острое желание забыться, потерять себя в бурной стихии любви все больше и больше привязывает ее к Рэмзи.
— Уж очень путано у тебя в душе, — тихо шепнул он ей на ухо, словно угадав то, о чем она думала. И Пенелопа, высоко вскинув длинные ресницы, внимательно посмотрела в его глубокие карие глаза. Прильнув, она нежно поцеловала его в щеку.
— Ты самый притягательный мужчина из тех, что я встречала, — пробормотала Пенни, осыпая его поцелуями.
Он поднялся и, торопливо застегнувшись, взял ее на руки. «Словно в старой доброй сказке», — подумала она, прижимаясь к теплому мускулистому телу. Нежно коснувшись губами ее лба, он двинулся к лестнице. И только старый рояль видел, как они поднимались по крутым широким ступеням.
Не задержавшись в комнате, Рэмзи сразу же прошел в ванную. Он с необыкновенной ловкостью скинул с себя одежду и раздел Пенелопу. Включив воду, он ласково поцеловал Пенни. И жаркая страсть вновь овладела их душами. Крепко сжав руки влюбленной в него женщины, О'Киф мягко подтолкнул ее к струящейся в душе воде.
— Увидев эту прелюбопытную штуковину, — сказал он, — я сразу же пожелал разделить с тобой доставляемое ею удовольствие.
«Слишком горячо твое удовольствие», — подумала Пенелопа, вставая под теплые, ласкающие ее тело струи.
— Это грех, — произнесла она вслух.
— Мы поделим этот грех на двоих, — успокоил он ее, медленно проводя кусочком мыла по вздымающейся груди Пенни.
— Тебе, похоже, ни одна женщина еще не отказывала в удовольствии.
Он с силой прижал ее к стене, продолжая ласкать мыльной рукой.
— Все, кто был до тебя, не в счет.
Мыло мягко скользнуло по ягодицам и проникло ей между ног. Она тихо вздохнула и закусила губу.
— Так я тебе и поверила.
— Не надо быть такой недоверчивой, миледи.
Его теплая скользкая ладонь мягко касалась ее дрожащих ног.
— Как же можно верить тому, кто, лишь только появился в доме, сразу же потащил хозяйку в свою ванну?
— Но разве ты не видишь, что наш союз больше чем простое плотское соединение?
Она что-то невнятно пробормотала в ответ. И он, отбросив мыло, сжал ее лицо своими ладонями. Пристально посмотрев в глаза, Рэмзи нежно провел рукой ей по щеке.
— Не мучай меня, милая, — тихо попросил он.
— Это сказано от избытка вожделения?
— Нет, конечно, нет. Как ты не можешь понять, что я рядом с тобой не для того, чтобы что-либо взять у тебя? Нет, я хочу лишь отдавать. Неужели это не понятно? — Он горестно покачал головой. — Может быть, мне лучше оставить твой дом? Твой упрек слишком тяжел для меня. Клянусь, я бы был не в состоянии выжить.
— Рэмзи, не надо, — остановила она его, быстро целуя в грудь.
Он чувствовал рядом с собой ее теплое трепещущее тело. Твердые упругие соски касались его кожи, а маленькие мягкие ладошки легко скользили по спине. Выставив вперед ногу, она коснулась бедром его ягодиц. А затем, торопливо проведя рукой между ног, жестом пригласила разделить свою разгоревшуюся страсть.
И Рэмзи ответил на ее призыв. Рывком слившись с ней воедино, он крепко обнял ее за плечи, не давая упасть. Закрыв глаза, они соединились в одном порыве. И вода теплым стремительным потоком окутала их предавшиеся любви тела. Пенни все крепче и крепче прижималась к О'Кифу, все горячее и горячее пульсировала в ней огненная волна страсти. Пока наконец извергнувшееся из жерла любви пламя не переполнило их кипящим, как лава, восторгом.
Пенелопа замерла в руках Рэмзи, как скованная внезапно охватившей ее жаркой смолой древняя ширококрылая бабочка, навсегда оставшаяся в прозрачной, обкатанной морем золотящейся капле янтаря. О'Киф дрожал всем телом, словно прибежавший с поля битвы рысак. Его темные полузакрытые глаза были в упор устремлены на Пенни.
— Ты навеки похитила мое сердце, — восторженно сказал он.
«Да и у меня, похоже, ничего не осталось», — подумала она и в каком-то блаженном тумане, окутавшем ее сознание, будто со стороны увидела всю эту сцену.
Вновь в руке у Рэмзи кусок мыла. Он ласково проводит им по ее раскрасневшейся коже, И от этого любовное возбуждение снова охватывает ее. Сердито нахмурив брови, она пытается отнять у него мыло, но он ловко уворачивается и улыбается, очень довольный своей проделкой. Пенни делает вид, что ей все равно, и равнодушно отворачивается в сторону. Но еще через мгновение они уже страстно целуются среди тонких струй заливающей их воды, пока те вдруг не становятся холодными. И тогда О'Киф быстро выскакивает из ванны и, схватив с вешалки пушистое махровое полотенце, закутывает Пенелопу в большое, будто парус, мягкое ласкающее полотно. Они торопливо и весело вытираются, и он несет ее на руках на свою широкую кровать. Затем растирает полотенцем ее дышащее чистотой и свежестью тело, и Пенни становится необыкновенно тепло и радостно на душе. Сев рядом с ней на постели, он кладет ее ноги себе на колени и принимается вытирать их маленькой пушистой салфеткой, внимательно разглядывая каждый пальчик.
Все это, как сон, промелькнуло перед глазами Пенелопы. Она подивилась заботливости и нежности Рэмзи.
— Это старая рана? — спросил он, рассматривая ее лодыжку.
— Не знаю. Мне кажется, она была у меня всегда, — сонно ответила она. — Скоро ее совсем не будет видно.
— Почему?
— После пластической операции.
О'Киф хотел спросить, что это такое. Но вовремя спохватился и решил не выдавать своего невежества, резонно рассудив, что речь, вероятно, идет о каком-то новомодном медицинском открытии.
— Ты тщеславна, — задумчиво произнес он.
Пенни приняла его определение за комплимент. Приподнявшись на локтях, она задорно посмотрела на него и начала рассказывать:
— Знаешь, мы решили снять фильм ужасов. Так вот, режиссер думает, что меня непременно смутит сценарий, когда я разберусь с любовной сценой, которую он хочет показать крупным планом.
— Ты собираешься заниматься любовью? — спросил, нахмурившись, Рэмзи, вспоминая набитый видеокассетами шкаф. — С первым встречным? На виду у всего мира?
— Ну, во-первых, не с первым встречным, — ответила бодрым голосом Пенелопа. Его возмущение было ей приятно. — А с хорошо знакомым мне актером. И во-вторых, все это будет происходить на студии в присутствии еще двадцати человек.
— 'Но ведь это очень интимное дело.
О'Киф продолжал угрюмо хмуриться. И Пенни не знала, плакать ей или смеяться. Она и сама была не в восторге от того, что ей порой приходилось делать на съемках.
— Это только для камеры, — пыталась объяснить она. — Поцелуи, прикосновения и тому подобное. Но конечно, никаких настоящих интимных отношений.
Публичное раздевание и имитация сексуальных связей были ей неприятны не меньше, чем Рэмзи. Но особенности ее профессии требовали от нее выполнять то, что навязывало ей общество.
О'Киф сидел задумавшись, словно решая, можно ли всерьез доверять ее словам. Наконец он вздохнул и печально покачал головой.
— Боюсь, мне никогда не понять вашего странного мира, — тихо пробормотал он, забираясь на кровать.
«Вашего?» — удивилась она. Это было сказано так, словно сам он прибыл из какого-то другого, неведомого ей мира. «Откуда он?» — подумала Пенелопа, слегка подвинувшись, когда Рэмзи скользнул к
