существовании которых я не знал доселе. Чувства, способные разбить мне сердце. Чья смерть? Чей смертный грех?
Она снова спела песню, на этот раз тише, и снова ее голос проник мне в душу.
Я слушал печальную мелодию и тревожившие меня звуки, и на глаза наворачивались слезы.
Что знала эта девочка о грехе и смерти?
Она замолчала и медленно шагнула ко мне. Хотя я сознавал, что вижу сон, мог бы поклясться, что ощущаю ее дыхание, слышу легкие шаги.
Она улыбнулась и заговорила со мной. И одновременно стала таять в теплом воздухе. Но на этот раз ее слова ясно отпечатались в мозгу: «Я – твой долг».
Глава 2
Николас Вейл стоял у стены большого бального зала, украшенного десятками красно-белых шелковых флажков, свисавших с потолка. Расстояние между каждым было выверено с поистине военной точностью.
– Мы пытались воссоздать обстановку средневекового королевского турнира. Весьма правдоподобная имитация, не находите, милорд? – гордо спросила леди Пинчон с огромным фиолетовым тюрбаном на голове.
Николас вежливо согласился, выразив сожаление, что ни один рыцарь на коне не сможет подняться по лестнице в этот великолепный зал. Выслушав столь сомнительный комплимент, леди Пинчон надолго впала в задумчивость.
В зале собралось так много людей, что духота была невыносимой. В люстрах горели сотни свечей. Пот выступил на лбу и спине Николаса. Из длинного ряда стеклянных дверей, выходивших на большой каменный балкон, по крайней мере, две были открыты, но в воздухе не ощущалось ни малейшей свежести.
Ему было жаль женщин. На каждой по пять нижних юбок: он узнал это, раздевая любовниц. Здесь не менее двухсот дам, и значит, в общей сложности тысяча юбок. Уму непостижимо. А платья! Дамы казались изысканными десертами в ярдах и ярдах тяжелой парчи, атласа и шелка всех цветов, отделанных тесьмой и оборками, с увядшими цветами и драгоценностями в волосах. Все это вместе взятое весило не менее доброго стоуна[1].
Воображение Николаса разыгралось до такой степени, что он живо представил пенную гору нижних юбок посреди бального зала. Поверх, как глазурь на торте, навалены платья, и вся груда переливается драгоценными камнями, ранее украшавшими мочки ушей, шеи и запястья. А это означало, что женщины остались совершенно голыми. Ничего не скажешь – картина, способная вскружить голову любому мужчине.
Но тут он увидел невероятно раздобревшую молодую матрону, чьи многочисленные подбородки подрагивали словно желе, когда она смеялась, и соблазнительное зрелище мгновенно улетучилось.
Мужчины со своей стороны выглядели настоящими щеголями в застегнутых, приталенных, длиннохвостых черных фраках, с крахмальными рубашками и искусно завязанными галстуками. Несмотря на чопорный гордый вид, они, несомненно, весьма страдали от жары.
Николас точно знал, каково им приходится, поскольку был одет точно так же. Женщины по крайней мере, могли наполовину обнажить грудь, платья почти сползали с покатых белых плеч.
Он уже подумывал обойти зал, как бы невзначай дергая за лифы вечерних нарядов, дабы посмотреть, что из этого выйдет, но голые плечи совершенно не гармонировали с абсурдно длинными рукавами. Если уж он вынужден терпеть эти рукава, стоило бы по крайней мере, выследить того безумного женоненавистника, который их изобрел. Неужели с целью сделать женщин более желанными? На самом же деле женщине требовалось немало сил, чтобы справиться со столь неуклюжими деталями костюма. Придумал же кто-то такую идиотскую моду!
Но пора заняться делом.
Он поднял голову: волк, почуявший добычу. Его охота, кажется, подходит к концу: она здесь, как он и предполагал. Он чуял ее. Тонкие волоски на руках стали дыбом, как только в ноздри ударил ее запах.
Николас быстро повернулся, едва не выбив поднос из рук лакея, но успел удержать беднягу, поставил стакан с пуншем на поднос и направился к ней. Он остановился, только когда увидел ее лицо. Молодая, наверное, только-только приехавшая в Лондон… но это он уже знал. Она радостно смеялась, очевидно, чувствуя себя вполне счастливой. Он видел, как сверкают ее белые зубы. Любовался толстыми косами, уложенными короной на голове. Такая прическа прибавляла ей роста. Подойдя ближе, он также увидел, что светло- голубое атласное платье не сползает с покатых плеч. И вообще ее плечи нельзя было назвать покатыми. Наоборот, они были сильными, прямыми, а кожа – белоснежной, как песок на подветренном берегу острова Лухуаньдао. А вот волосы были темно-рыжими, цвета осенних листьев, как описал бы их Тициан, будь он поэтом.
Многие годы Николас гадал, суждено ли ему найти ее или он умрет дряхлым стариком, так и не увидев эти глаза и волосы, если нужный момент никогда не настанет. Но нужный момент настал, и вот он здесь. И она тоже здесь. Какое невыразимое облегчение!
Он направился к ней, отлично сознавая, что многие гости наблюдают за ним. Как обычно. Потому что он граф и никто ничего о нем не знает. Лондонское общество обожает тайны, особенно если тайна связана с неженатым титулованным мужчиной. Кроме того, определенную роль играли его рост и комплекция, унаследованные от деда. Он просто подавлял окружающих. Немалое значение имели и темные длинные, забранные назад и перевязанные черной бархатной лентой волосы. Николас знал также, что окружающие видят в нем человека, далекого от цивилизации. И должно быть, они правы. Он знал, что его глаза способны становиться ледяными как сама смерть: еще один дар деда – черные глаза, при виде которых сразу вспоминаются чародеи, а может, и палачи.
Путь Николасу преградила танцующая пара. Николас немедленно отступил в сторону, заметив тревогу на лице мужчины, но при этом был так сосредоточен на ней, что даже не рассмотрел его лицо.
Все его чувства и интуиция подтверждали, что она действительно та, кого он искал. Сейчас она тоже вальсировала: партнер кружил ее по залу, и голубые атласные юбки вихрились и развевались вокруг нее. Она грациозно следовала за партнером, мужчиной постарше, достаточно взрослым, чтобы быть ее отцом. Только он не был пузатым и брыластым, как полагалось старику. Наоборот, он был высоким, стройным и грациозным, с голубыми, как летнее небо, глазами, почти такого же оттенка, как у девушки. Лицо слишком красивое, улыбка – слишком чарующая. Ее муж? Нет, конечно, она слишком молода.
Но Николас тут же невесело рассмеялся. Девушек зачастую выдают замуж в семнадцать лет, иногда даже в шестнадцать, за мужчин еще старше этого, который для своих лет выглядел бодрым, подтянутым – словом, настоящим живчиком.
Они проплыли в танце мимо Николаса. Он заметил, что ее глаза горят ярче, чем у партнера и что она явно возбуждена.
Николас продолжал неподвижно наблюдать за ними. Они кружились и кружились, и мужчина заботливо оберегал партнершу от столкновений.
Николасу не оставалось ничего, кроме как выжидать, что он и сделал, небрежно облокотившись на стену и скрестив руки на груди, под причудливой тенью большой пальмы с красным бантом на одной из ветвей. Он не знал, как зовут незнакомку, однако уже понимал, что она просто не может быть Мэри или Джейн. Нет, у нее экзотичное имя, но он не смог вспомнить ни одно, которое соответствовало бы ее образу.
В этот момент бледный молодой джентльмен и леди, которую он посчитал ее матерью, взглянули в его сторону. Николас улыбнулся им, вздернув черную бровь. Впрочем, он не винил их за склонность к сплетням. В конце концов, он новый лорд Маунтджой, и всем, естественно, не терпится узнать, как он привыкает к своему титулу, абсолютно ничего не стоящему, поскольку старый граф оставил все свое богатство трем сводным братьям Николаса. Все, что досталось ему, – майоратное поместье в Суссексе, Уайверли-Чейз, с одряхлевшим домом, построенным первым графом Маунтджоем. Тот боролся с испанцами и сумел очаровать вечную девственницу королеву Елизавету, которая соизволила даровать виконту Ашборо титул графа. Уайверли- Чейз было уже почти триста лет, а выглядел дом на все четыреста. Что же до принадлежавших поместью трех тысяч акров, стараниями отца они не приносили ни пенни дохода. Отец промотал все деньги. Сыну не осталось ничего, кроме бесплодных незасеянных полей, отчаявшихся арендаторов и горы долгов.
Может, матушка молодой леди хочет знать, откуда он явился? По городу уже ходят сплетни о том, что молодой граф прибыл из Китая.
Николас улыбнулся, но тут же заметил незнакомца, смотревшего на него в упор. Не отрывая от него взгляда, тот что-то сказал стоявшему рядом дородному мужчине. Гадает, встретился ли уже Николас со своими единокровными братьями, двое из которых были так же буйны и неукротимы, как шторм в Ла-Манше? И что всего важнее, не приехал ли нищий граф в Лондон на поиски богатой наследницы?
Музыка смолкла, вальс закончился. Женщины смеялись и улыбались, энергично обмахивались изящными веерами, джентльмены старались не показать, как запыхались.
Кавалер повел ее к группе людей, стоявших на противоположном конце зала.
Пора попытаться осуществить свои намерения. Настало время сделать то, для чего он предназначен.
Глава 3
Он подошел к человеку, танцевавшему с ней, и поклонился:
– Сэр, я Николас Вейл и хотел бы потанцевать с… Николас запнулся. Могла она быть его женой? Вряд ли. Дочерью?
– Э… с молодой леди, сэр. Незнакомец
