— Это у них в роду. — Коннал пожал плечами с таким видом, как будто говорил о чем-то само собой разумеющемся.
Но Реймонду явно требовались пояснения.
— Они же чародейки, милорд.
— Разве ты забыл, что любая особа, именующая себя ведьмой, является обманщицей и что на свете нет никакой магии и колдовства?
— Я помню, милорд, — устало вздохнул Коннал и повернулся, чтобы вернуться в пещеру. — А костер у нас загорелся от молнии.
Реймонд, ошалело хлопая глазами, смотрел то на мальчишку, то на Фиону, то на мерцавший в пещере огонь. Наконец он пришел к выводу, что все это просто дурацкие фокусы.
Шарлатанство.
Дождавшись, пока Коннал уляжется, Фиона открыла глаза. Невыразимая тяжесть легла ей на сердце. За десять лет она успела смириться с горечью от людской неблагодарности. Но как прикажете принять этот жгучий напиток от Реймонда?
Измучившись от бессонницы и тревоги за Шинид, Фиона поднялась задолго до рассвета. Она добавила хвороста в костер, и пламя осветило Реймонда де Клера. Он тоже не спал и наблюдал за ней, переводя взгляд с ее лица на весело полыхавший костер и обратно.
Сделав вид, что ничего не заметила, чародейка вышла из пещеры. Де Клер встал и отправился следом. Фиона ничего не могла с собой поделать: она слишком бурно реагировала на присутствие этого человека. Эта слабость не доведет ее до добра.
— Как ты это сделала?
— Магия. — Она едва слышно вздохнула, старательно отводя глаза. — И я знаю, что для тебя эти вещи не существуют. Но они у меня в крови.
— Вот и Коннал об этом твердит.
— Коннал — всего лишь мальчишка, которому еще трудно отличить правду от вымысла. — Фиона зябко куталась в плащ Реймонда, прижимаясь щекой к теплой ткани. — Наверняка он наплел тебе всяких небылиц.
— О твоем изгнании тоже?
— Нет, это правда. — Она поникла, придавленная грузом вины.
— Почему ты ничего не сказала?
— Это вряд ли кого-то волнует, кроме меня.
Де Клер протянул было руку, чтобы обнять ее, прижать к себе и утешить — такая душевная мука прозвучала в ее голосе. Но рыцарь вовремя опомнился, и его рука безвольно повисла.
— Господи, Фиона! Целых десять лет! Ты была изгнана, когда мы встретились в Донеголе?
— Да. Местные вилланы ничего не знали обо мне — или это их просто не интересовало. До тех пор, пока туда не добрались беженцы из Антрима. Они и разнесли повсюду мою историю.
— Тебя выдворили оттуда силой?
— Быть отверженной — само по себе наказание. — Чародейка болезненно поморщилась, — И не важно, где именно оно тебя настигнет.
— Но ведь это же твой народ!
— Это народ, который я предала! — выкрикнула она, яростно сверкнув глазами.
— Ради мужчины… — Одной мысли об этом было достаточно, чтобы в груди де Клера проснулась черная ревность.
Фиона предпочла промолчать.
— Кто он?
Снова Реймонд остался без ответа.
— Ты его любила?
Алые губы сжались в упрямую черту.
— А он тебя любил?
— Нет.
— Нет. Значит, ты пошла на предательство ради мужчины, которому было на тебя наплевать? — процедил он, скрестив руки на груди.
— О, не на меня! — фыркнула чародейка. — На мое искусство!
— На твое искусство?! — Реймонд не поверил своим ушам. — Значит, он еще больший болван, чем ты!
Его ядовитые слова попали точно в цель. Лицо Фионы так исказилось от боли, что Реймонд чуть не закричал.
— Моя непростительная беспечность до сих пор ежечасно напоминает мне о себе, де Клер. Но я благодарна за то, что ты лишний раз освежил мою память. — Ее голос предательски дрогнул. — Потому что на миг я позволила себе обо всем забыть.
Глава 10
— Ох! — вырвалось у Реймонда, подавленного собственной грубостью. — Фиона, прости меня!
— Вы просите прощения у ведьмы, милорд? Право же, напрасно.
— Ты женщина, и я вел себя грубо.
— Из-за меня ты можешь не расстраиваться. — Меньше всего Фиона нуждалась в его проклятой жалости!
— Этот приговор лишил тебя не только твоего народа, — сказал он, не в силах оторваться от ее чудесных голубых очей. — Он лишил тебя гордости.
— Гордость — слишком большая роскошь для меня, — сдавленно прошептала чародейка. Реймонд по- прежнему не спускал с нее глаз, стараясь отыскать хоть малейшие признаки обычных человеческих эмоций.
— Ты никого не подпускаешь к себе, верно?
Она с болью подумала о том, что просто не может позволить себе такую слабость.
— Оставь свою жалость при себе! — вырвалось у нее. — Этим ты ничего не добьешься, а я не хочу лишний раз возвращаться в то время!
Фиона оттолкнула де Клера, собираясь вернуться в пещеру, но он встал так, что их тела оказались совсем близко. Чародейка застыла, не смея шелохнуться. Он чувствовал, как полыхавшие в ней гнев и обида заставляют душу буквально корчиться и рыдать от невыносимой боли. — А как насчет вот этой самой минуты?
— Ох, де Клер, — ее лицо жалобно скривилось, — ты все еще ищешь то, чего не способен дать ни один из нас!
Реймонд провел рукой по ее щеке, коснувшись кончиками пальцев полных влажных губ.
— Я ищу объяснения тому странному пламени, что разгорается во мне в твоем присутствии. Я хочу понять, истинное оно или это очередной обман?
Фиона оцепенела под его взглядом, и вся ее беззащитная поза словно молила об утешении и ласке.
— Я никого не обманываю, и в особенности тебя. Даже если мое изгнание закончится и ты поверишь в меня, это все равно ничего не изменит!
— Но почему? — Реймонд сдерживался из последних сил. Все, о чем он мог думать в эти минуты, — как бы обнять эту странную женщину, прижать к себе и… да, черт побери, сделать ее своею! — Почему? — повторил он, не спуская с нее восхищенного взгляда.
— Я принадлежу стихиям. — Фиона едва соображала, что говорит. Ведь пламя, бушевавшее в груди у Реймонда, давно разбудило в ней ответный пожар. — Я не могу быть просто женщиной. — И она добавила дрогнувшим голосом: — Больше не могу.
— Но любой мужчина скажет, что не видел женщины настолько совершенной, как ты! — Он осторожно приподнял ее лицо.
С уст Фионы сорвался невнятный жалобный звук. Она уперлась ладонями ему в грудь и простонала:
