выбор пирожных, немного сыра.
— Тогда через час мы пообедаем. Моя Спящая Красавица скоро проснется. — Энтони кивнул Адаму и покинул верхнюю палубу.
Адам покачал головой. Он не переставал удивляться, как ловко хозяин меняет обличье. Старик знал, что эта способность крепла по мере взросления Энтони, но это все еще пугало слугу, несмотря на всю его любовь к человеку, которого он воспитывал и которому служил с той дьявольской ночи, когда двадцать восемь лет назад мальчик появился на свет.
Глава 3
Оливия очнулась после освежающего глубокого сна и не сразу сообразила, где находится. Впрочем, услышав крики чаек и почувствовав привкус соленого морского воздуха, она все вспомнила. Ее охватил блаженный трепет. Раньше усталость заставляла Оливию сомневаться в захватившем ее волшебстве, но теперь утомление прошло, и этот странный новый мир радовал ее чудесами. Дочь лорда Гренвилла была пособницей и подстрекателем пиратов. Конечно, можно сказать, что пираты похитили ее и насильно держали на корабле в открытом море. И это будет абсолютной правдой. За исключением того, что у нее не было никакого желания оказаться в другом месте и, похоже, она ощущала острейшую жажду дальнейших приключений. Ее вкус к пиратству был только раззадорен встречей с испанским галеоном.
«У меня оказалось гораздо больше общего с Порцией, чем я предполагала», — усмехнувшись, подумала Оливия. Незаконнорожденная племянница отца интересовалась военными действиями и даже венчалась на поле брани с мечом на боку. Оливия начала ощущать привлекательность такого рода поведения. До настоящего времени она просто считала Порцию уникальной, не подчиняющейся никаким законам, ибо подруга делала вещи абсурдные с точки зрения здравого смысла обычных людей. А может, уникальность Порции наложила отпечаток и на ее подруг? Или сама Оливия тоже была необычным человеком, но только до сих пор не подозревала об этом?
Улыбнувшись, Оливия откинула покрывало, села и с жадностью потянула носом. Откуда-то доносился восхитительнейший запах жареного мяса, у нее даже слюнки потекли. Она с любопытством окинула взглядом каюту в поисках того, что могло бы рассказать ей о хозяине «Танцующего ветра».
Удивительно, но ей даже в голову не приходило, что она вторгается в его личную жизнь. На столе лежали карта, секстант и компас. Она пристально вгляделась в столбики цифр, выведенные той же самой твердой рукой, что наносила на бумагу контуры ее спины. Вычисления привели ее в восторг, хотя понимание их требовало определенных математических знаний.
Она просмотрела стоявшие на стеллажах книги. Интересная подборка. Поэзия, философия, кое-что из ее любимых классических произведений. Похоже, у хозяина судна богатый духовный мир. Она взглянула на шахматную доску, лежавшую на столике у окна. Создавалось впечатление, что игра была прервана, конечно, если только Энтони не решал шахматную задачу.
Оливия, нахмурившись, склонилась над фигурками. Передвинув белого слона, она на мгновение застыла, устремив сосредоточенный взгляд на доску, а затем удовлетворенно кивнула. Все правильно. Теперь белые неизбежно дают мат в два хода. Не очень трудная задача, подумала она.
Напевая вполголоса, Оливия вернулась к столу с картами и задумчиво выдвинула один из ящиков. Увидев толстую стопку бумаг, она вытащила их и разложила перед собой. Рисунки и карандашные наброски. Похоже, хозяин «Танцующего ветра» находил объекты для творчества повсюду. Судя по всему, здесь был представлен весь его экипаж.
Оливия с восхищением смотрела на серию набросков. Некоторые лица она узнала — видела их во время своего пребывания на палубе. Вот рулевой Джетро. А на этих рисунках — занятые работой люди: они шили паруса, сращивали канаты, карабкались на реи. Или вот еще — играют, танцуют, смеются, слушают игру на лютне одного из своих товарищей, прислонившегося к мачте. На трех-четырех набросках были изображены нагие мужчины, стоявшие на палубе под насосом; их кожа блестела от воды, глаза смеялись.
Оливия немало прочитала и просмотрела древнегреческих и древнеримских текстов и рисунков, чтобы смутиться при виде обнаженного мужского тела. К тому же художник неплохо знал анатомию. Его явно интересовало человеческое тело, о чем свидетельствовали многочисленные наброски рук, ног, бедер в различных ракурсах. Впрочем, и лицам он уделял немало внимания: всего два-три штриха, а характерный наклон головы или взгляд уже схвачены.
— Раз мои работы не выставлены на всеобщее обозрение, значит, они предназначены только для моих глаз…
Оливия не слышала, как открылась дверь. Испуганно вскрикнув, она подняла голову и выпустила рисунки из рук.
В дверях каюты застыл хозяин «Танцующего ветра», и от обычного веселья в его облике не осталось и следа. Лоб его прорезала глубокая морщина, во взгляде светилось раздражение.
— Прошу прощения, я не хотела… — вспыхнула Оливия. — Ящик стола был не заперт.
— Естественно, потому что у моих людей нет привычки рыться в чужих вещах, — коротко ответил Энтони. В руках он держал деревянные ведра, из которых валил пар. Войдя в каюту, он пинком закрыл за собой дверь и поставил ведра на пол. — Вы хотели вымыть голову, и я принес вам воды.
— Спасибо… — Оливия смутилась. Ей хотелось как-то исправить положение. — Я… мне действительно неловко, что я без спросу рассматривала ваши рисунки. Я… просто я не могла совладать с желанием узнать о вас хоть что-нибудь… Я отнюдь не шпионила.
Энтони по-прежнему хмурился.
— Вы могли бы расспросить меня, или это вам и в голову не приходило?
— Вас здесь не было. — Оливия пожала плечами и виновато улыбнулась. — А когда я задаю вопросы, вы не особенно словоохотливы.
— Значит, вы просто поддались порыву. — Оливия кивнула и, нахмурившись, сдвинула свои черные брови.
— Кажется, я действовала под влиянием момента, как тогда, когда прыгнула на галеон. Хотя у меня совсем не импульсивный характер. Самая импульсивная из нас трех — Фиби.
— Из вас трех? — удивленно приподнял бровь Энтони.
— Фиби, Порция и я. Между нами существует некая связь… В общем, мы лучшие подруги, — добавила она, подумав, что Энтони вряд ли будет интересно слушать об их сложных взаимоотношениях.
Похоже, она оказалась права, потому что он не стал углубляться в подробности. Повернувшись, Энтони открыл встроенный в фальшборт шкаф.
— Рисунки очень искусные, — нерешительно произнесла все еще не оправившаяся от смущения Оливия.
— А как насчет объектов? — спросил он, поворачиваясь к ней со стопкой полотенец в руках. — Что вы думаете о них?
Теперь он явно подшучивал над ней: чуть насмешливая улыбка, иронические искорки в глазах.
— Я заметила, что анатомия очень часто привлекает живописцев и рисовальщиков, — ответила Оливия, встречаясь с ним взглядом. — Я хорошо знакома с работами художников Возрождения и вовсе не ожидала увидеть фиговые листки — если вы это имеете в виду.
Он рассмеялся, и неприятное выражение исчезло с его лица.
— Разумеется, ученые обычно меньше смущаются при виде обнаженной натуры, чем те, кто сидит дома и занимается шитьем.
— Я н-не умею шить, — призналась Оливия.
— Как ни странно, но я это предвидел. — Он опустил полотенца на стол и, нагнувшись, извлек из-под кровати деревянную бадью. — Здесь достаточно горячей воды, чтобы помыться как следует, но если вы опуститесь на колени, я вымою вам голову. А потом вам надо сделать перевязку на бедре.
— А почему у меня повязка на ноге? — поинтересовалась Оливия.
— Там очень серьезная рана. — Энтони опустился перед кадкой на колени и поманил ее пальцем. — Длинный порез, куда попали грязь и песок, пока вы съезжали к подножию утеса. Мне пришлось наложить шов, и поэтому вы, возможно, чувствуете некоторую скованность.
Оливия коснулась повязки под ночной рубашкой, у самого бедра.
— Теперь я в состоянии ухаживать за собой сама, — сказала она. — И м-могу сама вымыть голову.
— Но у вас ссадина на затылке. Я-то ее вижу, а вы — нет, — резонно заметил он. — Кроме того, Адам
