Сейчас перед ней был не тот надменный аристократ, которого она знала в Лондоне, и даже не жестокий тиран, похитивший ее. Перед нею был человек, доведенный мучениями почти до безумия.
Он тряс головой с мокрыми от пота волосами, как будто в отчаянии отрицая что-то. Он шумно дышал, мощная грудь вздымалась, и каждый вдох давался ему с трудом.
Вопреки всему, вопреки своему желанию ненавидеть его сердце Верити сжималось от жалости. Она не могла допустить, чтобы человеческое существо, даже заслуживающее презрения, страдало тай, как, очевидно, страдал герцог.
– Ваша светлость, – тихо позвала она, наклоняясь к нему и нерешительно касаясь его голого плеча. – Ваша светлость, вам снится плохой сон. Проснитесь.
Он резко отдернул плечо, как будто ее прикосновение обожгло его. Но по-прежнему крепко спал, оставаясь во власти своих кошмаров.
Она осторожно встряхнула его.
– Ваша светлость, проснитесь.
Он поднял руку, схватил ее за запястье, синие глаза широко раскрылись. Он удивленно посмотрел на нее затуманенным взором, как смотрел бы растерявшийся ребенок. И она неожиданно представила его маленьким мальчиком.
Но он со всей силой взрослого человека сжимал ее хрупкое запястье.
– Кто это? – прохрипел он, глядя на нее невидящим взглядом.
Она сомневалась, что он окончательно проснулся. Страшный сон все еще не выпускал его из своих когтей.
– Кайлмор, это я. – Она попыталась вырвать руку, проклиная собственную глупость, заставившую ее подойти так близко.
Неужели она ничему не научилась?
Казалось, он ее не слышал, потому что притянул к себе. Он заставил ее наклониться над ним, ее распушенные волосы упали на его обнаженную грудь.
– Кто это? – снова спросил он.
– Это Верити.
В комнате было тихо, слышалось лишь его тяжелое дыхание. Он нерешительно поднял руку и взял прядь ее волос. В этом жесте было что-то похожее на нежность.
– Черный шелк, – с удивлением, хрипло прошептал он. И затем более резко повторил: – Верити? Это ты?
– Мне больно, Кайлмор, – решительно сказала она, надеясь разогнать ядовитый туман в его голове.
Он взглянул на свою руку, с силой сжимавшую ее запястье.
– Прошу прощения. – И тут же отпустил ее.
Верити следовало бы воспользоваться этим и убежать в свою комнату, но она все не могла уйти.
Он приподнялся, опершись на подушки, и огляделся, словно не вполне понимая, где находится.
– Верити, – сказал он почти обычным голосом. – Что ты здесь делаешь?
Она потерла запястье.
– Вы кричали во сне. Я зашла посмотреть, все ли с вами в порядке.
– Просто дурной сон, – небрежно сказал он, но не смог ее обмануть.
Это был не просто дурной сон. Его ужасающие крики все еще звучали в ее ушах. И он плакал. Она никогда не думала, что жестокий герцог способен на слезы, но сейчас убедилась в сбивчивости своих мыслей.
– Иди спать, – сказал он так, словно отпускал слугу в своем великолепном лондонском доме. – Обещаю больше не нарушать твой покой.
Она не могла пропустить мимо ушей это разрешение.
С каждой секундой он снова становился самим собой. А обычный Кайлмор был опасен, это она знала по своему горькому опыту. Верити взяла свою свечу и потихоньку направилась к двери. Краем глаза она видела его, но старалась не замечать, как дрожат его руки, поправляющие волосы. Он не смотрел на нее.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – ответила она, наверное, ей лишь послышалась грустная нотка в его голосе.
На пороге Верити внезапно оглянулась и увидела безысходную скорбь на его прекрасном лице. Кайлмор, кажется, собирался просидеть так всю оставшуюся ночь.
Впервые раковина его самоуверенности дала трещину и приоткрылась, и Верити рассмотрела герцога лучше, чем когда-либо. Его лицо казалось изможденным, а чудные губы были плотно сжаты от боли.
Проклиная себя за невероятную глупость, Верити вернулась в комнату и остановилась около кровати.
– Принести вашей светлости что-нибудь? Бокал вина? Что-нибудь из кухни?
Он пристально смотрел на нее потухшими синими глазами, и она старалась не замечать в них одиночества, такого же горького, как и ее одиночество.
