— Хорошо.
Джудит пошла впереди. Свечи в библиотеке уже погасли, но огонь в камине еще горел. Она зажгла несколько свечей, пока Маркус подбрасывал в огонь поленья.
— Может быть, вначале слегка разогреться? Просто для страховки. — Он указал на графинчик па буфете.
— Пожалуй, да. Налей бокал портвейна и мне. Маркус наполнил два бокала, глядя, как Джудит, грея руки, наклонилась над огнем. Локоны ее при этом засияли золотом.
— Мне надо кое в чем признаться, — проговорила наконец она и побледнела еще сильнее. — Боюсь, что ты будешь очень и очень огорчен.
Она хочет сказать ему правду.
Пытаясь скрыть радость, он произнес ровным голосом:
— Итак, подготовила ты меня уже достаточно. Говори же. — Хорошо. — Она поставила бокал и обхватила руками себя за плечи. — Это связано с Грейсмером.
Она сделала паузу, но Маркус не проронил ни слова и, потягивая портвейн, ждал. Довольно спокойно Джудит рассказала ему, как играла с Грейсмером в пикет, какие были ставки и куда граф привел ее провести с ним вечер.
— Он замыслил организовать какой-то скандал с целью унизить тебя, сейчас я в этом почти уверена, — закончила она. — Я должна была тебе сказать… предупредить тебя. Я бы не перенесла, если бы ты услышал об этом от кого-то другого.
Джудит замолчала и принялась нервно теребить край юбки.
— Ты что же, сразу поняла, куда он тебя привел? — спокойно спросил Маркус, не сводя с нее глаз.
Джудит кивнула:
— Когда мы были детьми, то некоторое время нам приходилось жить в подобных заведениях, но это уже другая история.
— Ты мне обязательно когда-нибудь об этом расскажешь, — мягко улыбнулся он. — Но, насколько я понимаю, ты там пробыла недолго.
— Нет. Я насыпала себе в вино сухую горчицу. Это действует безотказно. Мне приходилось проделывать такое прежде, чтобы выпутаться из щекотливых ситуаций. Думаю, скандала из этого графу сотворить не удастся.
Ах, так вот почему граф Грейсмер пребывал в таком мрачном расположении духа! Вопреки всему Маркусу вдруг захотелось смеяться.
— Тебя рвало?
— Еще как… Горчица работает отлично. Изматывает, правда, и довольно сильно. У меня до сих пор во всем теле слабость и бьет озноб.
Тут Маркус задал свои самый главный вопрос:
— Могу я поинтересоваться, почему вопреки нашему соглашению держаться от Грейсмера подальше ты все же с ним связалась?
Джудит закусила губу:
— Вот этого я пока сказать не могу…
— Боже мой, Джудит, сколько же у тебя оболочек? Больше, чем у луковицы одежек. Каждый раз, когда я думаю, что снял наконец последнюю, под ней обнаруживается еще одна. И, уверен, не последняя. Можно ли когда-нибудь докопаться до истинной Джудит?
— Я уверена, ты ни разу в жизни ни одной луковицы не очистил.
— При чем тут это?
— Я знаю, что Марту у тебя увел Грейсмер. — Маркус затаил дыхание. — Это Грейсмер сам сказал мне, объясняя, почему ты так враждебно к нему настроен. Я хотела…
Джудит сделала паузу, бросив на него быстрый взгляд. Его лицо оставалось бесстрастным.
— Я хотела узнать кое-что насчет Марты, — выговорила наконец она. — Ведь ты ничего о ней не рассказывал… И ты еще в Катр-Бра сказал, что не хочешь ничего говорить, сказал, что она была моей противоположностью во всех смыслах, и я хотела знать, какая же все-таки она была. Это превратилось у меня в навязчивую идею.
Некоторое время Маркус смотрел на жену молча, не в силах ничего произнести.
»Женское любопытство?! И это все? То есть Джудит просто захотелось узнать, какой была ее предшественница? Что-то очень уж просто для такой сложной натуры, как Джудит. Хотя, с другой стороны, это вполне объяснимо. Ведь я был непреклонен во всем, что касалось обсуждения моего прошлого».
— Маркус, мне никогда не нравился Грейсмер, — продолжила Джудит, потому что тот молчал; ей приходилось соображать очень быстро, и полуправда легко слетала с ее языка: — Я и не собиралась ему доверять. Вот почему взяла с собой горчицу. Но я не думала, что может получиться что-то плохое из того, что некоторое время продолжу с ним знакомство, чтобы удовлетворить свое любопытство. Он играл со мной. Я это знала. Но думала, что сумею сыграть так, чтобы не было никаких серьезных последствий. Я бы только выяснила, что хотела, и это все. А уж о том, чтобы причинить тебе боль… об этом не могло быть и речи. Я… как мне убедить тебя в этом?
С минуту Маркус пристально смотрел на жену, затем медленно кивнул:
— Я тебе верю. И все же, он удовлетворил твое любопытство?
Джудит покачала головой:
— На это не было времени. Как только я увидела, что он задумал на сегодняшний вечер, то немедленно решила уехать, и как можно скорее.
Маркус повернулся к огню и швырнул туда еще полено. А потом заговорил, и голос его звучал, как на военном совете:
— То, что Марта влюбилась в Грейсмера, правда. Если бы я был более внимательным, этого бы никогда не случилось. Я ведь вырос вместе с ней. Земли ее семьи граничили с нашими, и само собой разумелось, наверное, еще с тех пор, когда мы лежали в колыбельках, что они объединятся. Этот план я никогда сомнению не подвергал, но и не видел причин, почему именно из-за этого должен оказывать Марте какие- то знаки внимания. Я развлекался тогда, как развлекались все богатые юноши моего возраста. А в Марте я и девушки-то особо не видел. Так, серая мышка, вот и все.
Он посмотрел на Джудит, которая сейчас порозовела и была на удивление хороша, несмотря на превратности сегодняшнего вечера.
— Ты и Марта — это все равно что кусок мела и сыра, — усмехнувшись, изрек он. — И внутри, и снаружи. Марта, мягкая как воск, легко поддающаяся влиянию. Превосходная жертва для такого негодяя, как Грейсмер, чьи карманы всегда пусты и который проводит всю жизнь, лавируя между толпой кредиторов и тюремной камерой. Но у него безупречное происхождение, соответствующая экипировка и антураж, к тому же медоточивый язык. Конечно, когда надо. Они сбежали, а я остался с табличкой на груди: «Отвергнутый жених».
Маркус повернулся спиной и пристально вгляделся в огонь. В памяти начали всплывать различные эпизоды, да так живо, как будто это было вчера.
— Отец Марты серьезно болел, а братьев у нее не было. И мне, обманутому жениху, выпала обязанность отправиться за ними в погоню и привезти назад Марту, прежде чем они обвенчаются. Я нашел их очень быстро. Грейсмер и не думал торопиться выполнять формальности.
Когда я вошел к ним, она была сломлена, только что-то несвязно бормотала. Вскоре выяснилось, что негодяй изнасиловал ее сразу после побега. Видимо, для того, чтобы закрепить победу и сделать ее необратимой. Полностью выбитой из колеи и, возможно, уже беременной, Марте ничего не оставалось, как выйти за него
замуж. Я же разорвал нашу помолвку, стараясь сделать это по возможности изящнее.
Последнюю фразу Маркус произнес так же спокойно, как и все предыдущие, хотя все в нем сейчас клокотало. Это была ярость, застарелая ярость, с какой он набросился тогда на Бернара Мелвилла и выпорол его хлыстом почти до полусмерти.
— А девять месяцев спустя Марта умерла при ролах. Ребенок родился мертвым. Грейсмер завладел всем ее состоянием.
кроме поместья, того, что граничило с нами, которое ее отец завещал племяннику, не желая, чтобы оно
