упоминаются в документах, относящихся к постройке храма Аполлона в Дидимах, начиная с III в. до н. э. – в них говорится о двух крытых лестничных проходах, вырезанных из камня и искусно разукрашенных орнаментом из меандров.
Разумеется, эти ранние образцы речевого использования слова никоим образом не отражают самого содержания первоначального понятия лабиринта, ведь приведенные примеры взяты из греческих источников, а греки впервые встретились с новым для себя словом «labyrinthos» в результате миграции. Вполне возможно, что слово было заимствовано из минойских или восточных источников.
О том, где первоначально располагался лабиринт на Крите, говорится у Гомера в описании танца в кносском Лабиринте («Илиада», 18, 591), а также в рассказе о критских приключениях Тесея. Схема лабиринта выполняла хореографическую функцию – она предписывала последовательность и направление танцевальных движений. Наиболее раннее визуальное доказательство этого можно обнаружить на этрусской ойнохое (сосуде особой формы) из Тральятеллы (около 620 г. до н. э.), где изображается группа воинов, в танце выходящих из лабиринта. На лабиринте написано «Truia», что можно перевести как «арена» или «площадка для танцев». Во многих других древних источниках упоминается танец лабиринта. Все это говорит в пользу теории, согласно которой термин «лабиринт» первоначально обозначал танец и движения в этом танце подчинялись строгой графической схеме. Упомянутые изображения – петроглифы и настенный рисунок – можно рассматривать как уменьшенные копии большой, которая представляла собой план, помогавший танцующим правильно исполнять сложные танцевальные движения на площадке.
Более того, на танцевальном поле, «выделанном хитрым» Дедалом для Ариадны, согласно описаниям Гомера («Илиада», 18, 593), несомненно имелись указатели, возможно выложенные из мрамора, с их помощью танцующие в цепочке могли правильно двигаться во время своего танца в лабиринте, который также описывает Гомер. Такая сложноустроенная «сцена», которую, возможно, называли словом «лабиринт», вероятнее всего послужила источником второго значения слова «лабиринт» – «крупное (каменное) сооружение». Основываясь на литературных, визуальных и танцевальных традициях, можно воссоздать первоначальное понятие «лабиринт»: это сложный групповой танец, предписывающий строгое исполнение определенных движений. Во время этого танца цепочка исполнителей следовала по строго определенному пути, похожему на тот, что изображен на табличке из Пилоса, а также на петроглифах в Средиземноморском бассейне, датируемых бронзовым веком.
А вот некоторым исследователям лабиринт представляется прежде всего воплощением обряда инициации – посвящения. Лабиринт – это внутреннее пространство, отделенное от остального мира. Это пространство окружено внешней стеной, в которой имеется лишь одно небольшое отверстие для входа. Внутреннее пространство напоминает архитектурный план и кажется на первый взгляд ошеломляюще сложным. Чтобы понять форму лабиринта, а также чтобы решиться войти внутрь, требуется определенная степень зрелости. Если говорить о самой дорожке, то идущему человеку необходимо обладать хорошей физической координацией, умением общаться и действовать в коллективе (что требуется и в хороводе). Прежде чем вступить в лабиринт, человек преодолевает целый ряд препятствий, и способным их преодолеть оказывается лишь тот, кто уже достиг зрелости. Когда вход остается позади, человеку открывается «принцип извилистой дорожки». Внутреннее пространство заполнено максимально возможным количеством поворотов – что означает огромную потерю времени, а также физическую усталость человека на пути к цели, то есть к центру. Несколько раз человек приближается к цели только затем, чтобы дорожка вновь отвела его в противоположную сторону, и это вызывает большое психологическое напряжение. А поскольку на пути к центру идущий лишен возможности выбора, тот, кто в состоянии вынести это психологическое напряжение, непременно достигнет цели.
В этом – символическое отображение необходимости следовать законам природы, отрицающее роль субъективного, произвольного подхода. Достигнув центра, человек остается в полном одиночестве, наедине с самим собой, с божественным принципом, с Минотавром или же с чем-то другим, чем может быть наполнено содержание понятия «центр». В любом случае центр – это такое место, где человеку дается возможность обнаружить нечто настолько важное и значительное, что это открытие требует кардинальной смены направления движения. Чтобы выйти из лабиринта, человек должен повернуться и возвращаться назад по своим же следам.
Поворот на 180° означает не что иное, как наибольшее возможное отступление от собственного прошлого. Это не обычное отрицание, а отмена уже совершенного похода к центру. Между этими двумя дорогами лежит основополагающий опыт. И поэтому поворот в противоположную сторону – это не просто отрицание предшествующего опыта, это еще и новое начало. Человек, выходящий из лабиринта, совсем не тот, кто входил в этот лабиринт, – это человек, переродившийся для нового этапа, нового уровня существования. Именно в центре лабиринта происходит смерть и новое рождение.
Кроме того, в лабиринте человек оказывается в окружении, в изоляции, он оторван от привычной среды существования. Для него привычное окружение как бы «умирает». Назад пути нет, только неизбежная дорога вперед и обязательный поворот в обратную сторону, когда идущий достигнет центра. Дорога, ведущая из прошлой жизни к одиночеству, – это дорога смерти. И не случайно некоторые из ранних лабиринтов – петроглифы бронзового века – связаны либо с захоронениями, либо с шахтами, то есть с местом, откуда человек ступает на опасный путь, ведущий назад, в утробу Матери-Земли, «владычицы подземного мира».
История лабиринта по-прежнему не закончена. Его дороги, словно бесконечная лента времени, стремятся все дальше, уводя человека к неведомой цели, которая тем желаннее, чем менее предсказуем путь в лабиринте.
Свет из Гипербореи
За три десятилетия до новой эры в Римской империи из официального пантеона богов неожиданно выдвинулся один, далеко не самый приметный и могущественный. После того как римляне отождествили своих абстрактных богов с «человекоподобными» греческими: Юпитера с Зевсом, Марса с Аресом, Венеру с Афродитой, – не для всех нашелся эквивалент на местной почве. Аполлон, бог солнца и света, покровитель поэтов и музыкантов, сохранил прежнее имя, с каким и прибыл извне. Выдвинуться ему помог не случай и не божественные силы, а вполне реальный, облеченный императорской властью человек – Август Октавиан. Аполлон был официально объявлен покровителем императора и всего его рода. Божеству воздавались неслыханные почести – последний из Юлиев достиг всех мыслимых вершин и теперь благодарил небесного патрона за оказанное содействие.
Классический образ юного красавца, покровителя изящных искусств, прочно вошел в наше сознание. Многовековая обкатка образа, олитературивание его бесчисленными поздними мифами, сказаниями и письменными произведениями – все это дало свой результат. А каким был первоначальный облик божества?
Древнегреческий язык не позволяет раскрыть значения имени Аполлон. Не забираясь в другие части света, попытаемся проанализировать то, что нам знакомо в древней Европе. Но прежде необходимо точно определить время и место действия. Итак, XVI–XII вв. до н. э. – время расцвета Микенского царства и господства ахейцев в Средиземноморье. Ахейцы пришли с севера в XXI в. до н. э., вытеснив коренное население Пелопоннеса в Малую Азию. «Уйдут» ахейцы после нашествия в XII–XI вв. до н. э. (опять-таки с севера) племен дорийцев. Место действия – так называемая циркумпонтийская зона: Подунавье, Балканы, Северное Причерноморье, Малая Азия, а также Эгеида и Пелопоннес.
Почти тысячелетие жизни ахейцев на Балканском полуострове не было мирным. И, что интересно, в памяти «микенских греков» Аполлон предстает не только чуждым богом, но и «великим губителем». Приходит этот «губитель» вовсе не с востока, из Малой Азии, а с севера. Надо заметить, что направление это вообще характерно для экспансий на полуостров. Античная Греция и ее культура складывались в длительной борьбе многих народов. Ученые считают, что распространение культа Аполлона наглядно показывает направление вторжения северных племен в Грецию. При этом областью зарождения культа считается Средний Дунай. Именно из тех краев в период позднебронзового века двинулись на Балканы и в Малую Азию воинственные племена, связываемые с археологической Восточной культурой курганных погребений. На время похода они объединяются с жившими по соседству в причерноморских степях племенами сколотов.
В ранний период своего существования на Балканах и в Средиземноморье Аполлон далек от классического эллинистического типа. Для архаического Аполлона характерно наличие растительных форм,
