дамасской скатертью, которой накрыли дубовый стол, и прекрасными серебряными подсвечниками со вставленными в них свечами из чистого пчелиного воска, которые почти совсем не коптили. Она удивленно дернула бровью, увидев, что слуги расставляют на столе золотые тарелки, приборы и исключительной работы золотые кубки, украшенные зелеными агатами. Ей не приходило в голову, что в таком захолустном месте, каким был Глиншеннон, могут оказаться столь изысканные вещи. Особенно если сравнить это с жалким столом в доме ее деда, сервировка которого немногим отличалась от крестьянской. Ее мысли были прерваны появлением лорда Глинна, и, впервые по-настоящему разглядев своего хозяина, Эйден подумала, что он очень привлекателен. Выражение его несколько длинного лица было приветливым, и он казался человеком очень добрым.
Однако она заметила, что слуги относились к нему весьма почтительно, и поняла, что это происходит потому, что они его любят. Здесь слуги не проявляли страха, как это было со слугами в доме ее деда.
— О вас хорошо позаботились? — спросил он и снова, взяв ее руку, поцеловал.
— Так хорошо, как если бы я была самой королевой, — ответила Эйден с улыбкой.
'А она мила, — удивленно подумал Генри Стерминстер, увидев, как улыбка меняет выражение лица Эйден, — а от этого венца из медных волос просто захватывает дух».
— Мне хотелось бы услышать, почему вы пришли искать приюта в такую бурю и почему вы оставили лошадей в Балликойлле. Вы должны понимать, что это не совсем обычно, и, говоря откровенно, я сгораю от любопытства.
Он провел ее к удобному креслу у огня и сел рядом с ней.
— Я расскажу вам правду, милорд, — сказала Эйден, — но сначала я должна получить ваше твердое слово, нет, не слово — клятву, что то, что я расскажу вам, не будет рассказано никому больше. Часть моей истории столь необычна, что в нее почти невозможно поверить, но я клянусь вам, сэр, что все это правда.
Лорд Глинн приказал слугам уйти из комнаты, строго предупредив их, что, если их не позовут, они не должны входить. Потом, взяв руки Эйден в свои, он сказал:
— Я клянусь вам душами моих родителей, да упокоит их Господь, что я не выдам ничего из того, что вы мне расскажете, леди Блисс. — Его добрые карие глаза внимательно смотрели на нее. — Этого достаточно?
Ее серые глаза весело блеснули, и она едва заметно улыбнулась.
— Благодарю вас, милорд. Этого вполне достаточно. Я начинаю… Когда три года назад умер мой отец, в его завещании было сказано, что я становлюсь подопечной королевы и по ее усмотрению должна быть выдана замуж за человека, который, получая меня и мое огромное состояние, должен был взять имя моего отца, чтобы наш род не угас. Так получилось, что я вышла замуж за господина Конна О'Малли с Иннисфаны. Мой муж до этого пробыл в Англии несколько лет, был членом личной гвардии королевы, и королева его очень любила. Нас венчал в часовне королевы ее личный капеллан, и ее величество присутствовала на свадьбе. Это было два года назад, в день святого Валентина. По приказу королевы мы вернулись в мое поместье в Ворчестершире, которое, как оказалось, граничит с поместьем сестры моего мужа, леди де Мариско. В течение нескольких месяцев после женитьбы мы с Конном горячо полюбили друг друга. Мы ждали ребенка. А потом пришла беда в облике моего кузена, приехавшего из Ирландии. Его звали Кевен Фитцджеральд, он привез новости об отце моей матери, Рогане Фитцджеральде. Это показалось мне странным. Мой дед ни разу не дал себе труда написать моей матери с тех пор, как она вышла замуж за моего отца. Однако было бы неприличным отказать Кевену Фитцджеральду в гостеприимстве.
— Я знаю этого человека, — сказал лорд Глинн. — Могу представить, каким он был любезным, как великолепно вел себя, но, по правде говоря, я убежден, что он настоящий ублюдок. Я надеюсь, что мои откровенные слова не обидны для вас, мадам, но вы не кажетесь мне женщиной, склонной к излишней болтовне и фальшивой щепетильности.
— Правильно, — спокойно ответила она, — я не такая, но позвольте мне продолжить, потому что мой рассказ долог, а я уверена, что вы так же голодны, как и я.
Генри Стерминстер засмеялся и в знак согласия закивал головой.
— У меня есть шеф-повар. Он приехал из Франции и является сторонником строгих правил, нарушение которых приводит его в ярость. Когда все приготовлено, мы обязаны есть или рискуем обидеть его так, что целую неделю все мои блюда будут либо подгоревшими, либо недоваренными.
— Черт возьми, милорд, я буду чувствовать себя очень виноватой, если окажусь причиной ваших неприятностей! — И Эйден продолжила свой рассказ.
Слушая ее поразительное повествование, он понял, почему она потребовала от него обещания хранить тайну. Вся ее история была настолько фантастичной и полной драматизма, как будто она выдумала ее. Он был поражен тем, что женщина знатного происхождения смогла пройти через такие потрясения и при этом выжить. Он даже не знал бы, можно ли верить ее рассказу о бесчисленных приключениях, если бы в разговоре она ни на минуту не отводила от него взгляда. Никто, решил Генри Стерминстер, не может лгать так убедительно, и он поверил ей. Он было засомневался, Когда Эйден сказала ему, что она убила Кевена Фитцджеральда. Тем не менее ее явное смущение, когда она с юмором рассказывала, как проходила ее первая брачная ночь, снова укрепило его уверенность в правдивости ее слов.
— Великий Боже, мадам, — сказал он, когда Эйден кончила. — Если бы я прочитал об этом, я, наверное, не поверил бы, что это правда. И все же вам я верю. Как бы там ни было, их планы провалились, но неужели вы и в самом деле думаете, что ваши родственники будут преследовать вас? Птичка выпорхнула из их клетки, и вы, несомненно, показали себя достойным противником. Если бы я был на их месте, не думаю, чтобы мне захотелось снова ссориться с вами.
Эйден покачала головой.
— Роган Фитцджеральд, кажется, невзлюбил меня, хотя я не понимаю почему, — сказала она.
— А я понимаю, — сказал лорд Глинн. — Этот старик вечно впутывался то в один заговор, то в другой, желая скинуть королеву. Он считает себя спасителем Ирландии, что кажется мне очень забавным, потому что сам он за всю свою жизнь не уезжал от своего дома дальше чем за двадцать миль. Если вы завезете его во владения Фитцджеральдов в Килдэре, он будет для них таким же незнакомцем, как и они для него. Эйден засмеялась.
— Он является двоюродным братом графини Линкольн, хотя я совершенно точно знаю, что он никогда ее не видел. Когда моя мать была девочкой, он просил графиню взять ее в услужение в свой дом, потому что она была его любимицей. Вместо этого графиня устроила ее брак с моим отцом.
Лорд Глинн поразился.
— Вы и в самом деле знакомы с графиней Линкольн? Эйден кивнула.
— И с королевой?
— Я была одной из ее фрейлин, — ответила Эйден. — Вы никогда не были при дворе, милорд? Он покачал головой.
— Моя мать, — сказал он, — была наследницей Глиншеннона. Ее отец вообразил, что он может удачно выдать ее за какого-нибудь знатного ирландца. Чтобы подготовить ее к этому, он послал ее в монастырскую школу во Франции. В доме какой-то своей французской подруги она встретилась с моим отцом, который в то время тоже учился во Франции. Они влюбились друг в друга с первого взгляда и при первой возможности убежали и поженились. — Он обреченно пожал плечами. — Английская семья моего отца была потрясена этим браком не менее, чем мой ирландский дед, но к этому времени моя мать уже была беременна мною, и факт венчания безусловно подтверждался надежными свидетелями. Обе семьи были вынуждены, к своему великому огорчению, признать этот брак. Моя мать, однако, была женщиной с весьма сильным характером. Потеряв расположение своего отца, который отказался от нее, хотя в то время еще не лишил ее права наследства, она решила перетянуть на свою сторону родственников мужа, что ей и удалось сделать. Следом за мной появились на свет три брата и две сестры. Хотя мы жили в достатке, богатой и влиятельной наша семья не была. Нам очень повезло, потому что мы все росли в нашем собственном доме в Дорсете. Когда мне было двенадцать, мой дед с материнской стороны известил нас, что он сделает меня наследником Глиншеннона и своего состояния при одном условии. Я без промедления должен был приехать в Ирландию и жить с ним, не претендуя на состояние и титул моего отца. Выбор должен был сделать я сам, но, сделав его, я не имел права менять свое решение. Вместе с письмом дед прислал мне в подарок великолепного жеребца. Мне был дан один месяц с даты получения письма, которое привез один из слуг деда, чтобы я мог
