воинственном турке, борце, с которым ему когда-то довелось путешествовать в одном фургоне. Зимой силач, голый по пояс, выходил ранним утром к реке, ломал лед, затянувший кадки с водой, выливал на себя галлоны воды с плавающими в ней ледышками, и орал так, что весь ярмарочный лагерь просыпался. Пил он ужасно, ежедневно надираясь в лоскуты, после чего бродил между фургонами в поисках желающих помериться с ним силой. Было в его фигуре и характере нечто странное — чем больше он старел, тем закаленнее и тверже становился. Каждый вечер он искал, к кому бы придраться, а в бою не знал жалости к противнику.
— Почему он так злится? — спросил Сэйерс.
Квинн только пожал плечами:
— Кто его знает? Природу не выбирают. Для него каждый незнакомец — кандидат в противники. Как только заметит, кого не встречал раньше, словно с цепи срывается.
— Никто не пробовал остановить его?
— Остановить? Его? — Адвокат удивленно посмотрел на Сэйерса. — Нет. Напротив, его иногда подзуживают. Кто-нибудь приглашает сюда своего недруга или недоброжелателя, делает так, чтобы он оказался в поле зрения Бурвелла, отходит в сторонку и ждет, когда все начнется. Бурвелл начинает хамить, приставать. Многие не выдерживают, отвечают — и пошло-поехало. Вам повезло, вы не поддались на его штучки. Простите, что же все-таки привело вас в Ричмонд? Хотите вложить деньги в какое-нибудь дело? Если да, могу посоветовать, переговорить, с кем нужно.
Сэйерс сразу догадался, что от скандала Квинн спас его не за красивые глаза. Если Бурвелл видел в каждом незнакомце потенциального противника, то Квинн — будущего клиента. «Он, наверное, и ходит сюда только затем, чтобы подыскать богачей», — подумал Том.
— Если честно, я разыскиваю одну женщину, — ответил Сэйерс и, запустив руку во внутренний карман взятого напрокат фрака, вытащил фотографию Луизы. — Она приехала сюда из Филадельфии несколько недель назад.
Квинн вежливо принял снимок, долго и молча его рассматривал.
— Фотография старая, — заметил Сэйерс. — Женщина могла измениться.
— Нет, мне она незнакома, — произнес Квинн, передавая фотографию Сэйерсу. — Актриса?
— Да, в прошлом. Играла в английских театрах.
— Имя ее я тоже встречаю впервые.
— Имя может быть другим.
— О, да тут целая тайна, — улыбнулся Квинн.
В этот момент голоса спорящих сделались такими громкими, что вокруг них, а потом и во всем зале воцарилась тишина. Все повернулись к Бурвеллу и молодому человеку, выжидая, что же произойдет дальше.
— Значит, ты считаешь, что можешь безнаказанно оскорблять старших? — ревел Бурвелл.
— Я никого не оскорбил! — воскликнул юноша. — Ни разу не встречал никого, кто бы так старался представить себя оскорбленным.
— Тогда ты его встретил, — ответил Генри Бурвелл и с этими словами толкнул молодого человека в грудь с такой силой, что, если бы друзья не подхватили его, он непременно бы упал.
Такое действие означало для всех одно — спор должен решиться поединком.
— Ищете драки? Ну, вы ее получите, — заявил молодой человек, восстанавливая равновесие.
Его слова прозвучали знакомым всем сигналом. Двери, ведущие в смежный с баром танцевальный зал, распахнулись, и все ринулись туда, встали вдоль стен и у выхода. Толпа увлекла Сэйерса в зал, затем прижала к дверям, где он потерял из виду своего собеседника.
Было что-то тревожное и в самих приготовлениях, и в той быстроте, с какой они производились. Откуда-то извлекли канат, накинули его на два крюка, торчавших в стенах, и еще на два, вбитых в стоявшие посреди зала массивные деревянные опоры, огородив таким образом угол и превратив его в некое подобие ринга. Прежде чем молодой человек успел приготовиться, Бурвелл уже отдал фрак секунданту, закатал рукава рубашки и зашагал в центр ринга. Через секунду напротив него возник молодой человек. У канатов появились добровольные помощники, закричали, засвистели, принялись давать обоим противникам советы.
— Перчатки у кого? — крикнул один из друзей молодого человека.
— Какие перчатки?! — заорал в ответ Генри Бурвелл. — В перчатках дерутся только женщины.
Кто-то громко сказал над самым ухом Сэйерса:
— Сейчас будет настоящее зрелище. Получше вчерашней схватки голых негров на сцене оперы.
Сэйерс обернулся. Одни посетители клуба улыбались, предвкушая бой, другие, хотя и покачивали осуждающе головами, ничего не предпринимали, дабы остановить происходящее. Не раз уже Сэйерс сталкивался с подобным феноменом и знал, что в нем больше лицемерия, чем недовольства, — люди выражают неодобрение, но не уходят, боясь пропустить даже самый незначительный эпизод, и все ради того, чтобы впоследствии негодовать еще горячее.
Он оглядел молодого человека. Тот передавал часы на цепочке одному из своих друзей. Выглядел он неплохо — широкоплечий, с узкими бедрами. Сэйерс подумал, что он сумеет преподнести местному негодяю парочку сюрпризов, научит того быть повежливее с посетителями клуба.
Если же у него ничего не получится, то Бог ему судья.
«Какое мне до них дело? И мне ли судить Бурвелла? — размышлял Сэйерс. — И чем же я лучше его? Сам последние лет пять зарабатывал себе на жизнь подобным же образом. Надирался, сознательно ставил противников в проигрышное положение и побеждал, порой нокаутом. Разве что не получал удовольствия от схватки, вот и все. Зато получал деньги».
— Вы ускользнули от меня лишь по чистой случайности, — раздался позади него голос Себастьяна Бекера.
Глава 38
С этими словами он крепко стиснул пальцами запястье Сэйерса. Тот обернулся, удивленно посмотрел на Себастьяна.
— Это вы? — пробормотал он. — Что вы тут делаете?
— И вы еще спрашиваете?! — Бывший полицейский едва сдерживал злость. — Гнусный вор!
— Я у вас ничего не крал.
— Вы едва не разрушили мою репутацию и мою семью. Все! Я положу конец вашим преступлениям. Вы окажетесь там, где и должны быть, за решеткой! — Себастьян повысил голос настолько, что перекричал стоящих рядом посетителей клуба. — Вы отдадите мне все, что украли, и отдадите немедленно! — не замечая посторонних взглядов, продолжал он.
С этими словами он развернул Сэйерса и толкнул к двери.
Себастьян, в длинном дорожном пальто и пыльных ботинках, резко отличался от лощеных джентльменов, посетителей клуба. Последние двое суток он почти не спал, держался лишь на крепком кофе и ненависти к Сэйерсу. Двенадцать предыдущих часов он провел в поисках его по всем гостиницам и в одной из них узнал его имя и подпись в регистрационном журнале. Один из местных знатоков города направил его сюда. Когда швейцар отказался было впустить его, Себастьян зыркнул на него злобным взглядом и ответил так грозно, что у того мурашки по коже побежали.
Он вошел в бар за секунду до того момента, когда все устремились в танцевальный зал. Сэйерса он заметил сразу. Тут же толпа подхватила его, но он продрался сквозь нее к Сэйерсу.
— Себастьян, пожалуйста, подождите.
— Я вам больше не Себастьян, — отрезал тот. — А бой посмотреть я вам не дам. Тем более что он закончится еще до того, как мы окажемся на улице. Слышите, что говорят вокруг?
— О чем?
— О шрамах на руках вон у того мужчины.
Сэйерс оглянулся, посмотрел на Бурвелла, на его деформированную руку, похожую на кулек с
