развевались прозрачные занавески. Теплый майский ветерок доносил соблазнительные запахи теплого хлеба и жженого сахара, из которого делали вкусные конфеты-пралине с ореховой начинкой. Одну она съела накануне, сразу же после приезда, и нашла восхитительной… как, впрочем, и все в этом необыкновенном городе.
Анжела довольно улыбнулась, прижмурив чуть раскосые фиалковые глаза и как никогда напоминая сытую, ленивую кошечку. Все-таки она настояла на своем. Недаром последние три года прилежно учила английский в полном убеждении, что он ей скоро понадобится. И все было бы лучше некуда, если бы не печальное известие, настигшее их прямо в порту. Она так и не дождалась встречи с отцом. Джон Линдси умер несколько недель назад. А она так стремилась поскорее увидеть его…
— Анжелика! Что ты делаешь?! — возмущенно выпалила Миньон, отталкивая дочь от окна и задергивая занавески. — Выставлять себя напоказ подобным образом! На виду у всей улицы! Что подумают о тебе эти грубые варвары?!
Анжела, пожав плечами, отошла и, усевшись на диванчик, туго набитый конским волосом, с усмешкой посмотрела на мать.
— Я отказываюсь сидеть взаперти! Здесь так чудесно! Я уже думала, нам никогда сюда не добраться… сколько времени мы провели на корабле, в душной, тесной, сырой каюте. Хочется вздохнуть полной грудью.
— Возможно, — натянуто улыбнулась Миньон. — Но я не намереваюсь оставаться здесь долго, так что не питай особых иллюзий. Поскольку он умер, нам нужно только получить твое наследство и вернуться во Францию, навсегда забыв эту дикую страну.
— Ты считаешь Америку дикой? — Анжела оглянулась на окно, скрытое складками газа, сквозь которые струился яркий свет. — А я считаю ее ужасно волнующей! Разве не здесь ты встретилась с отцом?
— Да, — коротко обронила мать, не вдаваясь в подробности, но Анжела, распираемая любопытством, по-прежнему старалась побольше узнать об отце. Судьба нанесла ей сокрушительный удар, безжалостно оборвав его жизнь. От него осталось всего несколько писем. Так ничтожно мало… Притом в основном писали его новоорлеанские банкиры, не он сам. Отец посылал деньги на ее содержание и образование, но каким же он был на самом деле, ее отец?
— Расскажи о нем, мама.
— Если ты о Джоне Линдси, то я предпочитаю вообще о нем не думать.
Анжела своевольно вскинула подбородок и принялась навивать на палец прядь медных волос, раздраженно .притопывая туфелькой.
— Но я должна знать, — настаивала она, не скрывая решимости. — Не знаю, чем он тебе не угодил, но это мой отец и, должно быть, когда-то был тебе небезразличен, иначе ты не вышла бы за него. Разве вы поженились не в Новом Орлеане? Он был красив? Неотразим? Галантен? Почему ты влюбилась в него, если считала таким ужасным?
— Глупое дитя! Ты слишком молода, чтобы знать о подобных вещах!
— Мама, мне двадцать один год, вряд ли это можно назвать детством! В таком возрасте многие уже замужем и имеют не по одному ребенку. Ты ведь не посчитала, что я слишком юна для капитана Пуарье. Или бельгийского консула, месье Боло, которого мы встретили в Страсбурге. Или…
— Довольно, Анжелика! — резко оборвала мать, и Анжела, уловив беспрекословный тон, тут же умолкла, хотя и не смирилась. Поглаживая соблазнительную ямочку на подбородке, она оценивающе изучала мать. Как долго длится ненависть? Неужели так и не умирает? И можно ли с такой неослабевающей силой ненавидеть человека, женой которого когда-то была?
— Поверенный сказал, что для получения наследства нужно прожить в Нью-Мексико не меньше года, — заметила она вслух, покачивая ножкой. — По-твоему, там будет так уж плохо?
— Не имею ни малейшего намерения проводить здесь столько времени, малышка, так что не расстраивайся зря. Сделаем все, что от нас требуется, и будем наконец жить во Франции, как подобает нашему положению, — холодно усмехнулась Миньон, поправляя светлые волосы и разглаживая воображаемую складку на перламутрово-сером шелковом платье. — Существует немало способов обойти неприятные препятствия, и я уверена, что на этот раз тоже все получится.
— Но что, если я захочу остаться, мама? Мне вполне может здесь понравиться.
— Глупости. Что хорошего в этой жаркой пустыне, вдали от той жизни, к которой ты привыкла? Ни балов, ни приемов, ни красивых поклонников, готовых на все ради тебя… О нет, моя крошка, уверяю, ты скоро возненавидишь этот город.
Но Анжи была уверена в обратном, поскольку находила весьма интригующей необычайную атмосферу этой страны.
Проехав всего несколько кварталов в открытом экипаже от порта до отеля «Сен-Луис», она увидела столько интересного!
Улицы старого города, застроенные выкрашенными в яркие цвета домами с оградами из кованого железа и утопавшими в цветах, были необычайно живописными, а рано утром ее разбудили певучие заклинания уличных торговок, говоривших с акцентом, таким же экзотичным, как и кофейного цвета кожа и красочные тюрбаны из шелка и ситца.
Но если уж Новый Орлеан так очарователен, что говорить о Нью-Мексико, этом полуцивилизованном и примитивном месте! Должно быть, жизнь там более волнующая. Ей так надоело унылое существование во Франции, где все, что от нее требовалось, — встретить очередного безликого молодого человека, который бы твердил, как она неотразима и прекрасна. Анжела была более скромного мнения о себе. Нет, все они слишком самоуверенны, слишком чванливы! А она отнюдь не пустоголовая дурочка, хотя иногда жалела, что не родилась таковой. Ей надоело слушать их дифирамбы, поскольку все, что им требовалось, — украденный поцелуй в беседке или столь же уединенном месте, подальше от зорких глаз матери или тети Марии.
Слишком хорошо она усвоила урок, полученный бедняжкой Симоной от рук бессердечного развратника! О нет, она не забудет, что мужчины добиваются лишь того, чего не в силах иметь, а как только достигнут цели, бросают женщин, как старую ветошь! Несчастная Симона. У Анжи до сих пор разрывается сердце при мысли о том, что она так и не сумела помочь кузине. Этот случай лишь укрепил ее намерение любой ценой избежать подобной участи.
И решимость возросла еще больше после подслушанного разговора между матушкой и тетей Марией.
— Возможно, стоило бы обручить ее с месье ла Туром, Миньон. Он богат и даст ей безбедную жизнь.
— Анжелика наотрез отказалась выйти за него, — бросила мать, — и не мне ее судить. Он стар и толст.
И что же? Что дало тебе замужество с молодым красавцем, дорогая? Ничего хорошего. Нет, Миньон, тебе следовало выбрать Пьера Шаво вместо своего американца, но ты настояла на своем и теперь коротаешь век соломенной вдовой.
— Да, — тихо ответила Миньон, — знаю, ты права. Но я не развелась с Джоном лишь потому, что не желала стать жертвой очередного вынужденного брака и терпеть знаки внимания ненавистных мне мужчин. Нет, я не стану тащить Анжелику к алтарю, тем более с человеком, подобным ла Туру, хотя объясню, как важен правильный выбор. Ей уже сделали немало выгодных предложений, остается лишь решить, какое принять.
Только сейчас Анжела впервые поняла, какая судьба ее ждет. Она никогда не задумывалась об этом раньше и с детской наивностью считала, что всю жизнь будет весело порхать по балам, не взваливая на плечи тяжкий груз долга и ответственности. Ей и в голову не приходило, что недалеко то время, когда все изменится.
Вскоре после этого открытия из Америки прибыло письмо, в котором говорилось, что Джон Линдси лежит на смертном одре и хочет перед неизбежной кончиной видеть дочь. Оказалось, он успел составить завещание, но она получит наследство лишь при условии, что сама приедет»в Нью- Мексико.
Мечты сбылись!
Но Миньон была вне себя от ярости и все твердила, что это обман с целью завлечь ее к дикарям и она никуда не поедет, даже если ее ждут миллионы. Наконец Анжи пришлось напомнить матери, что она достаточно взрослая, чтобы путешествовать без всякого разрешения, и Линдси сделал все необходимые распоряжения, включая проезд на корабле и армейский эскорт до Нью- Мексико.
— Я бы хотела, чтобы ты сопровождала меня, мама, но если отказываешься…
Она так красноречиво пожала плечами, что Миньон мгновенно сдалась. Однако, узнав о смерти Джона, принялась строить планы, как обойти условия завещания и поскорее отправиться в обратный путь.
А в это время Анжи сражалась с не изведанными доселе, тревожившими душу эмоциями.
Она совсем не знала отца, так что не могла испытывать подлинную скорбь… разве что искреннее сожаление, что так ни разу и не встретилась с ним. Более того, девушка никак не могла подавить всевозраставшую неприязнь к матери, по вине которой так непростительно опоздала. Мало того, Миньон, кажется, не чувствовала ничего, кроме искреннего облегчения.
— Анжелика, — позвала она, расправляя юбки, — тебе стоит получше отдохнуть, поскольку вечером месье Гравье дает праздник в нашу честь. Как мило с его стороны оказать нам столь теплый прием! Не можем же мы показаться неблагодарными!
— Но сейчас только полдень, и я совсем не устала. Хотелось бы побольше увидеть! Я столько слышала о Новом Орлеане…
— Анжелика, не капризничай. Очень важно завести новые знакомства в высших кругах, и мы должны произвести благоприятное впечатление и на друзей месье Гравье. Сам губернатор Луизианы собирается быть на балу сегодня вечером, а нам насущно необходима помощь, чтобы разобраться с наследством. Поэтому делай как я сказала, хорошо? Пока ты отдыхаешь, я велю Бетт погладить твое платье.
Анжи раздраженно поморщилась, но не стала спорить и легла на
