освобождение с местью в душе, — наверное, чтобы доказать себе, что достоин того замечательного создания, на котором женился.
Она убрала руку.
— Я не такая, спроси у отца. И все равно я могу…
— Ты необыкновенная, — твердо сказал он. — Почему тебе так трудно взглянуть правде в глаза и принять приятные слова? Когда я говорю что-то нежное или сентиментальное, ты обвиняешь меня в притворстве, говоришь, что я шучу или острю. Я бы не возражал, если бы ты при этом не упускала главное.
— Ты имеешь в виду смысл шутки?
— Смысл всего. — Он сел и взял ее за руки. — Я люблю тебя, как и ты любишь меня.
— Нет, не надо так говорить…
— Слушай, — прервал ее Вариан. Она наклонила голову. — Помнишь ту ночь по дороге в Пошнию, когда я сказал, что ты — огонь, а я — мотылек?
Она начала было качать головой по-албански, потом спохватилась и неуклюже кивнула:
— Да, помню.
Это маленькое движение к нему, к Англии, которая теперь стала ее домом, почти сразило его. Но он твердо решил все объяснить, чтобы она до конца поверила.
— Я сказал, что ты зажигаешь пламя. — Он сплел их пальцы. — Ты послала огонь в глубь меня. Желания, мечты, потребности я запрятал так глубоко, что сам не знал об их существовании. Они вспыхнули, как сухое дерево. Это ты их подожгла.
Она не сводила глаз с их переплетенных рук.
— Ты имеешь в виду ночь, желание?..
— Да, мной двигало желание, в то время это было все, что я понимал. Оно удержало меня возле тебя, хотя все мое существо, как всегда, порывалось бежать от трудностей. От завтрашнего дня. По-моему, от самой жизни.
— Ты не единственный, кто желал убежать, — виновато сказала она. — Но ты этого не сделал, а я сбегала несколько раз.
— Но не для того, чтобы убежать от проблем, а чтобы встретиться с ними лицом к лицу. Прошлым вечером и ночью ты сражалась за свои права, за свой брак. За меня.
— Все равно я тебя расстроила.
— Пожалуй, это было необходимо. — Он тихонько засмеялся, и она подняла глаза. — Кажется, я обрел способность ходить трудными путями. Благодаря тебе я научился бороться не только с бессовестными противниками, но и с обстоятельствами. Независимо от того, хотел я того или нет. Чаще не хотел. Я все время брыкался и вопил. Потому что это было ужасно, Эсме.
— Да, ужасно, — печально согласилась она.
— Но и прекрасно. Как прекрасна ты. Прекрасна жизнь. По-твоему, Всевышний ошибся? А я думаю, тебя послал мне ангел. — Он выпустил руки и, улыбаясь, потрепал ее по щеке. — Такой, который прочел «Чайльд Гарольда» и решил превратить его в комедию.
— «Чайльд Гарольд»? Ты говоришь о поэме лорда Байрона? Той, что про Албанию?
— Албания — только часть долгой истории о несчастном скитальце. В тот вечер, когда Персиваль обманул меня насчет черной королевы, он читал первую строфу.
Закрыв глаза, Вариан процитировал:
Жил в Альбионе юноша. Свой век Он посвящал лишь развлеченьям праздным, В безумной жажде радостей и нег, Распутством не гнушаясь безобразным, Душою предан низменным соблазнам, Но чужд равно и чести, и стыду, Он в мире возлюбил многообразном Увы! лишь кратких связей череду Да собутыльников веселую орду.
Он наклонился и прошептал ей на ухо:
— Тебе это никого не напоминает? Она отодвинулась.
— Нет. Это не весь отрывок. Персиваль давал мне эту книгу. Не помню точно каждое слово, но там дальше описывается, как человек совратил девушку, которую любил, а когда у него кончились деньги, он передал ее другим.
Вариан вытаращил глаза.
— Ты знаешь? Ты знала, что твоя тетка говорила Персивалю, будто я похож на Чайльд Гарольда?
— Возможно, она тебя таким видела. Но со мной ты не скитался без цели, угрюмый и трагический.
— Потому что мой опрометчивый ангел-хранитель решил изменить путь моих странствий и подсунул мне Персиваля. Все, что случилось после той ночи, когда он соврал про черную королеву, — каждый конфликт, страхи и головная боль — все было необходимо, каждый момент путешествия был открытием.
Он уложил ее на подушку рядом с собой и коснулся пальцами ее волос.
— Самое важное в этом путешествии — что мы открыли друг друга. Я хочу продолжать делать открытия вместе с тобой — дети, семья, любовь, дом.
— Я всегда думала, что жизнь — это борьба, — дрожащим голосом сказала она. — Путешествие лучше, даже самое трудное. — Ее глаза заблестели. — А еще лучше, что ты хочешь его проделать вместе со мной.
— Если бы ты не была ослеплена местью, гонором и всем остальным, ты бы это давно поняла. — Вариан посмотрел на нее сверху вниз. — По счастью, я не очень привередливый супруг. Меня не смущает, что моя жена не всегда в ладах с логикой. И что моя прекрасная, романтичная речь не растрогала ее до слез. Нельзя иметь все сразу.
— Ты вовсе не хочешь, чтобы я заплакала, — сказала Эсме. — Я после этого ужасна злюсь. А я не хочу на тебя сердиться. Во всяком случае, сегодня — хочу только заставлять смеяться. — Она улыбнулась. — Потому что я очень люблю слушать твой смех — даже если иногда он меня раздражает.
— Потому что ты принимаешь меня таким, какой я есть, правда? Ты не пыталась меня переделать, только держалась за меня. Я тоже не хочу ни переделывать тебя, ни приручать, лишь бы ты была рядом со мной в полной безопасности. — Он поднял голову и дал себе утонуть в зеленой глубине ее глаз. — Я люблю тебя. Ты только верь в это.
— Я верю, — ответила она. — Я буду верить.
— Тогда скажи мне что-нибудь. Что угодно.
— Я люблю тебя, Вариан
Он наклонился и потерся губами о ее губы. —
От автора
Книга полковника Уильяма Мартина Лика «Путешествие по Северной Греции» вышла в 1835 году. Она, а также «Путешествие по Албании» Джона Кэма Хобхауса (1817 год) были моими главными источниками информации об Албании начала девятнадцатого века. Вот почему Янина и Превеза в этом романе — албанские города, хотя на современных картах вы их не найдете в границах этой страны.
В то время в Албании не было алфавита; до последнего времени фонетическое написание менялось от северного к южному диалекту, в зависимости от автора. Следовательно, писатели того времени записывали албанские слова так, каких слышали, — для английского уха нелегкая задача, — или в случае названий географических мест брали их версию на латыни, на итальянском или греческом языках. Я для простоты полагалась на современное албанское произношение, за одним-двумя исключениями. Так, Эсме живет не в Друзе, или Дураццо, или Диррачиуме, а в Дурресе.
В то же время я оставила без изменения некоторые турецкие слова, такие как
За прояснение многочисленных лингвистических, физических и исторических загадок я благодарю моих родителей — Джорджа и Решу Чекани; сестру Цинтию Дрелингер; дядей Ментора, Стива и Джорджа
