бывают внебрачные связи, особенно в среде аристократов, и я решил, что он просто скажет, что ждет от меня материального вознаграждения за воспитание ребенка. Я к этому был готов. Но произошло совсем другое. Он сообщил, что уходит от нее, что ему надоели ее выходки, что он немедленно вернется во Францию и будет жить как холостяк. Сказать, что я был в ужасе, – значит не сказать ничего.
– Твои выходки были, полагаю, не менее ужасны, – съязвила Оливия.
Ни один мускул не дрогнул на ее лице, и она по-прежнему на него не смотрела. Он знал, что не может сейчас подойти к ней, утешить, прошептать слова любви, потому что она наверняка его оттолкнет. А этого он не перенесет.
Он остановился на середине комнаты и решил, что, прежде чем он попытается снова завоевать ее доверие, он расскажет ей все до конца. Его руки дрожали, и он сунул их в карманы.
– Это был день, когда умерла моя наивность, Оливия, – прошептал он, глядя в пол. – Муж Клодетт сказал мне – и притом, заметь, с гордостью и большим удовольствием, – что она была любовницей моего брата почти все то время, когда она была со мной. Что она использовала нас обоих, но не любила никого, кроме себя. Я был настолько глуп, что не поверил ему и прогнал его. А потом поехал к Клодетт.
Воспоминания об унижении тех давних дней нахлынули на него с такой силой, будто все случилось только вчера.
– В то время у Клодетт в Лондоне был дом, и я приехал к ней днем, чего я никогда раньше не делал, соблюдая приличия, и прямиком направился в ее спальню.
– И застал ее в постели с Эдмундом, – закончила за него Оливия.
У Сэмсона заныло сердце. Ни одна женщина такой красоты и воспитания не должна даже подозревать, что возможна подобная деградация человеческой природы, но он не знал, как еще объяснить свои поступки, не обнажив темных сторон жизни.
Он подошел к стулу и, перевернув его, сел лицом к спинке, чтобы видеть Оливию и заодно иметь возможность куда-то положить руки.
– Я действительно застал ее в постели с Эдмундом, но они были не одни. С ними были еще две женщины, и все четверо совокуплялись, а еще двое полуодетых мужчин наблюдали за ними. Я был... в шоке. Мне было невероятно стыдно, что женщина, которую я любил, не только лгала мне, она надо мной надсмеялась. Она была любовницей не только Эдмунда, но, по-видимому, еще многих других мужчин. Еще никогда я не чувствовал себя таким униженным и одиноким.
Оливия медленно открыла глаза. Мертвенная бледность разлилась по ее лицу, и она словно окаменела. Он ждал, пока его слова дойдут до нее, пока она не поймет, что он испытал в тот страшный для него день.
– В это невозможно поверить, – тихо заявила она. Он посмотрел ей прямо в глаза.
– Это было, Оливия. Это происходит все время, в любой стране, во всех классах общества. В мире существуют люди с низменными наклонностями, распущенные морально, не понимающие истинной природы полового влечения. А у людей, принадлежащих к привилегированному классу, часто есть время и деньги на то, чтобы удовлетворять свои самые невероятные фантазии. Некоторые могут делать это как угодно и с кем угодно. – Он вздохнул и добавил с сожалением: – Самая большая опасность в отношениях между мужчиной и женщиной – особенно в браке – таится в неконтролируемой похоти и желании самоудовлетворения любой ценой. И мне пришлось узнать это таким неприглядным способом.
Она содрогнулась от отвращения:
– Меня тошнит от этого. – Он устало потер глаза.
– Так и должно быть.
– И ты... спал с ней все это время.
В ее голосе не было никаких эмоций. Он не знал, как ему реагировать, поэтому вместо слов, которые вряд ли могли ее успокоить, он только кивнул.
Несколько минут оба молчали. Потом Оливия подтянула ноги на софу и обхватила руками колени.
– А ты когда-нибудь это делал?
Он должен был ждать этого вопроса.
– Нет. И никогда не хотел.
– Но ты спал с другими женщинами. – Это было утверждение, а не вопрос.
Он больше не собирался ей лгать. Да она и не поверила бы. Но он мог бы сказать об этом более мягко.
– Видишь ли, Оливия, это сложно...
– Отвечай! – в отчаянии крикнула она, и ее глаза наполнились слезами.
Он отпрянул в шоке и вдруг испугался, что не выдержит – сломается.
– Да.
Помолчав, она спросила язвительно:
– Сколько у вас незаконнорожденных детей, ваша светлость?
– Ни одного.
– Откуда вы знаете?
– Знаю. Это то, в чем я абсолютно уверен. – Она не знала, верить ли ему.
– А как насчет ребенка Клодетт, который у нее был от тебя? Или ты сейчас скажешь, что она никогда не была беременной?
