предупреждала мама. Пэн рискует, вне всяких сомнений, занести грязь в раны и даже умереть, лишь бы до последнего не признаваться в своей слабости. Эвелин прожила достаточно долго в окружении отца и брата, поэтому прекрасно понимала, насколько неразумны мужчины бывают в подобных ситуациях.
– Отец… ты… не мог бы мне помочь? – тихо спросил Пэн, мусоля в руках вожжи.
Услышав, что он просит отца обмотать ему руки так, чтобы можно было контролировать лошадь, Эвелин поняла, что настал ее черед. Мудрая жена должна спасти гордость мужа.
– О Боже! – громко воскликнула она и подбежала к свекру, отвлекая его от просьбы Пэна.
– О Боже? – повторил ее слова Уимарк Джервилл с глазами, полными, как показалось, надежды. Пэн лишь смерил жену подозрительным взглядом.
Эвелин посмотрела на него, растерянно хлопнула ресницами и с нерешительной улыбкой сказала:
– Кажется… я не умею ездить верхом…
– Что? – в один голос изумленно переспросили отец и сын.
– Понимаете, мне это никогда не требовалось, – ответила Эвелин, невинно пожимая плечами. – За пределы Стротона я не выезжала… а сейчас думала, что поеду в экипаже, но не рассчитала количество багажа, который мама дала мне в дорогу.
Вытаращив глаза, Пэн смотрел на свою молодую жену. У нее было посвежевшее лицо, розовые щеки, и она ослепительно улыбалась ему. Она была прекрасна, как ясный весенний день, но в то же время казалась самым беспомощным созданием на земле. Эвелин упала в обморок на церемонии венчания, была достаточно неуклюжа, чтобы устроить пожар в спальне, а теперь утверждает, что не умеет ездить на лошади. Эвелин явно не представляла собой сильную и умелую жену, которую он надеялся получить.
Пэн взглянул на отца, но тот смотрел в сторону лестницы. На лице его матери отразилось беспокойство. Мать невесты тоже выглядела обескураженной. Прежде чем Пэн смог хоть в чем-то разобраться, Эвелин снова привлекла его внимание:
– Может быть, вы научите меня?
Пэн заметил, что после этой реплики лицо леди Стротон моментально прояснилось, но у него не было времени обдумать эту странность, так как в следующую же секунду с лучезарной улыбкой подбежала его мать.
– О! Какая чудная идея! Ты поедешь с Пэном, и он научит тебя всему! Это займет не больше двух дней, полагаю. А к тому времени, как мы вернемся в Джервилл, ты уже полностью освоишься в этом деле, дорогая. Прелестно!
Пэн заерзал в седле. Он понимал, что его дурачат, – слишком уж все радовались. Что-то здесь было не так, но вот что… Нахмурив брови, он принялся размышлять, но тут его жена схватила брата за руку и сказала:
– Уэрин, помоги мне, пожалуйста, забраться на лошадь.
– Я мог бы… – Голос Пэна пресекся. Слишком поздно было предлагать свои услуги – Уэрин успел раньше него подсадить Эвелин.
Сев перед Пэном, она повернула голову и ласково улыбнулась ему через плечо, вызывая в нем еще больше подозрений. Стараясь избавиться от неприятного чувства, Пэн сквозь зубы пробурчал что- то о женах и женщинах в целом, затем потянулся за вожжами, но Эвелин, уже взяв их в свои руки, застенчиво спросила:
– Если вы хотите научить меня, разве не я должна держать их?
Пэн сначала заколебался, недовольный тем, что придется отдать вожжи, но через секунду, сдавшись, ответил:
– Что ж, ладно!
Эвелин вновь поблагодарила его лучезарной улыбкой, но легче ему от этого не стало. Пэн неохотно обнял ее за талию, подозревая, что эта поездка в Джервилл станет самой долгой в его жизни.
Эвелин была необычайно довольна собой: наконец-то, будучи замужем, она смогла хоть что-то сделать правильно. Как ловко она перехитрила мужа и тем самым спасла его бедные руки от дальнейших повреждений! Но радовалась она недолго. Какой ужас – выходит, она гордилась тем, что обманула мужа, заставив его думать, что не умеет управлять лошадью, и все ради того, чтобы появился повод самой взять вожжи. Плохой выдался день, с грустью подумала она и тяжело вздохнула. Тут подошла леди Марджери и положила руку на колено Эвелин.
– Дочка, ты отлично справишься, – одобрительно сказала она, будто прочитав мысли дочери. – Мы очень любим тебя и очень скоро навестим.
Эвелин почувствовала, как на глазах проступают слезы, и усиленно заморгала, чтобы остановить их, но тщетно. Она покидала родной любимый Стротон и ехала в чужие земли с мужем, которого едва знала.
– Я люблю тебя, мама, – прошептала она. В этот момент Пэн, буркнув что-то вроде «до свидания», пришпорил лошадь. Немного успокоившись, Эвелин натянула поводья и направилась к воротам Стротона.
Убеждая мужа поехать вместе на одной лошади, Эвелин была вынуждена солгать, но только наполовину: ездить верхом она, по правде говоря, хорошо умела, причем с раннего детства. Однако длительных поездок ей действительно не приходилось совершать – не было надобности покидать Стротон.
Когда тронулись в путь, она представляла, что они проедут около часа, потом остановятся, отдохнут, затем еще немного проедут, пообедают, опять отдохнут, затем снова в дорогу… Она очень скоро обнаружила, как сильно ошиблась в своих предположениях. Обед они ели прямо в седле: это были фрукты, сыр и хлеб, которые муж велел ей достать из седельной сумки. Правда, если говорить точно, ела только Эвелин. У Пэна с перевязанными руками ничего не вышло. Он, конечно, сделал попытку удержать сыр в одной из рук, но укусил только два раза, прежде чем кусок упал на землю. Эвелин предложила покормить его, но Пэн покачал головой и сердито сказал, что больше не хочет есть.
Она сильно переживала за него. Из-за дурацкой гордости этот человек ни за что не согласится принять ее помощь и останется голодным. Можно было бы назвать его полным идиотом, вот только выходка Эвелин со свадебным платьем была ничуть не лучше. Похоже, гордость способна побудить любого человека на глупейшие поступки…
Целый день они ехали в тишине. Ближе к вечеру достигли небольшой полянки, и, к всеобщей радости, Пэн объявил, что здесь они остановятся на ночь. Эвелин спрыгнула с седла проворно, даже слишком, и, чтобы не упасть, схватилась одной рукой за ногу Пэна, другой – за седло.
– Эвелин, ты не ушиблась? – Лорд Джервилл мигом бросился на помощь и, подхватив ее, помог обрести равновесие.
Эвелин улыбнулась и кивнула. Она была очень смущена и, отпуская ногу мужа, старалась не смотреть наверх, чтобы не встретиться с ним взглядом. Свекор отвел ее на край поляны и, оставив отдыхать на поваленном дереве, вернулся за женой. К счастью, не одна Эвелин была вымотана поездкой – леди Джервилл, спустившись с лошади, утомленно облокотилась на руку мужа и с его помощью добрела до дерева.
– Так, вы, леди, отдыхайте, пока мы будем разбивать здесь лагерь, – сказал лорд Джервилл и пошел к остальным мужчинам, распрягавшим своих лошадей.
Наблюдая за ним, Эвелин и леди Джервилл одновременно вздохнули, затем обменялись кислыми улыбками.
– Скажи, ты так же сильно устала от этого похода, как и я? – улыбаясь, спросила леди Джервилл.
Эвелин кивнула, отвечая:
– Да уж… слава Богу, не только я… то есть я не хочу сказать, что рада вашей усталости, – спохватилась она.
– Конечно, я понимаю, дорогая, – мягко успокоила ее леди Джервилл. – Мне только жаль, что ситуация вынудила тебя покинуть Стротон раньше, чем планировалось. Я-то надеялась, что ты сможешь ближе с нами познакомиться, прежде чем покинешь семью.
Отведя взгляд, Эвелин сглотнула, затем как можно простодушнее пожала плечами.
– Ну… мы лучше узнаем друг друга во время поездки и потом, в Джервилле…
– Да, и я надеюсь, что подружимся. Видишь ли, мне всегда было очень грустно, что нет девочек в семье. Я, конечно, люблю своих сыновей, но все же немножко завидую твоей маме, что у нее есть дочка. Поэтому для меня большая радость принять тебя в нашу семью.
Эвелин улыбнулась и мягко сжала ей руку. Тут к ним подошли остальные женщины – леди Хелен и Диаманда тоже ехали верхом, и неудивительно было видеть их такими же уставшими. Но служанки, шедшие за ними, тоже почему-то еле передвигались – должно быть, долгое путешествие в экипаже переносится ничуть не легче.
– Лорд Джервилл приказал ставить палатки, которые мы потом подготовим к ночлегу. А мужчины тем временем сделают все остальное, что требуется для лагеря, – объявила Диаманда, присаживаясь на бревно рядом с леди Джервилл.
Мать Пэна пробормотала что-то утвердительное. Леди Хелен присела вместе с девочкой, и они вчетвером молча смотрели, как мужчины устанавливают палатки и разматывают толстую навесную ткань. Палаток было две – одна чуть больше другой. Эвелин знала, что иметь такие в путешествии – неслыханная роскошь. Стало быть, семья ее мужа очень богата, раз может позволить это себе. Мысль, конечно, приятная, но Эвелин сейчас занимало совсем другое – ей срочно требовалось справить естественные надобности, но она стыдилась заговорить об этом. Девушкам не полагалось обсуждать потребности организма, и Эвелин постаралась вовсе отвлечься, но терпеть становилось невмоготу.
Эвелин чувствовала, что вот-вот взорвется. Тут перед ее глазами возникла пара ног. Подняв голову, она увидела супруга и посмотрела на него со спокойно-вопросительным выражением лица.
– Палатка готова, – сказал он и протянул ей руку. Эвелин сначала заколебалась, но затем сама встала на ноги, отклоняя его предложение помочь. К сожалению, этот отказ в пользу его больных рук привел только к тому, что Пэн сердито нахмурился. Он-то усиленно делал вид, что все в порядке, и, очевидно, злился, что она не подыгрывает ему. Эвелин покачала головой и взяла его под руку. Вместе они
