— А он переменится?
Энтони пожал плечами и улыбнулся:
— Трудно сказать. Ветер также непостоянен, как и женщина. — Он негромко окликнул рулевого: — А ты как думаешь, Джетро? Что будет с ветром?
— К утру может стихнуть.
— Что я скажу дома? — Оливия оперлась подбородком на руки. — Как я им все объясню?
— Почему мы, доходя до моста, не переходим через него
Энтони наклонился и провел кончиком пальца по ее щеке. — Вы так боитесь очнуться, Оливия? — Она покачала головой:
— Нет, но это всего лишь сон, и когда-нибудь мне придется проснуться.
— Да, конечно. Но не раньше завтрашнего полудня.
— Надеюсь, пробуждение не будет особенно неприятным, поскольку я все же похищена, — раздраженно сказала Оливия.
— Совершенно верно… А теперь идите спать.
Оливия нехотя поднялась со стула.
— Мне хотелось бы спать под звездами.
— Вы замерзнете.
— Даже под одеялами?
— Даже под одеялами.
— Оливия все еще колебалась, наблюдая, как он, развалившись, вертит в руках бокал с коньяком. Энтони ответил на ее взгляд, и в его глазах мелькнула лукавая улыбка. И еще какое-то странное обещание. Она вновь почувствовала заметную тяжесть внизу живота и тянущее ощущение в бедрах.
— Спокойной ночи. — Оливия двинулась к трапу, ведущему вниз, на главную палубу.
Энтони ничего не ответил.
Каюта была вымыта и прибрана; над кроватью, отбрасывая мягкий золотистый свет на полированное дерево и яркие турецкие ковры, горела лампа. Решетчатые окна были закрыты и задернуты парчовыми занавесками.
Оливия отодвинула занавески и вновь открыла окна. Над морем царила дивная ночь. Девушка оглядела каюту еще раз. Кровать застелили свежим бельем; край покрывала был предусмотрительно отвернут. Оливия развязала изумрудный пояс, аккуратно сложила и вернула на место во встроенный шкафчик и начала уже развязывать тесьму на воротничке ночной рубашки, как вдруг взгляд ее упал на шахматную доску.
Ах да, Энтони же предложил ей другую задачу. Она подошла ближе и задумчиво нахмурилась, теребя пальцами шнурок. Задача оказалась не такой простой, как предыдущая.
Зевнув, Оливия потеряла к ней всякий интерес. Утром на свежую голову она за минуту все решит. А теперь главное — решить, в чем спать. Ее импровизированное платье слишком похоже на настоящее, чтобы выполнять двойную роль, и, кроме того, оно понадобится ей утром.
С момента своего появления на «Танцующем ветре» Оливия спала обнаженной, а потому, поразмыслив, решила не менять заведенный порядок и этой ночью. Стянув ночную рубашку, девушка аккуратно, как прежде пояс, сложила и убрала ее, а затем перелезла через деревянный бортик кровати. Простыни оказались прохладными и хрустящими, а сама кровать удивительно знакомой.
Повернувшись на бок, Оливия закрыла глаза и успела отметить, что лампа все еще горит. Впрочем, какая разница? Ей этот слабый свет не мешает, а лампа погаснет сама, когда выгорит все масло…
Среди ночи она проснулась; в каюте было темно. И в постели был кто-то еще. К мягкой пуховой перине ее прижимала чья-то тяжелая рука. Кроме того, на ее бедре лежала чья-то нога. Замерев от страха, Оливия прислушалась к спокойному и размеренному дыханию соседа. Оказалось, он тоже был обнажен.
— Я разбудил вас? — сонным голосом спросил пират.
— Вы в моей постели!
— Вообще-то это моя постель.
Он опять насмешничал, и это чувствовалось даже сквозь пелену сна.
— Но в ней же сплю я, — возразила она и удивилась: интересно, почему она не кричит, охваченная девическим негодованием? Ведь каждая клеточка ее тела остро чувствовала физическое присутствие Энтони. Это не сон, а реальность, реальнее и быть не может!
— Три ночи эта кровать была моей… или четыре? — пробормотала она.
— Эта была бы четвертой, — ответил Энтони, защекотав Оливию своим дыханием. Рука, обнимавшая ее за талию, сползла, и он положил ладонь на живот девушки.
Она попыталась оттолкнуть руку Энтони, но это было все равно что пытаться сдвинуть гору. Кроме того, она не слишком упорствовала.
— Раньше вы в ней не спали, — запротестовала Оливия.
— По мнению вашего врача, вы были слишком больны, чтобы с кем-либо делить постель, — многозначительно ответил он. — Теперь ваше состояние изменилось.
От руки неподвижно лежащей у нее на животе, исходило тепло, и — странное дёло — она не таила в себе угрозы. Другая рука Энтони тем временем коснулась ее спины, скользнула между лопаток, погладила шею, а потом обхватила затылок. Ощущение восхитительное и настолько знакомое, словно он таким образом уже прикасался к ней раньше.
— Расслабься. Просто лежи спокойно и отдавайся чувствам.
Целуя ее шею, Энтони свободной рукой принялся ласкать грудь Оливии. Ее соски стали твердыми, как от холодной воды. Казалось, она вновь погружается в мир грез прошедших дней, где ее разум плыл по воле волн, а тело едва чувствовало прикосновение пуховой перины.
Пальцы Энтони ласкали ее бедра, скользили ниже, задерживаясь в мягких ямочках под коленями. Она чувствовала все его крепкое тело и представляла так ясно, как будто смотрела на него. Маленькие соски, такие не похожие на ее собственные и казавшиеся крошечными пуговичками на его широкой груди, пупок на втянутом животе, темная дорожка волос, ведущая вниз, к его мужскому естеству.
Но то, что раньше пребывало в спокойствии, теперь буйствовало. Она ощущала его твердую плоть, прижимавшуюся к складкам между ее бедер. Восторг, грешный и неистовый, пульсировал в потаенных местах ее тела.
Она вдруг вся напряглась, вытянув ноги, и выдохнула:
— Я не собираюсь выходить замуж. Никогда. Я никогда не выйду замуж!
— Похвальное намерение, — прошептал пират, касаясь губами ее волос, и его ладонь скользнула между ее бедер. — И я его разделяю.
Он ласкал внутреннюю поверхность здорового бедра Оливии, пока она снова не расслабилась и ее тело не обмякло.
— Но мы не можем заниматься любовью, если не намерены пожениться, — запротестовала Оливия.
— Безбрачие совсем не то же самое, что целомудрие, — напомнил ей Энтони, касаясь языком ее уха, а затем прихватывая зубами мочку. — Мы это уже обсуждали.
— Но… но я могу з-забеременеть, — пробормотала Оливия, удивляясь, почему это вдруг перестало ее пугать. — Тогда нам придется пожениться.
— Я позабочусь, чтобы этого не случилось, — ответил он, и она расслышала в его голосе еле сдерживаемый смех. — Ты ведь еще невинна, несмотря на всю свою ученость. Умственные упражнения не заменят действительность, милая.
Оливия ничего не ответила.
Энтони перевернул ее на спину. В неярком свете, льющемся из открытого окна, она увидела его лицо. Он приблизился, чтобы поцеловать ее в губы, и она еле слышно вздохнула.
Для мужчины у него были необыкновенно мягкие и нежные губы. Под нажимом его языка раскрылись и ее губы. Она ощутила вкус вина и коньяка, брызг соленых волн, которые раскачивали «Танцующий ветер», и ветра, наполнявшего паруса фрегата.
С неожиданной жадностью Оливия вобрала в себя его язык, Энтони тотчас обхватил ладонями ее лицо. Она ответила тем, что взъерошила его волосы. Больше не сдерживаемые черной лентой, золотые, как
