– Вижу, у тебя была большая практика, – съязвила она, раздраженная тем, что ей приходится с ним вальсировать.
«Оказывается, мой братец не потерял своего умения выбирать богинь, острых на язычок».
– А что еще делать человеку в моем положении, моя дорогая Оливия?
– Да уж. Я и не знала, что вы столь важная персона, ваша светлость. Видимо, были причины скрывать от меня столь интригующую информацию.
Сэмсон попытался улыбнуться. Как же она ослепительна!
– Ты не спрашивала.
– Ты просто негодяй. – Она даже задохнулась от гнева.
Он снова не мог удержаться от улыбки.
– Меня называли и похуже, но никто не был так прекрасен, как ты.
Она немного смешалась, но лишь на секунду. Потом стала смотреть на пары, танцующие вокруг них.
– Я пришла сюда не для того, чтобы танцевать, – повторила она.
– Да, я слышал. Но ты танцуешь так великолепно, что я мог бы заниматься этим с тобой весь вечер.
Она немного сбилась с шага, и было видно, что она смутилась. Но она быстро оправилась и, вцепившись ему в плечо рукой в перчатке и глядя ему прямо в глаза, потребовала:
– Зачем ты это делаешь? Мне не нужны ни ты, ни твой титул, ни твое имя. И уж конечно, я не желаю слушать всякий романтический бред, потому что мы оба знаем, что он ничего не значит. Никогда не значил.
Он ничего не ответил, лишь молча на нее смотрел.
Оркестр перестал играть, и она отскочила от него, словно ужаленная.
Гордо вскинув голову и прижав к груди веер, она тихо, но отчетливо произнесла:
– Я хочу, чтобы ты вернул мне мои деньги, Эдмунд, и чтобы был аннулирован наш брак. На этом мои унижения закончатся. В противном случае, клянусь всем, что есть на свете святого, я тебя уничтожу. Да поможет мне Бог.
Хотя он не воспринял эту угрозу серьезно, он странным образом обеспокоился. Впрочем, он не был удивлен тем, что услышал. Все, что сказала эта женщина, могло быть правдой. Тот Эдмунд, которого он знал, мог с легкостью разорить молодую женщину, завладеть ее состоянием, даже мог для этой цели на ней жениться. Такова уж была его натура. Но к данному моменту Сэмсон ничего не знал о своем давно пропавшем брате, и эта француженка, будучи осведомленной о грязном прошлом его брата, могла быть замешана в каком-нибудь заговоре, целью которого было завладеть его деньгами, с помощью Эдмунда или без нее. Леди Оливия Шей, урожденная Элмсборо, ныне живущая в Париже, была для этого достаточно умна, в чем он успел убедиться за последние десять минут.
Как он мог доверять ей или тем словам, которые срывались с ее прелестных розовых губ? Но она была единственным человеком, который утверждал, что был в близких отношениях с Эдмундом, и эта информация была сейчас для него дороже, чем все остальное.
Оркестр снова заиграл, и оба они отошли за колонну, подальше от танцующих. Колин все еще стоял там, флиртуя с тремя очаровательными девицами. Ничто не меняется, вздохнув, подумал Сэмсон, кроме того, что сегодня его одарила своим вниманием великолепная леди Оливия.
– Ладно, – сказал он деловым тоном, глядя ей в глаза, – поскольку у меня нет желания быть уничтоженным, я выполню свою часть обязательств. Если ты выполнишь свою, Оливия, – добавил он, решив ее подразнить.
– Свою? Я не понимаю.
– Разве? Тогда я возьму на себя разъяснить тебе это. – Он, видимо, разозлил ее. Ее щеки снова порозовели.
Интересно, подумал Сэмсон, его брат тоже ее злил?
– Единственная моя забота – это Дом Ниван. И ты прекрасно это знаешь, – чуть громче сказала она, чтобы оркестр не заглушил ее слова. – Но помимо этого, между нами ничего быть не может.
Он не понял, что она имела в виду под Домом Ниван, но, поскольку она принимала его за Эдмунда, это замечание было явно рассчитано на то, чтобы как-то уколоть его.
Кто-то из танцующих случайно толкнул ее, и она оказалась в опасной близости к Сэмсону. Но она либо этого не заметила, либо ей было все равно. Она не спускала с него глаз.
– Приведи в порядок свои финансы и запомни одну вещь...
– Что именно?
– У тебя больше никогда не будет этого.
И среди толпы в несколько сот человек она, привстав на цыпочки, на несколько секунд прильнула теплыми губами к его рту, потом провела кончиком языка по его верхней губе и отшатнулась.
Сэмсон сглотнул и напрягся. Она играла с ним, эта француженка. Она понимающе улыбалась, глядя ему прямо в лицо, а в ее глазах промелькнул озорной огонек.
Он не шелохнулся, никак себя не выдав.
– У тебя есть неделя, мой дорогой супруг, а потом я расскажу всему свету, что ты со мной сделал.
Она повернулась к нему спиной и быстро исчезла в толпе.
