свидетельствовали если не о ее расположении к нему, то, во всяком случае, о мимолетной симпатии.
Это была – мы говорим о Сильвии – высокая, красивая синеглазая девушка с почти незаметными веснушками и прекрасными белокурыми волосами. Ее свежий тонко очерченный рот, белые зубы, округлые руки вызвали у Жильбера прилив свойственной ему чувственности, напомнившей ему о медовом месяце, о котором говорила ему Николь.
Женщины всегда замечают подобные вещи, мадмуазель Сильвия тоже заметила и улыбнулась.
– Как вас зовут, сударь? – спросила она.
– Жильбер, мадмуазель, – довольно мягко ответил молодой человек.
– Ну что ж, господин Жильбер, пойдемте знакомиться с благородным Замором.
– Дворецким замка Люсьенн?
– Да.
Жильбер одернул рукава, смахнул пыль с сюртука и вытер руки платком. Он был смущен тем, что должен был предстать перед столь важным лицом, но вспомнил фразу: «Замор – славный малый», и это его приободрило.
Он уже стал другом графини, другом виконта. Сейчас он подружится с дворецким королевской резиденции.
«Разве не клевета все, что рассказывают о дворе? – подумал он. – Здесь так легко найти себе друзей! По-моему, это люди приветливые и добрые».
Сильвия отворила дверь в приемную, больше напоминавшую будуар. Ее стены были покрыты перламутром, инкрустированным позолоченной медью. Это было похоже на атриум Лукулла, с тою лишь разницей, что у древних римлян инкрустации были из чистого золота. Здесь, в огромном кресле, зарывшись в подушки, возлежал, положив ногу на ногу и грызя шоколадные пастилки, благородный Замор, уже знакомый нам, но не Жильберу.
Впечатление, которое произвел будущий дворецкий замка Люсьенн на философа, довольно забавным образом отразилось на его лице.
– О Боже! – воскликнул он, с волнением разглядывая странную фигуру, – он в первый раз видел негра. – Что это такое?
Замор даже не поднял головы и продолжал жевать конфеты, от удовольствия поблескивая белками глаз.
– Это? – отозвалась Сильвия. – Это господин Замор.
– Вот этот? – переспросил пораженный Жильбер.
– Ну конечно! – ответила Сильвия, которая не могла не рассмеяться, глядя на эту сцену.
– Дворецкий! – продолжал Жильбер. – Эта образина – дворецкий замка Люсьенн. Не может быть, мадмуазель, вы просто смеетесь надо мной.
При этих словах Замор выпрямился и показал белые зубы.
– Моя дворецкий, – сказал он. – Моя не образина.
Жильбер перевел с Замора на Сильвию сначала беспокойный, а затем негодующий взгляд, когда он увидел, как молодая женщина расхохоталась, несмотря на все усилия сдержаться.
Замор, серьезный и невозмутимый, как индийский божок, засунул свою черную лапку в атласный мешочек и вновь захрустел конфетами.
В эту минуту распахнулась дверь, и вошли Гранж и портной.
– Вот, – сказал он, – человек, для которого шьется костюм. Снимите мерки, как я вам это объяснил.
Жильбер машинально вытягивал руки и подставлял плечи, а Сильвия и Гранж беседовали в глубине комнаты. Сильвия закатывалась смехом в ответ на каждое слово эконома.
– Ах! Это будет очаровательно! – сказала Сильвия. – А у него будет остроконечный колпак, как у Сганареля?
Не дожидаясь ответа Гранжа, Жильбер оттолкнул портного и наотрез отказался продолжать снятие мерок. Он не знал, кто такой Сганарель, но его имя и в особенности смех Сильвии подсказывали ему, что это, должно быть, смешной персонаж.
– Ну и ладно, – сказал эконом, – не невольте его. Вам ведь и этого довольно, не так ли?
– Разумеется, – ответил портной, – к тому же в платье такого рода ширина – не беда. Я сошью его просторным.
На сем Сильвия, эконом и портной удалились, оставив Жильбера наедине с негритенком, который по- прежнему грыз конфеты и вращал глазами.
Сколько загадок для бедного провинциала! Сколько страхов, сколько волнений, особенно для философа, который видел или которому казалось, что его достоинству грозит в Люсьенн еще большая опасность, чем в Таверне!
Однако он попытался заговорить с Замором: ему пришла в голову мысль, что это, возможно, индийский принц, о которых он читал в романах Кребийона-младшего.
Но индийский принц не ответил и отправился любоваться перед каждым из зеркал своим роскошным костюмом, как это делает жених, облачившись в свадебный наряд. Затем, устроившись верхом на стуле с колесиками и оттолкнувшись от пола ногами, он несколько раз объехал приемную с ловкостью, свидетельствовавшей о том, что это упражнение изучено им основательно.
Вдруг раздался звонок. Замор вскочил со стула и через одну из выходивших в коридор дверей бросился туда, откуда позвонили.
Быстрота, с которой Замор повиновался звонку, окончательно убедила Жильбера, что Замор вовсе не принц.
У Жильбера возникла мысль выйти через ту же дверь, что и Замор. Но, дойдя до конца приемной, выходившей в салон, он увидел столько синих и красных шнуров, охраняемых такими развязными, наглыми, шумными лакеями, что почувствовал, как холодок пробежал по его спине, а на лбу выступила испарина. Он вернулся в приемную.
Так прошел час. Замор не возвращался. Сильвии тоже не было. Жильбер страстно желал, чтобы появилось хоть какое-нибудь живое существо, пусть даже этот ужасный портной – орудие неизвестной ему мистификации, жертвой которой он должен был стать. Через час вновь отворилась дверь, через которую он вошел, появился лакей и сказал ему:
– Следуйте за мной.
Глава 8.
ЛЕКАРЬ ПОНЕВОЛЕ
Жильбера неприятно задело то, что он вынужден подчиняться лакею, однако речь шла, очевидно, о переменах в его положении, и ему показалось, что любое изменение будет для него к лучшему. Вот почему он поспешил за лакеем.
Освободившись наконец от переговоров и сообщив невестке о поручении, выполненном ею у графини де Беарк, Шон со всеми удобствами расположилась позавтракать в изящном утреннем домашнем платье у окна, в которое были видны верхушки акации и каштанов ближнего парка.
Она ела с аппетитом, Жильбер отметил, что в этом не было ничего удивительного, так как ей подали рагу из фазана и галантин с трюфелями.
Философ Жильбер! Когда его ввели в комнату, где находилась Шон, он поискал глазами на столике предназначенный для него прибор: он ожидал, что его пригласят позавтракать.
Однако Шон даже не предложила ему сесть.
Она только взглянула на него, а затем, выпив рюмку вина цвета топаза, спросила:
– Ну так что же, дорогой доктор, как ваши дела с Замором?
– Как мои дела? – переспросил Жильбер.
– Ну да! Я надеюсь, вы подружились?
– Как можно познакомиться или подружиться с какой-то зверушкой, которая и разговаривать-то не умеет, а когда к ней обращаются, только и делает, что вращает глазами и показывает зубы.
– Вы меня пугаете, – ответила Шон, продолжая есть; ничто в выражении ее лица не подтверждало этих слов. – Вы, значит, неспособны к дружбе?
– Дружба предполагает равенство, сударыня.
– Какие красивые слова! – отозвалась Шон. – Так вы не считаете себя равным Замору?
