда я вернулся
— Ради всего святого, ты мой брат, а не суженый.
— Ах да, — он поднял взгляд, его глаза сверкнули гневом — и какой-то мрачной расчетливостью, которая мгновенно заставила ее насторожиться. — К слову, когда вы с Перри собираетесь объявить о свадьбе?
Нерисса вздохнула и поспешно отвернулась, понимая, что всевидящее око брата уже заметило ее неосторожное движение.
— Я объявлю о ней, когда он попросит моей руки.
— Я устал ждать, когда он решит это сделать.
— Ну что ты, Люсьен. Ты же знаешь, что Перри молод и еще не нагулялся…
— Он уже погулял всласть. Он граф Брукхэмптон, и вы оба не становитесь моложе. Я поговорю с ним.
— Ты не сделаешь этого!
— Сделаю.
Глаза Нериссы сверкнули.
— Я не позволю тебе вмешиваться в мою жизнь, как ты вмешался в жизнь наших братьев, Люсьен! Ты так устроил дело Гаррета и Джульетт, что они были вынуждены жениться. Ты практически притащил к алтарю Чарлза и Эми. И я никак не могу простить тебе коварства, с которым ты поймал в силки брака Эндрю и Челси. Ты не Бог, чтобы вершить чужие судьбы. — Она покачала головой. — Ну нет. Я не дам тебе дергать Перри и меня за ниточки, как марионеток. То, что между нами, — наше дело, и тебя оно не касается.
— Поскольку я твой брат и глава семьи, любое твое дело также является и моим.
— А я буду благодарна тебе, если ты не станешь в него встревать! Кроме того, — добавила Нерисса, нервно поправляя кружева на локте, — я скорее останусь в девицах, чем позволю тебе… манипулировать мною.
— Я манипулирую людьми только ради их собственного блага.
— Ради их собственного блага?
— Да.
Сестра раскраснелась от гнева.
— Что ж, это самое самонадеянное заявление, какое я когда-либо слышала! Я прекрасно знаю, в чем мое благо, Люсьен, и не желаю быть пешкой в твоих грязных играх!
Он лишь улыбнулся, когда наконец отложил в сторону иглу и потянулся за стаканом бренди, который она все еще держала в руке. Леди так крепко сжимала пальцами стекло, что оно угрожало вот-вот лопнуть. — Дай-ка это мне, моя дорогая. Ты можешь поранить себя.
Нерисса разжала пальцы и смотрела, как он одним глотком осушил стакан. Она чувствовала, что, несмотря на каменное выражение лица, внутри у него все кипит от ярости, что в нем скручивается тугая, жестокая пружина, которая не сулит ничего хорошего. Хоть Нерисса и подозревала, что направлена она на другого — на ночного пришельца, вне сомнения, — ей вовсе не хотелось, чтобы брат пылил свою злость на нее вместо кого-то, кто находится далеко. Лучше всего уйти, пока ситуация не накалилась еще больше.
— Так как ты явно в дурном расположении духа, я ухожу спать, — сказала она как можно спокойнее. — Но предупреждаю в последний раз, Люсьен. Я хочу, чтобы ты не вмешивался в мои дела. Оставь нас с Перри в покое.
Он улыбнулся, но это была мрачная улыбка. В его глазах мелькнул расчетливый огонек, слишком хорошо знакомый Нериссе.
— Конечно, моя дорогая. Иди спать. Думаю, что для иного вечера у тебя было достаточно волнений.
Он встал, поклонился и проводил ее до дверей комнаты.
Люсьен смотрел, как она уходит, его взгляд затуманился. Она насторожена, испугана. Конечно, он вмешается. Для ее же пользы. И она права: его переполняет злость, требующая выхода или любого действия… Он рычит и мечется, как дикий зверь в клетке. Ему нужна Эва.
Он позвал Фелпса и молча позволил тому приготовить себя ко сну. Затем утихомирил боль в ноге еще одной порцией бренди, скользнул под прохладные, хрустящие простыни и, лежа в темноте, принялся думать…
О рыжих волосах и широко расставленных зеленых глазах… о грудях с коралловыми вершинками сосков… о соблазнительном изгибе бедер… о девственной белизне коже. Если сон и придет, то не скоро. Но, памятуя о кошмарах, которые ожидают его там, он не спешил засыпать. Он смотрел вверх, в темноту. «Ты будешь моей, Эва. Обязательно».
Глава 3
— Я не знаю, кто был этот непрошеный гость. Люсьен отказывается это обсуждать, — сказала Нерисса, придвигаясь к своему кавалеру, графу Брукхэмптону, который поздним утром следующего дня правил фаэтоном. Низкие, рваные тучи клубились над дюнами, и девушка видела, как с губ срывается пар от дыхания. Она радовалась, что одета в шерсть и мех, а ноги покоятся на горячем кирпиче. Похоже, вечером пойдет снег. — Удалось найти лишь ботинки ночного вора и веревку, по которой он взобрался по стене. Да, мне еще не доводилась видеть Люсьена в такой холодной ярости!
— Ваш вор — храбрый парень, раз он отважился проделать такую штуку, — проговорил Перри, глядя в темнеющее небо. — Лезть на башню — само по себе опасное предприятие, но каково оказаться лицом к лицу с Люсьеном — Люсьеном, а не с кем-то другим? Этот ночной воришка, видимо, самоубийца!
— Он пожалеет, что остался жив, когда Люсьен в конце концов до него доберется! Особенно из-за того, что во время происшествия разбился флакон с этим противным эликсиром, который изобрел Эндрю. Люсьен просто в бешенстве!
Нерисса склонила голову на плечо Перри. Его взъерошенные светлые волосы курчавились от разлитой в воздухе влаги. Щеки юноши порозовели от ветра, он был красив как никогда. Девушка вздохнула. О, как бы она хотела, чтобы они уже поженились, как бы ей хотелось испытать радости супружеского ложа. Он наклонился к ней и поцеловал. Нерисса закрыла глаза и отдалась знакомому вкусу поцелуя.
Лошадь рысью бежала вперед.
И поцелуй не мог продолжаться вечно.
Рытвина на дороге заставила их оторваться друг от друга. Нерисса облизнула губы, словно стараясь сохранить тепло поцелуя Перри.
Он задумчиво смотрел на дорогу.
— Во-первых, если бы Люсьен не вмешался, то снадобье по-прежнему оставалось бы в целости и сохранности.
— Да уж, мы все понимаем, что Люсьен до последнего вздоха будет во все вмешиваться. Хотя я думаю, это даже к лучшему. Этот эликсир слишком опасен. Вспомни, в какие неприятности из-за него попали Эндрю и Челси!
— Что правда, то правда. — Перри озабоченно проводил взглядом надвигающиеся на них тучи, сунул руку в карман, достал две конфеты, дал одну Нериссе, а другую положил себе в рот. Если бы не это проклятое снадобье, бедняга Эндрю не сидел бы сейчас за решеткой.
— Да, Перри, думаю, что тебе следует кое-что знать. Он повернулся к ней и приподнял бровь.
— Люсьен проявляет все большее нетерпение в отношении нас с тобой. Он грозится взять дело в свои руки, если мы в ближайшее время не назначим дату свадьбы.
Перри побледнел и едва не подавился конфетой. Нерисса постучала его по спине, и он, отвернувшись, выплюнул конфету в придорожную грязь.
— Вот черт! — выругался он.
— Может, нам следует определиться с датой, чтобы он не смог манипулировать нами, как в свое время братьями… Разве не здорово, если мне удастся стать единственной в семье, кого он не смог заставить связать себя узами брака?
Несмотря на наигранно-беспечный тон подруги, Перри почувствовал неприятный холодок вдоль позвоночника. И не то чтобы он не любил Нериссу, которую знал с детства. И дело вовсе не в том, что он не хотел жениться на ней. Просто он не хотел жениться на ней сейчас. Ему нет еще двадцати пяти, и впереди столько приключений, столько женщин. Рано, слишком рано думать о своем гнезде и женитьбе! И вот теперь Люсьен, этот умелый манипулятор, который управляет столькими жизнями, смотрит на них с Нериссой как на свои очередные жертвы? «О, Бог и дьявол, помогите нам!»
Повернув лошадь назад к замку Блэкхит, он упорно смотрел на дорогу, не в силах взглянуть в ее глаза, такие голубые, такие ждущие, в которых светилась такая
