Он услышал, как Эсме вздохнула.
— Что они поют? — спросил он.
— Ничего. Любовную песню.
— Я понял
—
— А, любовь. Мужчины все, что угодно, скажут, так ведь? Наступила напряженная пауза.
— Вариан…
Он не оглянулся. Лишь почувствовал, как сдвинулся матрас, когда она сползла с него. На полпути к нему она вдруг остановилась.
— Вариан, вы клянетесь, что не согласились на мне жениться, — за любую цену?
— Не говори глупостей. Джентльмен клянется своей честью. У меня ее нет. — Тогда почему вы рисковали жизнью ради меня? Если бы не подоспели люди, мы бы утонули. Почему вы это сделали?
— Не знаю. Я тогда не думал. Полагаю, был в состоянии помешательства. В вашей местности это часто случается.
Она подкралась ближе. Вариан ощутил легкую руку у себя на плече. Он медленно повернул голову. Эсме стояла возле него на коленях. Ночная рубашка сбилась выше колен. Вариан торопливо поднял глаза и встретился с пронзительным зеленым взглядом.
— Расскажите что-нибудь, — сказала она. — Что угодно. Солгите, пожалуйста.
— Лучше не надо, — мягко ответил он. — Ты сейчас так измучена, что всему поверишь.
— Да, поверю.
— Даже тому, что я тебя люблю.
Рука впилась ему в плечо. Вариан быстро оттолкнул ее. Лучше бы он никогда не произносил этих ужасных слов, что вырвались у него. Спастись от них, защититься от нее, пока не разрушил ее. Он не шелохнулся, не выпустил ее руку.
Она сплелась с ним пальцами, положила сцепленные руки себе на голое колено. В комнате стало жарко и душно.
— Мне лучше уйти, — густым голосом сказал он. У нее задрожали губы.
— Вы всегда так говорите. Вы всегда уходите.
— Для твоего же блага.
— Нет. Вы меня не хотите. — Она высвободила руку. — Мне так стыдно.
— Ты устала, перевозбудилась. У тебя был ужасный день.
— Ужасно другое. — Она говорила тихо и неуверенно. — Я всегда вижу перед собой смерть. Я смотрю на нее без страха, потому что я воительница. Если бы я решила убить вас, я бы это сделала. Но в этой борьбе я не могу победить. Я не могу заставить вас притронуться ко мне так, как мужчина трогает женщину.
— Это жестоко и абсурдно, — натянуто сказал он. — Я трогал тебя таким образом слишком много раз.
Слишком много раз… и всегда недостаточно.
Вариан перевел взгляд с дрожащего рта на белую кожу в вырезе ночной рубашки, вниз к маленьким холмикам грудей, на тонкую талию… ниже, к собственной руке, лежавшей на ее колене, и осторожно погладил. Он издал болезненный вздох:
— Я хочу тебя. Ты мне нужна. Я болен от этого. О Господи, не слушай меня. Не… не делай этого, Эсме. — Плоть под его рукой была гладкой и твердой. Даже предупреждая ее, он продолжал гладить ее бедро.
Она склонила к нему голову. В волосах оставался запах моря, сладкий и свежий, как ее шелковая кожа.
— Ты прекрасна, — нежно сказал он. — Это несправедливо. Она что-то пробормотала на своем языке.
Вариан приказал себе уйти. Встать и уйти. Вместо этого он поймал ее за талию и привлек к себе.
Он смотрел ей в глаза, темные и глубокие, как вечнозеленый лес.
— Только один поцелуй, — прошептал он. — Только один. Нежные руки обвили его шею.
— Да. Только один.
Он хотел выпить только один поцелуй своей свирепой, невинной нимфы. Он ее почти потерял. Поцелуй — это все, о чем он просил. Этого будет достаточно. «Должно быть достаточно», — велел он себе, нежно касаясь ее губ.
Ее тело гибко распласталось на нем. Напряженные груди давились в шелк халата. Приоткрытый рот звал в свою теплую дубину.
Весь мир благоухал морем, сладким вкусом ее губ. Она была ной и такой неистово жадной, каким он никогда не был. В ее поцелуе были бегущая река, и вечнозеленый лес, и беспорядочность гор, где все еще живут боги. Он хотел бы иметь такой же трепещущий дух, хотел обновления… но знал, что этого не будет. Он испортит ее и сделает слабой.
Он отстранился от ее рта и тут же понял, что слишком подл, чтобы освободиться полностью. Ее запаху невозможно было противостоять, он манил к себе. Жаркими поцелуями он покрыл ее шею и почувствовал, как тело прильнуло к нему, обещая восторг. Под шелком он слышал влекущий шепот, и он ответил «да», потому что был слаб.
Он погрузился в душистое тепло ее грудей. Она слегка всхлипнула, потом вплела пальцы в волосы прижала к себе его голову. Он провел языком по напрягшейся груди к твердому пику, подразнил его, и по всему телу прокатился огонь, он почувствовал, что и она горит. Ее дыхание стало частым и неровным.
Его пожирал голод, злобный внутренний жар побуждал его спешить, но он хотел бы пылать вечно. Он понимал, что скоро должен будет остановиться, слишком скоро. Но еще не сейчас. Он ощутит этот краткий миг как бесконечность. Он заставит ее забыть свое горе и злость, и в это волшебное мгновение и сам забудет — свой страх, и стыд, и тот унылый туман, который завтра опять расстелется перед ним.
— Только ты, — прошептал он, не поднимая головы. — Только ты.
— Да.
Вариан посмотрел на нее. Глаза были темные и потерянные. Волосы разметались, гранатовым цветом сияя на жемчужных плечах. Рубашка сползла до талии.
Он видел ее такой и раньше, и с тех пор его язвила эта насмешка: как можно быть такой нежной, бледной и хрупкой снаружи и такой сильной и страстной внутри? Она была необузданна, молода и ошеломляюще прекрасна. Как же ему не держать ее, не владеть ею хотя бы на этот миг, если в любой момент она может ускользнуть из рук? Но все ценное, что ему приходилось держать в руках, всегда ускользало… и лежало разбитое, брошенное, а он бездумно мчался ловить следующий миг. А потом следующий, и следующий… завтра.
— Я не хочу причинить тебе боль, — прошептал он.
— Боли не будет. — На полных губах был намек на улыбку. — Попробуй. Увидишь, как тебе это удастся.
— Нет. Скажи мне «нет».
— Да. — Эсме поцеловала его в лоб, потом в щеку. Он повернул голову, чтобы перехватить ее губы. Она уклонилась, и он всхлипнул, почувствовав теплые губы у себя на шее. Она сдвинула с его плеч халат, ее руки пробежали по его плечам, ниже, пальцы погладили грудь, задержались над бешено бьющимся сердцем, отчего жар хлынул по телу вниз, к жизненно важным органам. Он отлепил от себя ее руки и сорвал с нее одежду.
Ночная рубашка полетела на пол. За ней последовал его халат.
Там, за окном, слезливая мелодия поднималась до крика боли, потом стихала и снова плакала. Здесь, в комнате, он утопал в слезах над женщиной, которую сжимал в объятиях. Вся его жизнь была в этой нежной плоти, в податливых руках и ногах, сплетенных с его телом. Здесь мир был теплым, насыщенным дурманящим запахом. Здесь его звал низкий, чуть слышный голос. Она называла его по имени, и он откликался всем существом, отчаянно желая затеряться в ней, укрыться, остаться с ней навсегда.
