сумки на постель. Затем Эвелин попыталась вставить нить в ушко, но руки так тряслись, что задача стала казаться невыполнимой.
– Моя горничная – хороший лекарь, – вежливо сказала леди Хелен, когда Эвелин, сделав третью попытку, снова промахнулась. – Думаю, мне следует послать за ней, дитя мое.
Расстроенно опустив плечи, Эвелин кивнула и все время в ожидании горничной сидела молча. Мысли бешено вертелись в голове. Она часто укоряла себя в том, что была неправильной женой, но… точно не сейчас. В данный момент она была полезна и проявляла себя с лучшей стороны. Да, у нее тряслись руки – но оттого, что она сильно переживала и беспокоилась за здоровье Пэна. Это не могло считаться ошибкой – так же как и помощь человеку, если он в ней действительно нуждается.
Эвелин сначала почувствовала облегчение, когда дверь открылась и в комнату вошла горничная леди Хелен, Джоан. Это была высокая худая женщина. Настолько тихая, что зачастую можно было вовсе не заметить ее присутствия, но, придя сейчас лечить Пэна, она двигалась вполне уверенно, что свидетельствовало о большом опыте.
Эвелин с радостью доверила лечение мужа этой женщине и была спокойна до тех пор, пока Джоан, осмотрев его, не выпрямилась со словами:
– Мне нужны мои пиявки.
– Что?! – потрясенно спросила Эвелин. Обучая ее пользоваться медицинскими средствами, мама говорила, что не жалует применение пиявок, так как считает нелепостью пускать кровь из тела, которое и так уже кровоточит. – Нет! – грозно выпалила она. – Никаких пиявок!
– Но из него должна идти кровь, – заверяла ее Джоан, – чтобы вытекли все загрязнения. Я сейчас вернусь.
– Нет, вы не вернетесь и вообще не тронете его, – прошипела Эвелин и перевела взгляд на мужчин, столпившихся у постели. – Этой женщине вход сюда запрещен.
– Эвелин, милая, – нежным голосом проговорила леди Хелен. – Пожалуйста, успокойся. Джоан знает, что делает. Ее мать была одной из лучших знахарок, и она всему ее научила.
Эвелин грозно посмотрела на тетю Диаманды:
– Что ж, а моя мама – лучший врач, с которым я знакома. И она всегда считала пиявок способом для дураков! Я сама буду за ним ухаживать.
– Ну, как хочешь – холодно ответила леди Хелен и вместе с Джоан вышла из комнаты.
На секунду Эвелин пожалела, что набросилась на нее за попытку помочь. Глубоко вдохнув, она снова взяла иглу и сосредоточилась на том, чтобы вставить в нее нитку. В этот раз, слава Богу, руки были спокойны, и у нее все получилось. Казалось, страх и злость, выплеснутые на Джоан и ее пиявок, помогли избавиться от нервной энергии, не дававшей Эвелин сосредоточиться.
Она быстро промыла рану и, наклонившись, начала зашивать. Порез был маленьким, потребовалось всего три стежка, но она выполняла работу медленно и очень старательно, чтобы по возможности уменьшить шрам, который наверняка останется. Конечно, она любила мужа вне зависимости от каких-либо отметин на нем, больших или маленьких, – она просто заботилась о нем, хотя знала, что ему, вероятно, тоже будет все равно.
Пэн по-прежнему был без сознания, и Эвелин, закончив, чуть расслабилась и вздохнула. С одной стороны, хорошо, что он не очнулся в то время, когда она протыкала иглой его кожу, но с другой – ей хотелось обратного, чтобы убедиться, что с ним все будет в порядке. Она видела в своей жизни много случаев и похуже этого, и кто-то даже умирал у нее на глазах от травм менее серьезных, чем у Пэна. Поэтому повреждения головы и считались коварными – никогда не знаешь, чем все обернется.
– Он поправится? – спросила Диаманда, когда Эвелин начала перевязывать ему голову.
– Не знаю, – честно ответила она, затем взглянула на Рунильду. – Принеси мне, пожалуйста, какую-нибудь посуду, чтобы смешать в ней лекарства. У него будет сильно болеть голова, когда он очнется. Я приготовлю ему средство, которое он выпьет и сможет спокойно заснуть.
Кивнув, горничная вышла. Через пару минут солдаты, столпившиеся у кровати, тоже начали покидать комнату, оставляя Эвелин и Диаманду рядом с Пэном.
Некоторое время они сидели молча, но девочке, похоже, стало неловко от этой паузы, и она, откашлявшись, сказала:
– Знаешь, я поразилась тому, как ты справилась с Джоан! Она меня всегда нервировала, но я бы не смогла вот так прямо выступить перед ней или тетей, как это получилось у тебя.
– Я нагрубила твоей тете и должна буду извиниться, – пробормотала Эвелин. – Но пиявки в любом случае признак невежества врача.
– Ой, мне они тоже не нравятся, – согласилась девочка.
Эвелин промолчала, и Диаманда, чуть нахмурившись, спросила:
– Ты за что-то злишься на меня?
Посмотрев на бывшую подругу, Эвелин больше не смогла сдерживаться:
– Я видела тебя, Диаманда. И знаю, что ты сделала Девочка разинула рот, и они молча смотрели друг на друга в напряжении и не двигаясь. Немного погодя Диаманда поникла, как цветок, который слишком давно не поливали.
– Я… – Она покачала головой, затем выпалила: – Прости меня, Эвелин! Мне правда очень жаль. Это было так зло и глупо с моей стороны, и единственным оправданием может быть только то, что я тебя тогда не знала, мы еще не подружились. Ты не представляешь, как сильно я теперь жалею!
Эвелин моргнула в замешательстве. Да, действительно, в день, когда ее толкнули в дыру, они еще не были так близки, но камень упал со стены сегодня. За период между двумя событиями они очень сблизились. В чем же она сейчас признавалась?
Эвелин начала быстро придумывать, как заставить Диаманду рассказывать дальше, но не показать виду при этом, что сама она не очень понимает, о чем идет речь.
– Я лишь хочу понять… О чем ты думала? Расскажи мне все с самого начала.
С этими словами Эвелин задержала дыхание, надеясь, что уловка сработает. В комнате повисла тишина, длившаяся так долго, что ей начало казаться, что Диаманда вообще ничего не станет говорить. Но девочка, похоже, просто собиралась с мыслями. Поколебавшись, она вздохнула и начала:
– Приехав в Джервилл, я знала, что должна выйти замуж за Адама, но с самого первого дня влюбилась в Пэна.
Эвелин молча слушала, ничего пока не понимая.
– Когда в Джервилл пришли вести о смерти Адама, – продолжила Диаманда, – я была уверена, что это судьба и мы с Пэном будем вместе. Я не знача о тебе, мне никто никогда не рассказывал, и я считала, что раз Пэн, который гораздо старше Адама, до сих пор не женат, то он ни с кем и не помолвлен или его суженая умерла. Ко когда он вернулся из похода, нам велели собираться и готовиться к поездке в Стротон, где произойдет окончательное скрепление его брачного договора. – Диаманда скривилась. – Мне кажется, я возненавидела тебя с самого начала, еще даже не познакомившись.
– Почему? – удивленно спросила Эвелин.
– Потому что ты такая красивая, милая и… Девочка резко остановилась и хмуро посмотрела на Эвелин, у которой вырвался короткий смешок.
– О, Диаманда, вряд ли меня можно назвать красивой.
– Да, можно! – сухо заверила ее девочка. – Ты не худая, конечно, но красивая.
Эвелин изумленно уставилась на нее.
– Так вот, – быстро продолжила Диаманда, – по дороге в Харгроув ты показала мне шоссы и тунику, которые шила для Пэна. Я так расстроилась! Они были очень красивые, и ты так заботливо вела себя, что мне стало обидно, что я сама не додумалась до этого… Правда, я не умею шить так же хорошо, как ты, поэтому у меня в любом случае не получилось бы. Узнав, что ты почти доделала их и вот-вот подаришь Пэну, я запаниковала…
Сделав глубокий вдох, она призналась: – Когда он повел тебя к реке, я тайком пробралась в палатку и подожгла постель вместе с одеждой.
– Я действительно задула свечу, – тихо сказала Эвелин.
Девочка кивнула.
Вспомнив про гибель второй туники, она спросила:
– Получается, ты вымазала тунику свининой и дала ее собакам?
Диаманда скривилась.
– Да, план был таков, но они слишком хорошо дрессированы и не поддались на уловку. Мне пришлось самой разорвать и порезать тунику, а потом подложить им, чтобы свалить на них вину. – Она печально вздохнула. – Эви, мне так жаль теперь! Я сама не заметила, как ты мне начала нравиться, с тех пор как мы приехали сюда. Я увидела, что ты искренне заботишься о Пэне, а он – о тебе… Вы превосходная пара! Я знаю, что плохо поступила, и очень жалею, что причинила тебе боль. Надеюсь, ты простишь меня…
Эвелин смотрела на нее, снова мучаясь сомнениями.
– А как же стена, Диаманда?..
– Стена? – Теперь была ее очередь удивляться.
– Я видела тебя на стене, – твердо заявила Эвелин.
– Когда? Сегодня? – Девочка, похоже, и вправду не понимала, в чем смысл вопроса. – Да, я ходила туда, чтобы подумать. Перед этим я случайно встретила Пэна, видела, как он готовит еду к вашему пикнику – так старательно, заботливо… Вот еще одно доказательство его любви. А ты знала, что он приказал всем хвалить тебя, чтобы скорее забылась травма, нанесенная кузенами? Эвелин, он любит тебя, это правда! И всего лишь через пару недель… В то время как меня он знает много лет, а до сих пор относится как к младшей сестре, не более того. – Диаманда покачала головой. – Мне захотелось побыть одной, подумать… Я шла, потом, услышав голоса, перегнулась, чтобы посмотреть. Увидела тебя и Дэвида, но не знала, что вы меня тоже заметили.
Эвелин молчала. Она была уверена, что Диаманда говорит правду, – разыграть такую невинность и удивление было невозможно. Девочка явно не понимала, что особенного в ее прогулке по парапету, потому что ничего не знала про камень, чуть не расплющивший Эвелин и Дэвида буквально за несколько секунд до ее прихода. Это мог быть несчастный
