поцеловать новобрачную.
Он был несказанно доволен. Оба произносили обеты ясно и четко. Правда, один из братьев что-то пробормотал, но епископ его проигнорировал.
Они женаты!
Немного ошеломленный Николас медленно поднял фату Розалинды. Она была бледна. Глаза чуть прищурены.
– Все будет хорошо, – тихо пообещал он ей и себе. – Позволь поцеловать тебя.
И он поцеловал, легко коснувшись ее губ. Она не пошевелилась. Не закрыла глаза. Он мог бы поклясться, что она едва слышно охнула.
Николас поднял голову, погладил жену по щеке:
– Мне нравится аромат ванили.
Розалинда, словно очнувшись от чар, широко улыбнулась.
– Это была моя идея.
Как ни противно было признать это, но Райдер оказался прав. Хорошо, что его семья тоже здесь. Пусть знают, что дело сделано. Теперь, возможно, они оставят свои убийственные планы. Поймут, что денег отца вполне достаточно для любого нормального человека.
У Ричарда достало воли выдавить нечто вроде поздравления. Ланселот глядел прямо перед собой.
Николас многозначительно откашлялся. Ричард нахмурился, но был вынужден представить Розалинду младшему брату Обри Вейлу. Николас втайне поразился, до чего же тот похож на его жену! Одинаково густые кудрявые волосы одного и того же оттенка! И глаза у Обри почти такие же синие.
Впечатление было такое, словно с кипящего котла сняли крышку: Обри принялся болтать, ни на секунду не закрывая рта. И этого было достаточно, чтобы компенсировать мертвенное молчание его родственников.
– Я пишу книгу, – объявил он, садясь за обеденный стол по правую руку от Розалинды и не обращая ни малейшего внимания на попытки хозяйки рассадить гостей строго по рангу. – Ах, какое великолепное пиршество. В Оксфорде нас хорошо кормят, но ничего похожего на то, что я вижу здесь.
Он схватил со стола бокал с шампанским и жадно выпил.
– Или мне следовало подождать тоста? А впрочем, какая разница?
Он знаком велел лакею наполнить бокал. Розалинда, утомленная его бесконечной болтовней, спросила:
– Так вы не ненавидите своего единокровного брата? Не хотите его убить?
Обри допил второй бокал, деликатно отрыгнул и осторожно поставил бокал на стол строго под углом тридцать градусов к тарелке.
– Убить Николаса? Но ведь я даже его не знаю! Он так похож на Ричарда! Поразительное сходство! Но позвольте рассказать о книге, которую я пишу.
– Минутку, Обри, – мягко попросил Ричард. – Кажется, дядя Розалинды собирается произнести тост.
– Он не ее чертов дядя, – процедил Ланселот тихо, но вполне отчетливо.
– А я хочу еще шампанского, – поспешно вмешался Обри и, подняв бокал, с сияющей улыбкой обратился к невесте: – Вы так прекрасны, Розалинда. Не будь я слишком молод для женитьбы, бросил бы свою шляпу к вашим ногам. А вот вы вполне созрели для замужества. Странно, ведь мы ровесники, а на деле такое неравенство!
– Думаю, дело в том, что мальчики созревают куда медленнее девочек и последние выходят замуж раньше, – улыбнулся Дуглас.
– Полагаю, я уже вполне созрел, – задумчиво протянул Обри. – А вот Лансу скорее всего понадобится еще лет десять, чтобы вырастить щетину на подбородке.
С этими словами он отсалютовал брату бокалом и рассмеялся, проигнорировав мрачный взгляд Ланселота.
Райдер постучал кончиком ножа по тарелке, встал и, подняв бокал, улыбнулся невесте:
– Розалинда – дочь моего сердца. Когда у нее и Николаса будут дети, надеюсь, они будут звать меня дедом. Предвижу, что новобрачные никогда не устанут друг от друга. Видите ли, они обладают не только умом, но и чувством юмора, а это прекрасное качество.
– Верно, верно, – поддакнул Дуглас.
– Бабушка, – мечтательно вздохнула Софи. – Я хотела бы стать бабушкой.
Поскольку епископ сидел рядом с леди Маунтджой, последняя, поняв, что выбора у нее нет, прошипела:
– Разумеется, разумеется.
Ричард и Ланселот, чувствуя предостерегающий взгляд Николаса, дружно кивнули.
– Подумайте только, – объявил Обри, ни к кому в особенности не обращаясь, – когда у вас родятся дети, я стану дядей!
Он широко улыбнулся, показывая белые зубы.
– За меня, будущего дядю!
На этот раз за столом прогремел смех. Родственники невесты, особенно Софи Шербрук, с нескрываемым одобрением смотрели на рыжеволосого молодого джентльмена.
– Я слышала, мистер Вейл, как вы сказали Розалинде, что пишете книгу. О чем она?
И тут, прямо за великолепным завтраком, состоявшим из знаменитой кухаркиной трески с поджаристой корочкой в устричном соусе, а также копченой рыбы и яичницы, Обри во всеуслышание признался:
– Я пишу о древних друидах.
В комнате вновь воцарилась тишина. Обри принялся за яичницу с таким аппетитом, словно не ел несколько дней.
– Это роман или история? – спросил, наконец, Грейсон.
– Я еще не решил. Но скажу вам, что друиды творили чудеса исцеления с помощью омелы, а наша христианская церковь превратила ритуал в обычай целоваться под омелой на Рождество, и все для того, чтобы сложить в корзину христианства как можно больше языческих душ.
Говоря все это, он успел набить рот лепешкой, и теперь крошки летели на подбородок. Он сгреб их и снова сунул в рот:
– Простите, в Оксфорде я совсем забыл о хороших манерах.
Снова послышался смех, и снова Вейлы промолчали.
Граф Нортклифф с радостью уступил место Николасу, поскольку старался не спускать глаз с Вейлов. Кто знает, что взбредет в голову вдовствующей графине Маунтджой! Что, если в ридикюле она прячет пузырек с ядом?
Он взял мягкую руку жены и поцеловал.
– Все идет прекрасно. Что ты думаешь о младшем брате Николаса?
– Волосы у него такого же цвета, как у Розалинды и как…
– Нет. Не как у тебя, дорогая. Твои волосы уникальны. Тициан наверняка решился бы ни убийство, лишь бы нарисовать такие волосы, как у тебя.
Розалинда краем уха прислушивалась к их разговорам, не спуская, однако, глаз с мужа. Он рассеянно ковырял вилкой треску. И почти ничего не ел. Впрочем, у нее тоже не было аппетита.
Еще через три тоста смех стал куда громче. Особенно веселился Обри, на которого чрезвычайно сильно подействовали шесть бокалов шампанского. Ричард был мрачен и спокоен. Ланселот – явно взбешен. Леди Маунтджой и ее любовник то и дело неодобрительно поджимали губы.
Когда Николас шепнул жене, что уже полдень и пора уезжать, та едва справилась с охватившим ее возбуждением. Отпив шампанского, она легонько коснулась кончиком языка нижней губы.
– Означает ли это, что мы будем одни в твоем экипаже?
– Означает, – кивнул он, бесстыдно ухмыляясь. В последний раз оглядел братьев и мачеху и кивнул: – Все они слишком накачались шампанским, чтобы воткнуть мне нож между ребер.
Обри развалился на стуле и, сложив руки на животе, широко улыбался. Глаза были затянуты хмельной дымкой, но язык работал так же энергично. Он успел поведать, как любили друиды кошек и как их надменные жрецы величественно расхаживали с кошками на плечах.
В час дня Розалинда и Николас отправились в Уайверли-Чейз, поместье, расположенное в Суссексе, в шести часах езды от Лондона.
Глава 27
Впервые Розалинда узрела Уайверли-Чейз в тот момент, когда Николас поцеловал ее. Она взвизгнула, рывком отстранилась и уставилась на великолепный дом на вершине невысокого холма.
Николас снова поцеловал ее.
Она уперлась ладонями ему в грудь и легонько боднула в лоб.
Николас недоуменно уставился на нее. Тряхнул головой, потер лоб и растерянно пробормотал:
– Почему ты это сделала? Что случилось?
Она лизнула кончик пальца, и он уставился на ее язык. Николас был готов отринуть хорошие манеры и наброситься на жену, однако сдержался.
– Николас, дорогой, – пролепетала Розалинда, – мне очень трудно говорить, но ты проник языком в мой рот. И коснулся моего языка своим. Я пытаюсь не думать об этом… но ничего не могу с собой поделать. Полагаю, мужчины порою считают, что должны это делать… нет-нет, давай поговорим о доме. Это и есть Уайверли-Чейз?
На протяжении всего пути он старался держаться подальше и только три секунды назад все же дал себе волю. Потому что больше не мог вынести. Ее рот… он смотрел на этот рот, когда она говорила о красном лазисе и огненных копьях, смотрел, почти не слыша слов. Потому что думал о том, как сжать ее прелестные грудки и целовать, зарывшись лицом в ее теплую плоть…
И эти мысли его доконали. Да, он хотел подождать, пока они не окажутся в просторных хозяйских покоях. Собирался взять ее не позже чем через шесть минут после того, как перенесет через порог… Ах да, нужно время на то, чтобы поздороваться со слугами, Питером Причардом и дворецким Блоком… Значит, не шесть минут, а восемь. Но тут она провела языком по губам, и куда подевалась его выдержка?
Прервав рассуждения жены о тайберах и красных лазисах, он стал целовать ее страстно и безудержно, чем насмерть перепугал. Ну, разумеется, ее еще никто так не целовал. Значит, он первый?
Николас самодовольно ухмыльнулся. Что она сказала? Ах да, спросила об Уайверли-Чейз. Он сфокусировал взгляд на доме и громко откашлялся. – Да, это наше поместье, построенное в шестнадцатом веке на деньги дочери герцога, спасшей от нищеты очередного Вейла. Что ты думаешь о своем новом доме?
В этот момент он сообразил, что новобрачная, вероятно, ожидала не этого. В Уайверли-Чейз нет ничего традиционного. На древний замок он не похож – ни рва, ни подъемного моста. И вообще он достаточно причудливый, чтобы…
Но что думает она?
Николас затаил
