– Что было дальше?
– Погоди…
– Смотрите, смотрите хорошенько, – приказал Бальзамо. – Я желаю, чтобы вы увидели!
– Он прислушивается… Идет в соседнюю комнату… В испуге отступает Заходит в комнату Николь… Боже, Боже!
– Что?
– За ним следом появляется еще кто-то… А я не могу даже встать, защитить себя, крикнуть: я сплю!
– Кто этот человек?
– Брат, брат, где ты?
Глубокое страдание исказило лицо Андре.
– Кто этот человек? Говорите, я приказываю! – проговорил Бальзамо.
– Король!.. – пробормотала Андре. – Это король! Филипп вздрогнул.
– А-а, я так и думал, – прошептал Бальзамо.
– Он подходит ко мне, – продолжала Андре, – он мне что-то говорит, обнимает, целует… Брат! Брат!
Крупные слезы навернулись Филиппу на глаза; он схватился рукой за эфес подаренной Бальзамо шпаги.
– Говорите! Говорите! – властным тоном приказал граф.
– Какое счастье! Он смутился.., останавливается-смотрит на меня… Испугался чего-то.., убегает… Андре спасена!
Филипп задыхался, жадно ловя каждое слово сестры.
– Спасена!
Андре спасена! – машинально вторил он ей.
– Подожди, брат, подожди!
Словно ища поддержки, девушка схватила Филиппа за руку.
– Дальше! Что было дальше? – спросил Филипп.
– Не понимаю…
– Как?
– Там, там, в комнате Николь, с ножом в руке…
– С ножом в руке?
– Я вижу его, он смертельно побледнел.
– Кто?
– Жильбер.
Филипп слушал, затаив дыхание.
– Он крадется за королем, – продолжала Андре, – запирает дверь, наступает на свечку, от которой едва не загорелся ковер; он подходит ко мне… О!..
Девушка бросилась брату в объятья, так и затрепетав всем телом.
– Ничтожество! – вымолвила она наконец и, обессилев, рухнула на софу.
– Боже мой! – воскликнул Филипп, не имея сил прервать ее.
– Это он! Он! – прошептала девушка. Она прильнула к уху брата и, сверкая глазами, спросила его дрогнувшим голосом:
– Ты его убьешь, правда, Филипп?
– О да! – вскричал молодой человек, подскочив на месте.
Он задел стоявший позади него круглый столик с фарфоровой посудой и опрокинул его.
Посуда разбилась.
Вслед за звоном разбитого фарфора стало слышно, как громко хлопнула дверь; потом истошный крик Андре заглушил все другие звуки.
– Что такое? – спросил Бальзамо. – Почему открылась дверь?
– Нас подслушивали? – вскричал Филипп, хватаясь за шпагу.
– Это был он, – проговорила Андре, – опять он!
– Кто он?
– Жильбер, все он же! Ведь ты убьешь его, правда, Филипп? Ты его убьешь?
– Да, да, да! – воскликнул молодой человек. Он бросился в переднюю, не выпуская из рук шпагу, Андре снова рухнула на софу.
Бальзамо побежал за молодым человеком и схватил его за руку.
– Остановитесь, сударь! – предупредил он. – Тайное станет явным. Уже утро, а слухи в королевских домах распространяются быстро!
– Жильбер, – шептал Филипп, – Жильбер спрятался и подслушивал нас! Ведь я еще раньше мог его убить! Будь ты проклят, негодяй!
– Успокойтесь! Вы еще встретитесь с ним. Сейчас вам необходимо позаботиться о сестре. Видите, как она устала от пережитых волнений.
– Да, я понимаю, она, должно быть, невыносимо страдает, мне самому очень тяжело. Какое страшное, непоправимое горе! Я этого не вынесу!
– Вы ради нее должны жить, шевалье, вы нужны ей, ведь у нее, кроме вас, никого нет: любите ее, жалейте, берегите! А теперь, – продолжал он после некоторого молчания, – я вам больше не нужен, не правда ли?
– Нет, сударь! Простите мне мою подозрительность, мои оскорбления. Впрочем, все зло исходит от вас.
– Я и не пытаюсь оправдываться, шевалье. Однако, разве вы забыли, что сказала ваша сестра?..
– А что она сказала? У меня голова идет кругом.
– Если бы я не пришел, она выпила бы воду с подмешанным Николь зельем, и тогда на месте Жильбера оказался бы король. Разве, по-вашему, это было бы меньшее несчастье?
– Нет, сударь, все равно… Я вижу, что мы были обречены. Разбудите мою сестру.
– Она меня увидит и, возможно, догадается, что здесь произошло. Будет лучше, если я разбужу ее так же, как и усыпил: на расстоянии.
– Благодарю вас, благодарю!
– Прощайте, сударь.
– Еще одно слово, граф. Надеюсь, вы – порядочный человек.
– Вы имеете в виду молчание?
– Граф…
– Об этом не стоит говорить. Во-первых, я – дворянин; во-вторых, я решил совсем удалиться от людей, скоро я позабуду их вместе с их тайнами. Впрочем, если я когда-нибудь вам понадоблюсь, вы всегда можете на меня рассчитывать. Да нет, нет, я ни на что больше не способен, я ничего больше не значу на этой земле. Прощайте, сударь, прощайте!
Поклонившись Филиппу, Бальзамо еще раз взглянул на Андре: голова ее была запрокинута; по всему было видно, что она очень утомлена и тяжко страдает.
– О наука! – пробормотал он. – Сколько жертв ради ничтожной цели!
Он исчез.
По мере того, как он удалялся, Андре оживала. Она с трудом приподняла тяжелую, будто свинцом налитую голову и с удивлением посмотрела на брата.
– Филипп! – прошептала она. – Что здесь произошло?
Филипп подавил душившие его слезы и через силу улыбнулся.
– Ничего, сестренка, – отвечал он.
– Ничего?
– Да.
– А мне показалось, что я сошла с ума и бредила!
– Бредила? И что тебе пригрезилось в бреду, дорогая моя Андре?
– Я видела во сне доктора Луи.
