песчаника, который назван Фатхпур-Сикри, и он так прекрасен, что при виде его замирает сердце. Почему вы считаете, что Индия — достойное презрения, Богом забытое место? Там, как и здесь, много художников, ремесленников и торговцев. Ее великая и славная история записана на свитках пергамента, хранящихся в дворцовых библиотеках. А наше несравненное искусство! Поэзия и живопись!
Застигнутый врасплох столь неожиданной вспышкой гнева, маркиз растерянно молчал. Он искренне предполагал, будто Жасмин приехала в Англию, чтобы навсегда избавиться от нищеты и убогости своей родины.
— Но если вы так любили Индию, — наконец выговорил он, — то почему же уехали?
— Потому что, — без обиняков сказала Жасмин, — мой сводный брат Селим, ставший после смерти отца Великим Моголом, воспылал ко мне греховной страстью, милорд. Он подослал убийц к моему первому мужу, Ямал-хану, наместнику Кашмира, чтобы устранить его и без помех заполучить меня. Мой отец, в то время уже смертельно больной, понимал, что не сумеет защитить меня. Поэтому и послал в Англию, чтобы не дать Селиму совершить преступление. Вы, конечно, не знали этого? Я думала, что вам будет интересно узнать о моей жизни и обо мне побольше, но, очевидно, ошибалась.
— Мадам, мое сочувствие к вам безмерно. Вы и впрямь необычная женщина, — провозгласил маркиз, потрясенный ее откровенностью.
— Вам ничего обо мне не известно, сэр, — уничтожающе бросила Жасмин, — если не считать того, что рассказал король. Он считает меня слабой, не способной в одиночку растить детей и управлять собственной жизнью и поэтому хочет выдать замуж. Признаться, он упомянул, что я богата, богаче его самого, и к тому же красива. Но это все, что вы слышали обо мне до того, как я вернулась ко двору. Разумеется, вам поведали, что я была любовницей принца Генри и родила ему сына. И поскольку король позволил вам ухаживать за мной, вы не позаботились хотя бы справиться обо мне у людей, коих я считаю друзьями. Весьма нелестно для меня, милорд! Похоже, вы стараетесь получить мою руку лишь из-за состояния и власти, которую, по вашему мнению, приобретете, став отчимом королевского внука. Вы отлично сознаете, что я не буду вашей, и все-таки продолжаете упорствовать. Почему, милорд Сен-Дени? Почему?
— Все, что вы говорите, чистая правда, мадам, — начал Пирс, — но с самой первой встречи я сразу понял, что только вы должны стать моей женой. Меня пожирает неукротимое желание, однако вы не подпускаете меня к себе. Как я, лишенный вашего общества, узнаю вас поближе? Я не хочу, чтобы основой нашего брака стали сплетни и намеки. Никто, кроме вас, не может поведать историю Жасмин Линдли!
— Это из-за вас Джемми послали в Эдинбург! — обвинила она.
— Но каким еще образом я сумел бы провести в вашем обществе хотя бы немного времени? Граф одержал настоящую победу, вернувшись с вами из Франции, и женитьба на вас станет последним и самым драгоценным камнем в его короне. Я же хочу сам завладеть этим сокровищем и гордо носить его напоказ всем! И никто не осудит меня за это.
Он поймал ее руку и, поднеся к губам, принялся страстно целовать, лаская языком внутреннюю сторону запястья. Но Жасмин, ничуть не обманутая льстивыми речами, резким рывком освободилась.
— Не забывайтесь, милорд, — ледяным тоном предупредила она, охваченная невыразимым отвращением. Маркиз чем-то напоминал ей Селима, хотя эти двое совершенно не походили друг на друга внешне.
— Ты будешь моей, Жасмин! — воскликнул Пирс, и его сверкающие голубые глаза потемнели. — Ты предназначена мне судьбой.
— Я стану женой Джеймса Лесли, — спокойно возразила она. — Ничто на свете не заставит меня изменить слову. Однако если вы хотите в отсутствие Джемми немного меня развлечь, то буду рада составить вам компанию, поскольку это порадует короля. Возможно, мы даже сумеем написать список подходящих для вас невест, чтобы представить королю, когда вы убедитесь, что не добьетесь у меня успеха. Воспользуйтесь моим предложением, пока не поздно, милорд. Вы человек не простой, и королю трудно вас понять, поэтому в конце концов он предпочтет Джорджа Вилльерза, а вы потеряете благосклонность его величества. Подозреваю, что друзей у вас почти нет и Вилльерз сделает все, чтобы способствовать вашему падению.
— А вы, дорогая, слишком проницательны и наблюдательны, — пробормотал маркиз. — Одна из тех, кого называют умными женщинами, не так ли?
— Совершенно верно, — призналась Жасмин. Адали, не пропустивший ни единого слова, обернулся и почтительно поклонился:
— За следующим изгибом реки откроется прелестная ивовая рощица. Не прикажете пристать там, принцесса? Жасмин кивнула.
— Вы умеете читать и писать? — допытывался маркиз.
— Да. И считать тоже. Знаю историю и бегло говорю на нескольких языках. Моим наставником был весьма образованный священник, приехавший ко двору отца с единственной целью — давать мне уроки. В детстве меня крестили, но приемная мать и братья исповедовали ислам, а две из трех моих сестер — индуистскую веру. Мне объяснили, что в стране моего отца не запрещена ни одна религия. Мои сестры получили такое же образование, все, кроме бедняжки Арам-Бану Бегум. Эта очень милая девушка немного не в себе.
Жасмин все больше удивляла маркиза. Если она считает его человеком сложным, то что говорить о ней?!
— У вас и ваших братьев и сестер разные матери?
Жасмин рассмеялась, зная, как будет шокирован собеседник ее ответом.
— Да. Это звучит ужасно и непристойно для англичанина, понимаю, но в Индии мужчинам не возбраняется иметь много жен и наложниц. Конечно, далеко не все индусы могут себе это позволить, но мой отец старался породниться с самыми знатными и влиятельными людьми Востока. Многие его жены были сестрами и дочерьми покоренных им властителей или тех, кто хотел заключить с ним союз. Моя мать была его сороковой женой, но кроме того, существовал еще целый гарем фавориток. Я часто думала о том, как несправедливо, что женщина в отличие от мужчины должна быть всю жизнь верна одному мужу. Что вы об этом скажете, милорд?
Она лукаво прищурилась.
— Я… мне трудно представить такое, — растерялся маркиз. У мужчин его круга обычно бывает жена и любовница, но видит Бог, сколько неприятностей от той и другой! Сорок жен? Покойный правитель, по- видимому, был необыкновенным человеком.
Жасмин звонко расхохоталась.
— Вижу, вы ошеломлены, — с издевкой бросила она. Маркиз не успел ответить — барка ткнулась носом в песчаный берег. Первым выпрыгнул Адали и, подняв госпожу на руки, вынес на сушу, предоставляя маркизу выбираться самому. Двое гребцов, захватив изящные корзинки, направились следом. Адали вынул полотняную скатерть, расстелил ее на траве под большой ивой и стал расставлять блюда с жареной курицей, пирогом с крольчатиной, маленьким деревенским окороком, хлебом, комком только что сбитого масла, четвертью головки твердого желтого сыра. На маленькой серебряной тарелке желтел мягкий французский сыр бри, в чаше оказалась свежая клубника, и в довершение всего появился графин с вином. Кроме того, в корзинах оказались две серебряные тарелки, кубки венецианского стекла с узором в виде серебряных бабочек, серебряные ложки и ножи с костяными ручками.
— А ты взял обед для себя и гребцов, Адали? — осведомилась Жасмин.
— Да, принцесса.
— В таком случае можешь оставить нас. Кажется, на этот раз вполне безопасно довериться маркизу.
— Я буду неподалеку, — сообщил Адали и зашагал к барке, где гребцы ждали дальнейших приказаний.
— Нам всегда придется терпеть его присутствие? — пробурчал Пирс Сен-Дени, усаживаясь.
— Это удержит вас от опрометчивых выходок, сэр, — весело сказала Жасмин. — Боюсь, если я буду вынуждена защищаться, нечаянно искалечу вас.
Маркиз засмеялся. Несмотря на то что ни одна женщина так не досаждала ему, он по-прежнему желал ее.
— Жасмин… я рискну называть вас так, не испрашивая позволения. Стоит вам узнать меня получше, и
