озабоченно смотрит на него.
— Извините нас за вторжение. Может быть, нам лучше прийти в другое время?
— Нет-нет. Просто у нас печальное событие. — Пастер не только огорчен, но и встревожен. — Один из наших сотрудников умер из-за неосторожного обращения с микробами; возможно, это «черная лихорадка». Власти забрали его тело несколько часов назад. Будь на вашем месте кто-нибудь другой, мсье Верн, он бы сюда не попал. Весь институт встревожен смертью коллеги.
Жюль и я выражаем свои соболезнования.
— Мы еще раз просим извинить нас, но то, из-за чего мы беспокоим вас, касается этой картины. Это также вопрос жизни и смерти. — Жюль разворачивает картину и кладет на стол.
Пастер и его ассистент с любопытством смотрят на нее.
— Некий художник, — продолжает Жюль, — написал эту картину в кафе «Ша нуар» несколько лет назад. Вам может показаться странным, доктор Рот, но нам показалось, что этот человек — вы, а другие — сотрудники института.
— Действительно, это я.
Не знаю, кого больше взволновала эта картина — меня или его. Я смотрю на Жюля. У него непроницаемое лицо. Томас продолжает говорить:
— Да, несколько лет назад я работал в институте, но потом ушел в другое место. Я вернулся сюда несколько месяцев назад. Я помню тот случай в кафе, хотя и не знал, что нас рисуют. — Он поднимает брови. — Художник, по-видимому, сделал карандашные наброски, а потом писал картину по памяти, поскольку мы не позировали для него.
— Нас интересует, кто этот человек. — Жюль показывает на человека с красным шарфом.
— Да, это доктор Леон Нуреп, русский химик, он недолго работал здесь.
— Повторите его имя? — просит Жюль.
— Н-у-р-е-п.
— А в чем, собственно, дело, мсье Верн? — спрашивает Пастер.
Жюль медлит с ответом.
— Этот человек может быть замешан в убийстве.
— В убийстве? — Пастер шокирован.
Доктор Рот качает головой, но в отличие от Пастера спокоен.
— Возможно, вполне возможно.
Реакция Рота меня настораживает, и я спрашиваю:
— Вас не удивляет такое подозрение, доктор?
— Нуреп — анархист и русский, а это, как всем известно, взрывоопасное сочетание.
— Вы знаете, где он? — спрашивает Жюль у Рота.
— Нет, я не видел его несколько лет. Собственно, с того вечера, когда мы ужинали в «Ша нуар». Это был прощальный ужин. Мы вместе начали выполнять работу для его нанимателя и прекратили ее, когда узнали, что нас неверно информировали о характере работы.
— На кого он работал? — спрашиваю я.
Вместо того чтобы ответить мне. Рот смотрит на Пастера.
Жюль обращается к Пастеру:
— Это вопрос большой важности. Вы знаете, что я восхищен вашей работой. Уверяю вас, мы не располагаем никакими сведениями, что институт каким-то образом причастен к этому делу. Мы не хотим скандала, мы добиваемся справедливости.
— Я верю вам, потому что знаю: вы патриот Франции и не будете принимать участие в сомнительных затеях, — говорит доктор Пастер Жюлю, многозначительно глядя на меня.
Я уже было открываю рот, чтобы сказать что-то в свою защиту, но осекаюсь.
— Могу поручиться за эту девушку. Она не только заслуживает полного доверия, но и является главным противником и инициатором расследования преступных происков, чреватых пагубными последствиями для Франции.
Я вся сияю от похвалы Жюля.
Пастер вздыхает. У меня такое ощущение, что его ничто не может оторвать от работы, если, конечно, не разверзнется земля и не поглотит Париж. Но сейчас в институте чрезвычайное происшествие — умер сотрудник, а тут еще мы нагрянули нежданно-негаданно, и эти события кажутся взаимосвязанными. Бедняга разрывается на части, он устал, и, наверное, ему больше всего хочется уйти в свою лабораторию и заняться опытами.
— Он работал на графа д’Артигаса.
— Артигаса? — Жюль меняется в лице.
— Фабрикант оружия? — спрашиваю я.
— Да, — отвечает Рот. — Уверен, его слава докатилась до Америки.
— Вы правы. Он пушечный король, как Крупп в Германии.
— Поджигатель войны — вот кто он. Ради наживы он будет продавать отравленные леденцы детям. — Жюль не скрывает своего негодования.
Пастер кивает в знак согласия.
— Совершенно верно. С такими людьми мы стараемся не иметь дела. Он обратился ко мне с предложением, связанным с вооружениями, но после того как я категорически отклонил его, он снова вышел на нас через подставное лицо — Нурепа. Тот сообщил, что занимается созданием нового вида удобрения для сельского хозяйства. Когда я узнал, что он работает на Артигаса, то сразу же прервал сотрудничество с ним. Речь не идет о тесном сотрудничестве, оно продолжалось всего несколько месяцев. Не помню, чтобы я лично общался с Нурепом. Он изредка встречался с доктором Ротом. Они проводили опыты с каким-то химическим веществом.
— Что это за вещество? — Жюль поворачивается к Роту.
— При всем том, что я неодобрительно отношусь к тем людям ввиду их неискренности, я не могу раскрыть их секреты.
Пастер кивком выражает согласие с позицией своего ассистента.
— Не замечали ли вы каких-нибудь странностей за Нурепом? Я имею в виду, не разделял ли он необычных взглядов, не касающихся политики? Может быть, в отношении женщин?
Пастер недоуменно смотрит на меня, но Рот отвечает на мой вопрос весьма прозаично, будто я спросила, который час.
— Если и разделял, то нам он их не высказывал. Как и своих политических взглядов. Мы бы не стали общаться с радикалом. Мы работали вместе в лаборатории непродолжительное время и не встречались за исключением того вечера в «Ша нуар». Доктор Пастер предложил нам пригласить его на прощальный ужин, после того как ему запретили работать в институте. Тогда он впервые появился перед нами в красном шарфе революционера. Тогда мы подумали, что это просто шутка. Как вам известно, большинство революций — это всего лишь праздная застольная болтовня в кафе. Но Нуреп в тот вечер завел разговор о политике, и мы решили поскорее завершить ужин.
— Что он говорил?
— Я уже точно не помню. Что-то вроде того, что богачи хотят, чтобы бедные оставались бедными, и покончить с этой несправедливостью можно, только избавившись от этих людей — отобрать у них богатства и разделить их поровну среди всех. Нас это очень удивило.
— Вот как? — Я ожидала услышать нечто иное — все это очень общо. Поэтому я решаю воспользоваться случаем и продолжить расспросы. — Он говорил что-нибудь об обществе «Бледный конь»?
— Нет. Я уже сказал, нас не интересовали его радикальные идеи, и мы постарались быстрее закончить ужин.
— Вы можете сказать, что он представлял собой как коллега по работе?
— У меня сложилось впечатление, что, в сущности, он был компетентным и умелым исследователем, однако не разбиравшимся досконально в методологических тонкостях и не очень начитанным в своей области в силу того, что новшества медленно доходят до России.
— Он хорошо говорил по-французски?
