чужие дела. Впредь я позабочусь о том, чтобы ты вела себя пристойно, иначе тебе не поздоровится. Колби Феррис — мой друг, и мне стыдно, что ты разнесла по всему городу весть о его ссоре с этим проходимцем Сэмюэлом Майерсом. Из-за тебя я не смог побывать на свадьбе Колби. Я богобоязненный человек, мадам, но можете мне поверить: вы рискуете получить серьезное увечье, если не научитесь держать язык за зубами. А если вы думаете, что я шучу, придется ущипнуть вас, чтобы обещание звучало правдоподобно.
Альма возмущенно ахнула:
— Ты не посмеешь!
— Я — человек слова, мадам. Если я еще хотя бы раз услышу, что вы очернили человека, вы дорого поплатитесь.
Поравнявшись с юной парой, Сидней вежливо приподнял шляпу и поклонился сначала Гейджу, а потом Шимейн. Оба они были изумлены только что подслушанным разговором, а слова Сиднея вселили в них надежду:
— Не могли бы вы передать Колби мои наилучшие пожелания, Гейдж? Я послал ему подарок, но второй, получше, припас напоследок.
Подавив усмешку, Гейдж склонил голову, пообещав передать слова Сиднея. Он не сомневался, что подарок Сиднея принесет пользу всем горожанам.
Во время свадебного пиршества играли музыканты; в таверне собралось великое множество преданных пациентов Колби, друзей и общих знакомых молодоженов. Гейдж удивился, обнаружив, сколько живет в округе друзей и сторонников Колби Ферриса. Ремси и Колли Тейт, несущие новорожденную дочь в выстланной подушками корзине, прибыли в таверну с опозданием. Заметив Тейтов и Торнтонов, Колби поманил обе пары к себе и усадил их рядом, чтобы окружить Энни близкими друзьями.
Еда была обильной и вкусной, но Шимейн потеряла аппетит, почувствовав, как застоялый воздух таверны пропитывает мешанина запахов: резкая вонь мужского пота и конского навоза, разнообразных ароматов снеди, разложенной на длинном столе, и туалетной воды, которой щедро обливала себя Фрида. В очаге жарился еще один молочный поросенок. Чувствуя подступающую тошноту, Шимейн обмахнулась надушенным платком и прижала его ко рту. Этой защиты хватило на несколько минут — пробираясь на свое место, какой-то дровосек толкнул ее, платок упал на колени. Неуклюжий деревенщина принялся извиняться, и Шимейн чуть не стошнило, ибо от него исходила ужасная вонь. Незнакомец отошел, а Шимейн в панике поднялась.
— Прошу меня простить, мне надо выйти на воздух, — пробормотала она. Старательно отводя глаза от тарелок, она повернулась к Гейджу: — Останься и поешь. Я недолго.
Муж поднялся и взял ее за руку.
— Мадам, я буду весьма недоволен, если кто-нибудь из вновь прибывших матросов или пассажиров спутает вас с особой легкого поведения.
Признавая правоту Гейджа, Шимейн кивнула и вместе с ним вышла из таверны на тротуар. Несколько раз глубоко вдохнув вечерний воздух, она почувствовала себя лучше. Гейдж повел ее к окраине города, Шимейн разглядывала витрины лавок, мимо которых они проходили, время от времени указывая мужу на ту или иную вещь. Она наслаждалась неторопливой прогулкой и гордилась тем, что ее ведет под руку такой красавец.
Пассажиры с недавно прибывшего корабля уже сошли на берег. Несколько человек торопливо шагали к центру городка. Высокий, темноволосый, изысканно одетый джентльмен далеко опередил своих спутников благодаря длинным ногам и легкой походке. На свою трость с серебряным набалдашником он не опирался, а небрежно нес ее в руке. Горделиво вскинув голову, он оглядывался, словно разыскивал что-то или кого-то. Заметив Торнтонов, он вдруг остановился и задумчиво склонил голову набок, пристально глядя на Шимейн. Смутившись, он медленным и неуверенным шагом подошел ближе.
На краю дощатого тротуара Гейдж повернулся к Шимейн:
— Тебе лучше, дорогая?
— Да.
— Хочешь еще подышать?
— Если не возражаешь.
— Ради тебя я готов на все, — галантно улыбнулся Гейдж, но продолжить ему помешал топот ног, доносящийся сзади. Оглянувшись, Гейдж увидел, что к ним во весь опор спешит богато одетый джентльмен. Неизвестный не сводил глаз с Шимейн.
При виде такой дерзости Гейдж глухо заворчал:
— А это еще что такое? Неужели он увлекся тобой, едва успев прибыть в город?
Шимейн оглянулась, и джентльмен увидел ее лицо.
— Шимейн! Шимейн! О Господи, это вы!
— Морис? — Узнав голос, она в замешательстве повернулась, а бывший жених отшвырнул трость и заключил ее в объятия. Приподняв Шимейн над землей, Морис закружил ее в приливе радости.
— Мы уже отчаялись найти вас, Шимейн! — ликующе кричал Морис. — Ваша матушка случайно увидела женщину в ваших сапожках и выведала, откуда они у нее!
— Прошу прощения! — вмешался Гейдж. Он услышал имя, и теперь, как следует разглядев тонкое аристократическое лицо вновь прибывшего, понял, что ему грозит серьезная опасность, если жена вновь отдаст сердце бывшему жениху.
— Морис, отпустите меня! Отпустите ради Бога! — взмолилась Шимейн, прижимая ко рту платок.
Маркиз послушался и в замешательстве остановился, а Шимейн, хватая ртом воздух, тщетно боролась с подступающей тошнотой. Тротуар под ее ногами кренился, как палуба корабля во время шторма. Шимейн слабо помахала рукой, подзывая Гейджа.
Морис раздраженно следил, как незнакомец обвивает рукой узкую талию, которую он так любил обнимать, и прикладывает ладонь к гладкому высокому лбу. Такие вольности по отношению к его невесте возмутили Мориса, и он чуть было не запротестовал, но тут заметил, как бледна Шимейн и как она неловким жестом прижимает к губам платок.
Сорвавшись с места, Морис бросился к желобу, из которого поили лошадей, смочил свой носовой платок и протянул его Шимейн. Она кивнула в знак благодарности и вытерла лицо, прислонившись к плечу Гейджа. Отведя прядь волос с раскрасневшейся щеки Шимейн, Гейдж снова обнял ее и прижал к своей широкой груди.
Интимность этого объятия привела в бешенство не только бывшего жениха Шимейн.
— Что, черт возьми, здесь происходит? — прогремел из-за спины Гейджа незнакомый голос, произнеся вслух вопрос, который чуть не вырвался у Мориса.
— Папа? — Шимейн подняла голову и огляделась в поисках любимого лица. Этот голос она не могла перепутать, и, когда ее глаза остановились на невысокой, поджарой фигуре опрятно одетого мужчины, который стоял посреди дороги, Шимейн без труда узнала в нем отца. — О папа!
Шимейн бросилась навстречу отцу. Четырьмя широкими шагами Шеймас О'Хирн преодолел разделяющее их расстояние и крепко обнял дочь. Гейдж коротко улыбнулся и отступил на почтительное расстояние, не желая мешать встрече.
— Кто вы такой, черт побери? — гневно осведомился Морис дю Мерсер у Гейджа, но не дал ему времени ответить: — Когда мы начали расспрашивать о Шимейн в Ньюгейте после того, как нашли ее сапожки, нам сказали, что ее увезли на «Гордости Лондона». Мы потратили целое состояние, разыскивая эту посудину, и наконец встретили ее в океане и поднялись на борт. Капитан Фитч сообщил, что Шимейн продана колонисту по имени Гейдж Торнтон из Ньюпорт-Ньюса. Это вы и есть?
— Да, это я.
Лицо Мориса исказила гримаса отвращения.
— Боцман с «Гордости» также известил нас о том, что ходят слухи, будто колонист, купивший Шимейн, убил свою первую жену.
— Так говорят, — кивнул Гейдж, — но доказать это невозможно, потому что я ее не убивал!
Морис пренебрежительно вскинул голову:
— Что-то не верится.
— Потому что вы не желаете верить.
