утверждает, что никто не видел тела.
Он ударил кулаком по собственной ладони и поморщился.
– Есть еще и древняя книга, которую Грейсон нашел на лотке в Гайд-парке, написанная человеком с идиотским именем Саримунд. Некие «Правила Пейла». Изложены шифром, разгадать который невозможно. И знаешь, что смертельно меня пугает? Розалинда без всяких затруднений читает страницу за страницей. Ад и проклятие – как все это объяснить? Мне не под силу. Творится что-то неладное. И дети знают об этом больше меня. До чего же противно!
– Успокойся, Райдер, мы все узнаем. И очень быстро. Мне бы тоже хотелось видеть эту книгу. Шифр, говоришь? Который нельзя разгадать? А наша Розалинда сумела?
Райдер кивнул.
– Все это не к добру, Дуглас. Сам видишь, что не к добру.
Глава 14
– Я должна сказать ему, должна, должна, ад и проклятие! – твердила себе Розалинда. Как ни тяжело у нее на душе, с этим необходимо покончить. И где Николас? Почему опаздывает?
Она не должна терять решимость. Это будет бесчестно с ее стороны.
Но что, если он, узнав обо всем, посмотрит на нее как на презренную улитку в саду? Растопчет и уйдет, не оглядываясь?
– Нет, он ни за что не растопчет меня, но, возможно, просто окинет равнодушным, холодным взглядом и уйдет.
На пороге появился Уилликом. – Лорд Маунтджой, мисс Розалинда, – объявил он своим оперным голосом.
Николас едва заметно улыбнулся при виде сверкающего голого затылка дворецкого и направился к ней. Розалинда смущенно вскочила. Она видела, что Уилликому не по душе оставлять их вдвоем. Как бы она хотела, чтобы все, все на свете узнали об их помолвке! И тогда бы с лица Уилликома слетело это тошнотворное выражение. Ну… может, и нет.
Уилликом перевел взгляд с Розалинды на Николаса и откашлялся.
– Мисс Розалинда, не прикажете узнать, свободна ли миссис Шербрук… и не сможет ли прийти побеседовать с вами? И возможно, вознести ваши темы для разговора на новый, возвышенный, уровень?
– О нет, Уилликом, мы останемся вдвоем на несколько секунд, не более. Его светлость – джентльмен непоколебимых моральных принципов, рожденный на возвышенном уровне. Не знаю насчет своего рождения, но воспитывалась я в чрезвычайно возвышенном духе. Не волнуйтесь.
Но Уилликома подобные речи не успокоили. Он удалился с коротким поклоном, не дав им полюбоваться своей головой.
Едва двери гостиной закрылись, Розалинда схватила Николаса за руку и потащила к эркеру:
– Николас, ты опоздал.
– Не более чем на две минуты. Что случилось? Что-то не так, Розалинда?
Она уронила его руку и заломила свои. Он удивленно уставился на нее:
– Что тебя так расстроило, Розалинда? Расскажи.
– Мое имя. Беда в моем имени.
– Твое имя? Ну да, оно несколько необычно. Но ты сама сказала, что твой однофамилец – человек уважаемый. Розалинда де Лафонтен. Мне твое имя нравится. Очень тебе идет.
– Ты не знаешь, кто я, Николас. Совсем не знаешь. Не знаешь, почему Райдер Шербрук стал моим опекуном. Тебе ничего не известно обо мне.
– В общем, нет, но меня это не волновало. Даже не было времени подумать о чем-то подобном: мы были очень заняты. Но ты сама расскажешь, когда захочешь.
– Ты так красив сегодня, Николас. И костюм для верховой езды так тебе идет.
– Спасибо. Итак, я слушаю.
– Видишь ли, дело в том…
Она осеклась, отошла и сделала круг по комнате, прежде чем вернуться к Николасу.
– Хорошо, выложу правду. Я слышу призраков. Знакома с ними вот уже десять лет. Правда, никогда не видела, но слышу их голоса, доносящиеся из темных углов, и чаще всего во сне.
– Итак, десять лет подряд ты слышишь призраков. Расскажи подробнее.
– Я все расскажу. Все. Потому что слышу призраков с того дня, как… с того дня как дядя Райдер нашел меня избитой едва не до смерти в переулке возле доков Истборна.
Николас на мгновение оцепенел. Как это может быть?!
– Не понимаю, – медленно протянул он. – Тебя избили едва не до смерти? Но тогда ты была совсем маленькой. Что случилось, Розалинда?
– Они решили, что мне лет восемь. И даже позволили самой выбрать месяц и день своего рождения. Конечно, я выбрала следующий день после того, как мне обо всем рассказали. Дядя Райдер привез меня в Брендон-Хаус, дом, куда он забирает всех детей, которые были брошены, избиты или проданы, – детей, оказавшихся в ужасном положении. Воспитывает их, любит как своих, дает образование и надежду. Позже он говорил, что врачи не были уверены в моем выздоровлении и опасались за мою жизнь. Но когда пришла в себя, так и не смогла сказать, кто я и откуда. Память так и не вернулась. Остались только призраки, таящиеся в глубине сознания. Но они никогда не появляются на свет. Не хотят сказать, кто я такая.
Он всмотрелся в бледное лицо девушки.
– И ты так ничего не узнала?
– Нет. Хотя постоянно спрашивала призраков. Но не могу понять, что они отвечают. Впрочем, известно ли им хоть что-нибудь? Кто знает?
– Но твоя фамилия… имя…
– Я сама взяла это имя, когда мне было десять лет, просто потому что любила басни Жана де Лафонтена. Но я еще больший плод воображения, чем басни. По крайней мере, в баснях есть мораль. У меня же – ничего. Не знаю, кто я такая. Сначала дядя Райдер и дядя Дуглас пытались разузнать обо мне хоть что-то. Ничего не вышло. Потом они решили, что тот, кто пытался убить меня, может скрываться поблизости и по-прежнему желать моей смерти. Если кто-то ненавидел меня настолько, чтобы пытаться убить, значит, я стою очень мало. Или вообще ничего не стою.
Николас прижал девушку к себе и поцеловал так нежно, словно ее только что избили, и он боялся причинить ей боль.
– Мне так жаль, Розалинда. Она резко отстранилась:
– Нет-нет, ты не понял главного!
– Я понял только, что кто-то пытался убить ребенка. Но ребенок выжил благодаря Райдеру Шербруку, за что я буду преклоняться перед ним до конца жизни.
– Да, конечно, но дело не в этом, Николас. Неужели не понимаешь?
Розалинда прерывисто вздохнула:
– Ты седьмой граф Маунтджой – граф, Николас, пэр королевства. Благородное происхождение, старинный род… а я, скажем прямо, – никто. Прости, что не сказала тебе сразу, но, говоря по правде, я просто не подумала об этом. Слишком сильно хотела поцеловать тебя, и все случилось так быстро, и нам пришлось заняться «Правилами Пейла». Пока мы пытались понять, что все это значит, я обо всем забыла. И вспомнила только прошлой ночью, когда лежала в постели. И тут меня осенила. Я не имею права так поступать с тобой. Не могу выйти за тебя замуж. Вернее, это ты не можешь жениться на мне.
Николас отвернулся от нее, подошел к эркеру, раздвинул шторы и залюбовался весенними садами в цвету. Легкий ветерок слегка покачивал нарциссы, желтеющие на фоне зеленой травы.
– Это недопустимо, Розалинда, – медленно произнес он, оборачиваясь.
Она пошатнулась как от удара. Ей хотелось закричать, заплакать, но она не сделала ни то, ни другое.
– Прости. Пожалуйста, прости за то, что не сказала тебе сразу. Допустила, чтобы тобой овладела похоть, чтобы ты проникся ко мне симпатией.
– Похоть и симпатия? – повторил он, вскинув брови. – Прекрасно сказано. Но ты не так поняла. Мне кажется недопустимым то, что кто-то пытался убить тебя. Ребенка.
– Ты благородный человек. Но я выжила. Послушай, Николас, я могу оказаться дочерью мясника, карманной воровкой, уличной попрошайкой. Или вообще никем.
– Вряд ли. Иначе, почему кто-то пытался убить тебя, восьмилетнюю девочку?
– Дядя Райдер и дядя Дуглас тоже так считают. Думают, что я дочь богатого влиятельного человека, нажившего могущественных врагов. На мне была дорогая одежда. Порванная и грязная, правда, но дорогая и хорошо сшитая. И еще это.
Розалинда сняла с шеи золотую цепочку, на которой висел маленький медальон-сердечко.
Николас поднес его к глазам. Медальон был теплым и гладким. Он нащупал замочек и открыл медальон. Пусто. Николас попробовал отыскать тайник. Ничего.
– Он был пуст, когда Райдер нашёл тебя? Розалинда кивнула:
– Возможно, здесь были две миниатюры: одна – портреты моих родителей, вторая – мое изображение. Точно я не знаю. Может, миниатюры вынули, чтобы никто не смог их узнать? Но это не важно, Николас. Ни один человек понятия не имеет, кто я и кто мои родители. Были они англичанами или итальянцами. Дядя Райдер считает, что, возможно, я и англичанка, и итальянка, поскольку заговорила сразу на двух языках. Дядя Райдер считает также, что родители мертвы, иначе обыскали бы небо и землю, чтобы найти меня. Конечно, сам он так и поступил бы, если бы Грейсон исчез. Все это чертовски неприятно, Николас, но я чистая страница.
– Вовсе нет! У тебя имеется талант, которым не обладает ни один из нас: ты легко читаешь «Правила Пейла». Это бесценный дар, который, возможно, перешел к тебе от родителей. Ты приняла этот дар без вопросов и возражений. И я уверен, что он лишь один из многих.
– Так много всего случилось, и так быстро! Я даже не задалась вопросом, почему смогла прочесть проклятую книгу.
Она старательно изобразила жалкое подобие улыбки.
– Спрошу у призраков, когда услышу их в следующий раз. Теперь они приходят гораздо реже. Странно, но я по ним скучаю. Они кажутся мне единственной связью с моим навеки потерянным прошлым. Но теперь они, кажется, решили меня покинуть.
– Призраки, – повторил он. – Призраки вокруг тебя.
– Ты не считаешь меня безумной?
Николас рассеянно уставился в пространство и постучал пальцами по каминной полке.
– Безумной? О нет. Я почти
