— Это не было полностью мое предприятие, — сказал он. — Твой кузен чертовски ловко умеет обосновать самые сомнительные дела.
— Ему двенадцать лет. — Она перемешала карты.
— Нет. Ему все пятьдесят, день в день. Она раскинула карты.
— Ты собираешься предсказать мне судьбу?
— Нет. Я собираюсь обыграть вас в «двадцать одно», милорд, пока вы мне все расскажете об этой шахматной фигуре.
Хотя Эсме обыграла его светлость только один раз, они довольно мирно провели вечер, и когда он наконец позвал Петро, было уже очень поздно. Несмотря на угрозу вожжей, драгоман вошел нетвердыми шагами.
Однако его хозяин только отпустил несколько резких слов.
— Он не лучше, чем был я, когда страдал от качки, — проворчал Вариан себе под нос. — Сейчас спиртное для него — единственное утешение. Почему бы ему не напиться? Я бы тоже не прочь.
Эсме заметила, что он устроил себе постель так далеко от нее, как только позволяла палатка. «Вот и хорошо», — подумала она. Если его светлость почувствует мужскую потребность, он пожелает облегчить ее с кем угодно, кто окажется под рукой, даже с ней. Этим мужчины отличаются от женщин, говорил Джейсон. Это такой демон, он сидит во многих мужчинах.
Этот мужчина сравнил ее с влекущим пламенем, а себя — с беспомощным мотыльком, но у него просто была потребность говорить.
— Когда мужчиной овладевает вожделение, — предупреждал Джейсон, — он что угодно скажет, что угодно сделает, а некоторые умеют соблазнить одними только словами. Иногда коварство может быть так же опасно, как сила. Если ты соответствующим образом вооружена и подготовлена, у тебя есть шанс ускользнуть от нападающего. Даже такая маленькая, как ты, может с успехом бороться, как я тебя учил. Но что ты будешь делать, моя воительница, если мужчина вздохнет и скажет, что ты разбила его сердце?
Такую возможность нелепо было даже рассматривать.
— Я рассмеюсь, — ответила она.
— Это может его разозлить.
— Тогда он на меня нападет, а я буду готова.
Наивная. Отвратительно наивная. Этот мужчина ее поцеловал, а она даже руку на него не подняла. В глубине его мужского существа горел жар, и то, что он сказал, он говорил от желания, а в ее женском существе разгорелся ответный огонь.
Хорошо, что он будет спать далеко от нее.
К тому же Эсме надо было обдумать то, о чем ей поведал барон. Дело черной королевы поставило ее в тупик. Если кузен дал Джейсону шахматную фигуру, почему отец об этом даже не упомянул? Джейсон показал ей короткую записку матери и более доброе письмо к Эсме от невестки. Почему же держал в секрете шахматную фигуру? В этом не было смысла. Персиваль мог ошибиться, а английский лорд совершил еще большую оплошность, отправившись с мальчиком в Албанию только потому, что тот так сказал.
Все же стал понятен мотив лорда Иденмонта. Он был без гроша, а на тысячу долларов мог бы прожить в Италии несколько месяцев.
— А потом? — спросила она.
— О, насчет «потом» я буду думать, когда оно станет «сейчас».
Эсме заглянула в его будущее, и ее охватила тревога за его «сейчас».
Может быть, следующий день прошел бы мирно, если бы лорд Иденмонт не отправился утром на речку. Когда он вернулся с мокрой головой, Эсме так рассвирепела, что впервые в жизни не смогла ничего сказать. Она просто посмотрела на него и отошла. До Пошнии они доехали в гробовом молчании.
В город они прибыли в полдень. Они собирались остаться там на вечер, чтобы его светлость мог получить горячую — или хотя бы теплую — ванну и успокоить свою утонченную душу, пока они будут пополнять запасы.
На этот раз их приветствовала только небольшая группа людей, что было странно. Равным образом Эсме заинтриговало возбуждение, царящее в деревне. Она быстро спешилась и схватила за шиворот мальчишку, который глазел на лорда Иденмонта так, как будто тот свалился с луны.
— Что случилось? — спросила она. — Где все?
Мальчик объяснил, что на Пошнию напали бандиты. Среди бела дня, как раз перед прибытием отряда английского лорда, бандиты увели домашний скот и увезли много зерна. Они украли даже буханки хлеба, которые хозяева положили остывать на террасах.
Эсме отпустила мальчишку и огляделась. Аджими и другие мужчины из эскорта возбужденно говорили с каким-то стариком. Его светлость смотрел на Петро, чье искусство переводчика, как видно, сильно хромало. Мускулы аристократического лица от злости напряглись и затвердели, и он повернул голову, отыскивая ее.
Когда он ее наконец нашел, то долго смотрел, Потом улыбнулся и беспомощно пожал плечами. Ее губы хотели ответить улыбкой. Гордость этого не позволила. Вскинув голову, Эсме пошла к нему и перевела приветственную речь хозяина и изысканный ответ лорда Иденмонта.
Все это время их албанские стражники занимались своими делами. Когда Хасан, старшина деревни, повел его светлость в дом, половина людей лорда Иденмонта гарцевали на конях.
Что ж, вряд ли можно было ожидать, что они станут сидеть, распивая кофе и покуривая трубки, когда воры вырвали хлеб изо рта их сограждан. Так объяснила Эсме лорду Иденмонту, когда сообщила ему новость — через полтора часа, убедившись, что мужчины благополучно уехали.
— Ты видела, что они уезжают, и ничего мне не сказала? — свистящим шепотом возмутился он. — Я знаю, что ты со мной не разговариваешь, но могла бы по крайней мере проинформировать.
— Не могла же я сказать это посреди приветствий Хасана, — ответила Эсме, глядя, как хозяйка ставит перед ними поднос. — К тому же вы все равно не смогли бы их удержать.
— Если они делают то, что считают своим долгом, я бы и не стал их удерживать. Я только желаю, чтобы мне сообщили… чтобы кто-то хоть сделал вид, что советуется со мной.
— Какого разумного решения они могут ожидать от человека, который влез в ледяную воду даже не один, а два раза за шесть часов?
— Я видел, как Петро вытащил вошь из головы. Что бы ты сделала?
— Я бы бросила в реку Петро.
Он засмеялся. Когда Хасан вопросительно посмотрел на нее, Эсме объяснила, что английский лорд смеется от удовольствия, видя так много добрых лиц и вкусной еды.
Несколько часов спустя мужчины вернулись. Вариан в это время брился — восхитительно горячей водой. Сведения ему принес Петро, а не Эсме. Эсме все еще не простила его за утреннее купание в ледяной воде. Значит, она не понимает, и слава Богу. Иначе бы сама столкнула его в воду.
Вариан смотрелся в маленькое бритвенное зеркальце. То, чего не видно в приличном зеркале, отлично просматривается, когда разглядываешь лицо дюйм за дюймом. Он попытался вспомнить, были ли зеркала в тех домах, где он побывал в последнее время. Видимо, в деревнях это редкость. Интересно, видела ли когда-нибудь Эсме свое отражение, кроме как в пруду или в ведре?
— Поймали воров? — спросил он.
— Одного убили, — ответил Петро, — двух других подстрелили, но они удрали. Стадо и зерно привезли обратно. Но хлеб пропал, и Аджими придется отрезать руку.
— Что? — Вариан обернулся так круто, что чуть не порезал себе ухо.
— Пуля вошла глубоко, под плохим углом, и не вышла с другой стороны.
— В него стреляли? — Вариан отшвырнул бритву. — Черт. Я знал, что этим кончится. Где он? Врача вызвали?
— Врача? Здесь? — Петро помотал головой. — Тут есть старик, опытный в таких делах. Он говорит, руку надо отрезать, пока отрава не подобралась к сердцу.
— Проклятие! — Вариан натянул сюртук. Бедный Аджими. Сколько ему лет? Чуть старше, чем мальчик, лет восемнадцать-девятнадцать. Но такое случается. Сколько молодых людей лишились рук и ног, сражаясь
