куда быстрее. Неудивительно, что все эти законники готовы были оказать ему какое угодно одолжение. Его финансовая жизнь могла обеспечить средствами к существованию целое поколение выпускников всех четырех лондонских школ барристеров. Последние бумага совершили традиционный круг, согласованы и утверждены. Она раздраженно перебирала ногами и пару раз на самом деле пнула Стюарта.
— Извините, — сказала она. Он снова на нее посмотрел.
Что заставило ее улыбнуться и сказать более ласково:
— Простите, ваше сиятельство. Я не хотела вас задеть. — Разумеется, она бы предпочла свалить его на пол вместе со стулом.
В следующее мгновение он встал, натягивая перчатки.
— Я бы хотел, чтобы к завтрашнему дню все было улажено, — сказал он гладко, без запинок и даже с некоторой вопросительной интонацией, придававшей высказыванию характер вежливой просьбы. Впрочем, о том, что это приказ, догадались все.
— Завтра? — Управляющий банком привстал, слова застряли у него в горле. — Но мы не можем...
Виконт задержался, чтобы как следует натянуть перчатку, и бросил на управляющего банком ледяной взгляд.
И в этот неподходящий момент Эмма вдруг вспомнила, как называется ткань его пальто. Викунья. Шерсть из ламы викуньи. Верх из викуньи, внутри мех шиншиллы. Странные слова. Старые слова. Слова из прошлого, слова, которые она долго не слышала. Это пальто стоило больше, чем половина английского поместья средней руки. Такое нежное, такое шелковистое прикосновение... Эмма почувствовала, как мех скользнул по руке, когда виконт быстрым и уверенным движением перекинул пальто через руку. Она совсем не против была бы построить на этой шелковистой глади крохотный коттедж и жить там. Только вначале надо было вытряхнуть из него виконта.
Должно быть, она произнесла слово «викунья» вслух, ибо все присутствующие на нее посмотрели.
Затем, с сияющим лицом, точно ему пришла в голову замечательная мысль, управляющий сказал::
— Мисс Маффин, у вас замечательные рекомендации...
— Мисс Маффин? — переспросил виконт, глядя на нее.
— Молли Маффин, — сказала она. Эмме нравилось выбирать себе дурацкие имена, когда она не могла воспользоваться собственным.
Управляющий банком прочистил горло и начал заново:
— В ваших отличных рекомендациях говорится, что вы также знаете, как вести бухгалтерский учет.
Верно. На этот счет она могла бы получить и самые настоящие отличные рекомендации.
Несколько лет назад «Молли Маффин» занималась бухгалтерским учетом для епископа. И еще заваривала ему чай и бегала за рогаликами через дорогу к булочнику. На самом деле в бухгалтерском учете она разбиралась куда лучше, чем в печатании на машинке или стенографии, но и в работе на епископа сильной стороной ее было умение всегда донести булочки горячими к горячему чаю.
Эмма вздохнула. Ей не хотелось задерживаться на всю ночь ради их с виконтом дел. Пусть нанимают бухгалтера.
— Видите ли, наш бухгалтер в отгуле до завтрашнего дня. Мы думали... — Мистер Хемпл сделал паузу, затем улыбнулся. — Если бы вы согласились нам помочь, мы бы компенсировали вам потраченное время.
Нет уж. Сколько может стоить кропотливая ночная работа по переписыванию циферок в особые колонки, и не дай Бог ошибиться в дате или сумме! А она-то знала, сколько документов прошло сегодня через руки присутствующих.
— Я должна ехать домой к моему престарелому отцу, — с нежнейшей улыбкой заявила Эмма.
— Но он мог бы подождать пару...
— Он нуждается в помощи. Он хромой.
— Но пара часов в ту или иную сторону ничего не решают...
— И глухой.
— Мы хорошо заплатим. — Управляющий заколебался, пытаясь определить сумму, которой бы не было впоследствии жалко.
Эмма поджала губы и подняла кверху глаза. Ситуация ей совсем не нравилась. Но какая-то не вполне оформившаяся мысль уже зашевелилась у нее в голове. Бухгалтерские книги... Она, возможно, что-то сумеет оттуда извлечь, внести кое-какие изменения. Такие вещи делались более сложно, чем просто подделка чека, но из-за дурацкого синего отпечатка подделать подпись Эйсгарта практически невозможно. А вот словчить с записями — возможно. Четыре шиллинга в час за сверхурочную работу — такие деньги для женщины были находкой, хотя бухгалтеру-мужчине они, безусловно, заплатили бы больше.
Эмма могла бы поторговаться и выудить у них восемь или даже десять шиллингов в час, пользуясь отчаянным положением банкиров. Но Эмма не хотела вызывать у них подозрений. Она кивнула, скромно опустив голову, и прошептала:
— Вы так щедры. Уверена, что мой отец порадовался бы... — она жалобно подняла глаза и закончила: — новым очкам. Видите ли, он к тому же почти слепой.
Откуда-то сверху раздался ровный голос виконта:
— Сколько лет вашему отцу?
Эмме его голос показался похожим на рокот прибоя.
Она посмотрела на виконта. Тот стоял со скрещенными на груди руками, в шляпе, низко надвинутой на лоб. Он был в пальто. В своем роскошном пальто. Эмма в который раз поразилась тому, насколько он интересен. Он стоял прямо, на слегка расставленных для устойчивости ногах. Они с виконтом были ровесники, но он казался куда сильнее ее, Эммы, опаленным жизнью.
В его взгляде было нечто, заставившее думать, что он не так легковерен, как прочие. Не то чтобы она заметила, что он ее раскусил, но он был менее чем остальные, падок на сентиментальные уловки.
— Девяносто два, — ответила Эмма, что почти соответствовало истине. Если бы ее отец, непревзойденный мастер по стрижке баранов, был жив, ему бы именно столько и было. Тогда договорились, — поспешил сказать управляющий и встал. — Мы обо всем позаботимся, и уже завтра к обеду ваши счета войдут в силу. Чеки на большие суммы можно будет получать к концу недели. — Управляющий любезно улыбнулся кивнувшему в знак согласия виконту.
Виконт развернулся, чтобы уходить. Эмма все смотрела на него и не могла налюбоваться. И дело не только в его экзотической, броской и очень дорогой одежде. Дело было и в нем самом. Хотя это пальто придавало ему облик героя русской драмы, в которой всего переизбыток — и чувств, и трагедии, и прочего. Наверное, такое пальто носил в Санкт-Петербурге Каренин. Эмма сама никогда не была в России, но книгу русского писателя Толстого прочитала. И решила, что пальто прямо оттуда.
Оттуда же, в смысле — из России, шли к виконту и некоторые денежные поступления. Судя по тем документам, что Эмма имела на руках, у виконта в России были земли. Там, вероятнее всего, он приобрел и те вещи, что были на нем. Отсюда его вкусы — континентальный изыск с восточным ароматом.
Между тем виконт накинул на свое пальто серый широкий шарф. И этот шарф был куда роскошнее того, что позволил бы себе англичанин. А жилет из ярко- синего шелка словно выкроен из небесной лазури. Да, виконт Монт-Виляр был настоящим произведением искусства.
Она видела, как он поежился, прежде чем выйти в холодные зимние сумерки. Им в разные стороны, подумала Эмма с некоторым сожалением. И жизнь его так не похожа на ее жизнь. И в то же время она чувствовала с ним странное родство. Или, возможно, то была лишь симпатия. Новый виконт не был настолько денди, насколько он был иностранцем. Безусловно, обладающий только ему присущим стилем, этот молодой человек был настолько же вне поля оценок всей этой типично английской ярмарки тщеславия, как был бы, скажем, турецкий султан. Или царь. Чужой в собственной стране, унаследовав имение в графстве, в котором не чувствовал себя своим, он не мог быть своим для соседей по десяткам различных причин, и его долгое пребывание за границей — лишь одна из них. Пусть у него будет власть, но друзей обрести ему будет непросто.
И, принимая во внимание частоту его улыбок — за весь день он ни разу не удосужился растянуть губы, — едва ли у него и на сегодняшний момент друзей много. Слуги, вассалы — это да, но не друзья.
В какой-то момент она почувствовала жалость к нему, сочувствие. Вот он, на вид такой уверенный, такой довольный собой. Такой неприступный, далекий.
Затем он торопливо вышел, в то время как остальные продолжали одеваться, натягивать шляпы... «Бедняга», — подумала Эмма.
Управляющий банком и его заместитель ждали, пока виконт уйдет, чтобы достать свои гроссбухи и разложить на столе перед Эммой.
Эмма не вполне понимала, что должна с ними делать, но на всякий случай их открыла. И — Господи Иисусе, Пресвятая Дева! — это было все равно, что развернуть драгоценный подарок. Молитвы ее наконец были услышаны. Здесь содержались все трансакции Объединенного йоркширского банка за прошедший декабрь. Она пробежала взглядом колонки цифр. Все вполне стандартно. Эмма улыбнулась и взяла ручку. Они рассчитывали, что она внесет записи о прохождении счетов виконта в течение дня. Она сама, своей рукой, будет писать то, что сочтет необходимым!
Эмма приходила во все большее возбуждение. Конечно, придется все правильно вписать и на нужных страницах. Ее работу могут проверить. Но сам гроссбух был сшит из многих страниц, а белошвейкой она была совсем неплохой. Эмма начала работу, казалось бы, рутинную, но творческий подход превращал ее труд в праздник.
Эмма могла расшить гроссбух и вытащить любую старую страницу по своему выбору, благо недописанных листов имелось в избытке. Если бы ей дали время, она могла бы вообще все переиначить, а почерки она имитировала так умело, что комар носа не подточит. Но вся прелесть заключалась в том, что ей не надо было забирать деньги сегодня. Среди документов виконта она
