что Меган на мгновение испугалась, а вдруг опекун встанет из ванны и силой выставит ее вон. Однако она тут же подумала, что граф, пожалуй, не решится посягнуть на ее скромность, а стало быть, останется ее пленником и не посмеет даже шевельнуться, как будто она связала ему ноги и руки веревкой.
– Ты понимаешь ли, несносная девчонка, что значит – явиться в спальню джентльмена?! – сурово вопросил он.
Склонив, как птичка, головку набок, девушка задумалась. Он был разъярен и опасен, и Меган, так ему казалось, должна трястись от страха. Но ведь он, в конце концов, заменил ей отца, и ему должно подчиняться. Только вот… страха не было.
– Разумеется, нет, милорд. Я ведь хорошо воспитанная молодая леди, поэтому, конечно, даже в толк не возьму, что это такое, – смиренно ответила Меган. На щеках ее заиграли ямочки.
Она заметила, что ее ответ удивил графа, потому что в его глазах через мгновение заиграли искорки смеха. Но потом его губы угрожающе сжались: он явно собирался напомнить Меган, что она его воспитанница, а не просто озорная девчонка.
– Будь я на вашем месте, мисс, я бы немедленно убрался из комнаты, – ледяным тоном заявил граф. – Обещаю, что ты сильно пожалеешь, если не сделаешь этого тотчас же.
В его голосе прозвучала явная угроза, и Меган вызывающе вздернула подбородок.
– То есть я должна почувствовать раскаяние, не так ли? – осведомилась она. – Но я еще не сказала того, ради чего пришла сюда.
– Так говори, черт побери! – взревел Джастин. Его терпение было на исходе.
Граф кипел от ярости, его взгляд метал молнии. Колени графа торчали из воды, и Меган мысленно отметила, что они крупные, мускулистые, да к тому же покрыты густой черной порослью. Его грудь тоже курчавилась волосами, но темные волосы на груди явно были гораздо мягче, чем на ногах. Густая черная шевелюра – чуть-чуть светлее ее собственных волос – украшала его голову. Но жесткие волосы опекуна были скорее волнистыми, чем кудрявыми. В это мгновение капли воды сверкали на них, как бриллианты.
– Ну-у?! – рявкнул он.
Меган едва не подпрыгнула на месте от неожиданности: она поняла, что граф ждет, когда она наконец объяснит, что же привело ее к нему в спальню.
– Я не хочу, чтобы ты ругал Донована и миссис Донован да и вообще всех слуг за то, что случилось. Это моя вина. – Вспомнив о цели своего прихода, девушка опять заговорила смело, даже задиристо.
– Ага, ты не желаешь, чтобы я ругал собственных слуг? – сардонически ухмыльнулся граф. – Уверен, что ты даже простишь меня, если я чего не понял. А ты не считаешь, что я должен тут же отреагировать на твои слова?
Меган сердито посмотрела на опекуна, но, вспомнив испуганные лица слуг, которых она оставила на кухне, решила сделать еще одну попытку. Не могла же она допустить, чтобы они потеряли работу лишь потому, что были так добры к ней! Куда им деваться?
– Я сказала Доновану, что у меня день рождения, – призналась девушка. – И спросила его, нельзя ли отпраздновать его здесь… Мне ведь никогда… никогда не отмечали день рождения…
Девушка не заметила, что в ее голосе зазвучала печаль, и это тронуло Джастина. Он даже почувствовал укор совести, вспомнив свой официальный подарок на день рождения Меган: пару жемчужных серег, выбранных Стэнтоном и отправленных им же девушке в пансион. Все честь по чести, но ведь действительно совершенно бездушно.
Не слыша ответа хмурого графа, девушка с трудом сглотнула комок в горле. Ну не может же он учинить разгон слугам, многие из которых исправно служили ему долгие годы?
– Ты не должен обвинять в этом их! – в отчаянии воскликнула она.
Глаза их встретились, губы Джастина сжались.
– Я хочу, чтобы ты кое-что запомнила навсегда, – заявил Джастин. – Тебе не следует говорить мне, что я что-то должен или не должен делать. Я буду поступать так, как считаю нужным, а ты будешь мне подчиняться. Это ты должна знать!
Глаза девушки загорелись.
– А остальное, – продолжал Джастин, – я скажу тебе в более приемлемой обстановке. А теперь немедленно убирайся отсюда!
Граф сердился все сильнее, и было отчего: вода в ванне становилась все холоднее, ужин остывал, грозя нанести его организму серьезный урон. Похоже, ее ничуть не смущала его нагота, едва скрытая мыльной водой. А ему-то всегда казалось, что молодая леди должна попросту хлопнуться в обморок, увидев голого мужчину. Подумав об этом, Джастин пришел к выводу, что воспитанница не стесняется его либо потому, что ей уже доводилось видеть кавалеров в таком виде, либо потому, что она вообще весьма необычная молодая особа. Во всяком случае, очевидно, впереди у него немало проблем.
– Ты даже не хочешь слушать меня, не так ли?! – горячо вскричала девушка. – Ты никогда меня не слушал! Думаешь только о том, как раздавать приказания направо-налево!
И вдруг, к ужасу Джастина, Меган упала на кровать и разразилась горькими рыданиями.
– Послушай… ради Бога, – пробормотал граф, в смущении глядя на воспитанницу.
Меган продолжала плакать, ее хрупкие плечи вздрагивали от рыданий. Джастин, кряхтя, выбрался из ванны и натянул прямо на мокрое тело халат. Потом, не обращая внимания на расплескавшуюся по полу воду, подошел к кровати.
– Меган, – пробормотал Джастин, протягивая руку, чтобы погладить девушку, – не стоит так убиваться, я не собираюсь наказывать слуг.
Не обращая внимания на его замечание, девушка продолжала плакать так горько, словно ее сердце готово было разорваться от горя. Джастин вздохнул, чувствуя себя настоящим чудовищем. Черт побери, он и пальцем не дотронулся до нее, а она тут рыдает как помешанная.
– Меган, – проговорил он более уверенным тоном, – ну довольно. Перестань плакать.
Но девушка никак не унималась, и тогда граф перевернул ее на спину.
– Отстань от меня! – завопила она, усаживаясь. – Я не плачу! Я никогда не плачу! – Рыдания мешали ей говорить, слезы, ручьем текущие из глаз, заливали нежные щеки. А ее глаза походили на влажные, вымокшие под дождем фиалки. Глядя на дрожащие розовые губы воспитанницы, Джастин даже испытал нечто вроде раскаяния.
– Я вижу, – серьезным тоном проговорил он, едва сдерживая улыбку.
Меган снизу вверх поглядела на него, похоже, и не собираясь успокаиваться.
– Не смей смеяться надо мной! –
И вдруг, яростно сжав губы, девушка бросилась на опекуна с кулаками, щиплясь и царапаясь, как дикая кошка. Правда, Джастину удалось без труда ухватить ее за руки и держать на расстоянии от себя – так, чтобы она не могла дотянуться до него.
– Успокойся же, – проворчал он, пораженный той силой, с какой она пыталась вырваться от него.
Осознав, что ей не справиться с могучей хваткой Джастина, девушка постепенно утихомирилась. Откинув голову назад, она смотрела на графа, который продолжал держать ее за запястья.
– Пусти меня! – закричала она, сверкая глазами.
Джастин с интересом наблюдал за тем, как фиалковые глаза становились темнее при каждой вспышке гнева. Но надо признать, эти глаза были прекрасны.
– Я ненавижу тебя! – добавила она, и слезы вновь потекли по ее щекам.
– Господи! – выдохнул Джастин. Битва еще не началась, а он уже устал от нее. Он толком не понимал, чем вызван этот потоп, впрочем, это даже не имело значения. Какой бы ни была причина, все равно сцена была невыносима. Поморщившись, Джастин взял девушку на руки, как берут маленьких детей, и, прижимая к себе, отнес к одному из кресел, стоявших у камина. Усевшись, он усадил девушку на колени, успокаивающе похлопывая ее по спине. Та не сопротивлялась. Вообще, кажется, она была не против вот так замереть у него в объятиях, спрятав лицо на груди.
– Ну-ну, успокойся, – говорил он, поглаживая ее шелковистые волосы. – Все хорошо, поверь мне.
В ответ на ласку Меган обвила его шею руками и крепко прижалась к нему. Она продолжала всхлипывать, и ее горячие влажные губы то и дело касались кожи на его груди. Джастину стало немного не по себе, ведь не ребенка же, в конце концов, он держит на коленях, но тут же подума, что воспитанница относится к нему как к отцу, поэтому и считает, что он должен утешать и гладить ее, когда ей плохо. Поэтому граф продолжал успокаивать Меган, нашептывал ей на ушко слова утешения, пока она не отпустила его шею и не замерла у него на коленях.
– Прости, пожалуйста, – наконец проговорила она, выпрямляясь и задумчиво глядя на Джастина.
А он вдруг почувствовал, что улыбается ей. К собственному удивлению, он вдруг понял, что девушка очень приятна ему; у него возникло к ней какое-то новое чувство, словно он дядюшка, а она – его родная любимая племянница.
– Я правда никогда не плачу, – продолжала Меган, опуская глаза, обрамленные пушистыми ресницами. Джастин заметил, что на ее щеках появился стыдливый румянец. А потом, грустно улыбнувшись, девушка добавила: – Обычно не плачу. – Она опять заглянула ему в глаза, взмахнув неправдоподобно длинными ресницами.
Джастин улыбнулся еще шире.
– Да ты не смущайся, ничего страшного, – вымолвил он, – я и так был весь мокрый.
Он был вознагражден еще одной улыбкой, правда, уже не такой печальной, как прежняя.
– Ты правду говоришь? – спросила она. – Прости за то, что помешала тебе мыться.
– Я прощаю тебя на этот раз, – проговорил Джастин. – Только чтобы больше такое не повторялось. – Он говорил очень серьезным тоном, но на губах его играла улыбка.
Меган доверчиво улыбнулась ему в ответ:
– Не будет, обещаю. По правде говоря, у меня нет привычки входить в комнату джентльменов, когда они принимают ванну, только уж очень я была огорчена.
– Буду надеяться, что ты не слишком часто будешь
