Мать провела руками по коленям, расправляя заношенное полосатое платье из муслина.
– Это точно. У принцессы Анны имелся старший брат, он и должен был стать наследником. Но его убили, когда Николасу исполнилось одиннадцать. Именно тогда мальчика и забрали.
Пенни присела на подоконник. Утренний свет заливал сад, подсвечивая облупившуюся краску разваливающейся калитки.
– Я видела, как он уезжал. Из этого самого окна. Помню модный экипаж и сопровождающих его всадников и форейторов. До этого он несколько раз проезжал на своем пони по нашей дороге. Даже тогда он был пропитан надменной горечью.
– С чего ты взяла? Тебе же тогда не больше шести было!
– Дети помладше всегда засматриваются на более старших. Кроме того, он же должен был стать следующим лордом Эвенлоудом, поэтому мне было любопытно.
– Бедный мальчик, – вздохнула миссис Линдси. – Увезли прочь от всех, кого он любил.
Пенни попыталась справиться с заржавевшей оконной задвижкой.
– Мама, в самом деле! Он воспитывался в роскоши, а потом ему протянули на блюдечке с золотой каемочкой и власть, и немыслимые богатства. Я бы лучше пожалела его подданных. – Окно распахнулось. Шуршавший в живой изгороди дрозд залился песней. Это ее родина, и другого мира она не знает.
Мать отставила чашку.
– Он рассказал мне, что случилось с Софией, и показал ее портрет. Его кузен Карл намерен захватить трон.
– Почему бы и нет? Николас сам сказал, что они точно собаки, которые дерутся за кость. Или корона Альвии уже висит на терновом кусту, как золотой венец короля Ричарда после Босвортского сражения? Какая нам разница, кто из принцев одержит победу?
– Ты забываешь, Пенни. Я жила в Глариене.
Пенни отвернулась от окна, удивленная резкими нотками в голосе матери.
– Этот кузен тоже был твоим учеником?
Мать поднялась и начала собирать посуду.
– Карл на двенадцать лет старше Николаса. Когда я приехала, ему было пятнадцать и гувернантка ему уже не требовалась. Но я знала его. Николас должен унаследовать трон. Это жизненно важно.
– Значит, ты отдаешь предпочтение воспоминаниям о маленьком мальчике, отказывая в симпатии нескладному подростку? Но если бы не Николас, разве Карл не стал бы кронпринцем?
– Послушай меня, Пенни! – Чашки задрожали в руках матери. – Да, эрцгерцог Николас не привык объясняться. Он правитель. Неужели ты этого не понимаешь? Но Карл просто-напросто не годится на роль владыки.
– Почему это?
Мать замолчала, на лице – суровая маска.
– Он грозился убить зверушек.
– Каких таких зверушек? – ужаснулась Пенни.
– Кроликов и кошек, горностая маленького Фрэнки. Детишки, которых я воспитывала при дворе, – Карл грозился убить их любимцев, просто так, ради развлечения, сделать из них мишени для стрельбы. И убил бы, если бы я его не остановила. Ему тогда едва исполнилось пятнадцать. Он был само очарование, настоящий красавец, но было в нем что-то мерзкое, отталкивающее. Поговаривали, что он занимается совершенно непотребными вещами… – Она прикусила губу и отвела взгляд. – Слуги пропадали… люди иногда спешно покидали двор, забирая с собой своих детей. Старый эрцгерцог щедро одаривал их, так что открыто никто ничего не говорил. Но Карл изменился, стал неуправляемым. Однажды он в приступе ярости до смерти забил лошадь. Думаешь, Николас способен на такое?
Пенни стало страшно, она совсем растерялась, ей нужно было срочно опереться на что-то твердое, на несокрушимую английскую добропорядочность. Девушка покачала головой, спотыкаясь на словах:
– Нет, он с таким теплом говорил с лошадьми…
– Его волкодав боготворит хозяина, так ведут себя собаки, которые точно знают, что им ничто не грозит.
– Квест? – вскинула голову Пенни. – Он приводил ее сюда? Он сказал, что ее имя – каламбур, игра слов. Думаю, он ее обожает. И ежиков он выпустил.
Мать подошла к дочери и взяла ее за руки.
– Что, милая?
– Ежиков для Ковент-Гарден. Сказал, ему не понравилось, что они в клетках сидят. Его это сильно разозлило.
Теплая капелька упала ей на запястье. Она подняла голову. На ресницах матери дрожали слезы. Пенни подскочила и усадила ее на подоконник рядом с собой.
– Мама! В этом деле ты заняла сторону Николаса, так ведь? Но ты ведь не хочешь, чтобы я исполнила его волю?
Она промокнула глаза.
– Хочу.
Пенни встала и отошла от окна, не зная, куда деваться от горя.
– Даже если он любит животных – а я нисколько не сомневаюсь, что это так, – как насчет людей? Что, если я помогу ему взойти на трон, а он превратится в тирана? Я не знаю, хорошим ли он будет принцем. Не знаю, насколько здравы его суждения. О наших ежах хорошо заботятся, их не обижают. В Лондоне их век гораздо дольше, ведь здесь на них лисы охотятся. Любить животных легко, не так ли? Заботиться о людях куда труднее, ведь люди не столь невинны и беззащитны. Ты полагаешь, что он не подвержен жестокости? На основании чего? Своих давних воспоминаний? Но человек может быть тираном по невежеству и из гордости. Сам того не желая. Не специально.
– Ты могла бы помочь ему, – поглядела на нее мать. У Пенни было такое чувство, что она попала в рыболовную сеть, из которой ей уже не выбраться.
– Нет, мама! Не предлагай мне этого. Он слеп. Он даже не заметил, в какой бедности ты прозябаешь, хотя, впрочем, ему все равно.
– Думаю, ему не все равно, но он не обязан был знать об этом. Пенни, я хочу, чтобы ты сделала это, ради Глариена, ради своей крови. Покажи Николасу, какие новшества ты ввела в Раскалл-Холле, расскажи, почему это так важно. Заставь его стать лучше, помоги взойти на трон.
– Ушам своим не верю, мама! А как же я? Миссис Линдси посмотрела на сад и темные падубы.
– Иногда приходится думать о вещах куда более значительных, чем наши собственные персоны. Данный брак не позволит Австрии и Франции открыто захватить эту часть Альп.
Эту часть Альп. Часть, которой она, Пенни, наполовину принадлежит. Воображаемая сеть затянулась туже, куда ни глянь – всюду крючки, готовые вонзиться ей прямо в спину.
– Он угрожал тебе? Заявил, что выгонит тебя на улицу, если я не соглашусь?
– Он даже не знал, что Клампер- Коттедж принадлежит ему, пока я сама ему об этом не сказала. Подобными делами заведуют его секретари. Эрцгерцог не в состоянии проследить за всеми своими расходами.
– Это он тоже мне сказал. Он очаровал тебя, да? Пришел сюда сегодня утром и очаровал тебя. Знал, что только ты можешь убедить меня. Господи, это просто невероятно!
– Он не очаровывал меня, Пенни. Он меня убедил. Я знаю Глариен. Он совсем не похож на Англию. Там все зависит от характера правящего принца. Меня бросает в дрожь, как представлю, что может натворить гражданская война. Подумай о женщинах и детях, пойманных в ловушку в своей стране. Вспомни принцессу Софию, твою кузину, которая находится в руках человека, способного превратить зверушек в мишени…
В груди Пенни билась паника, словно попавший в сачок мотылек.
– Но разве я могу заменить ее? – Она махнула руками, словно хотела охватить весь свой маленький мирок. – понятия не имею, как приветствуют царя или принца-регента… Мама, я не сведуща даже в светских манерах Лондона. Не говоря уже о королевских!
Миссис Линдси посмотрела на дочь снизу вверх. Между бровями появилась небольшая морщинка.
– Да, милая моя, я знаю. – Она судорожно вдохнула. – Вот еще одна причина, по которой я хочу, чтобы ты пошла на это. Думаю, тебе не повредит научиться этим самым манерам. Уверена, тебя никто не разоблачит. На этих королевских сборищах никто не подходит к владыкам слишком близко, так что никому не удастся разглядеть тебя как следует. Лондонские нравы не слишком отличаются от деревенских, а немного лоска тебе не повредит.
– И что я буду делать с великосветским лоском здесь, в Раскалл-Сент-Мэри?
Миссис Линдси покачала головой:
– Ты считаешь, что довольна подобной жизнью, и это моя вина. Я слишком резко отреагировала на твое приключение семилетней давности. Надо было вывезти тебя в Лондон. Ты должна была принять участие в светском сезоне.
– Выставить себя на брачном рынке? Мама, ради Бога! У меня ни красоты, ни состояния, и… – Она запнулась, не желая, чтобы мать посчитала, будто она винит ее.
Но продолжение было слишком очевидным.
– И ты незаконнорожденная. Это тоже моя вина. Так же как и то, что я позволила тебе похоронить себя здесь после одной-единственной ошибки.
– Но я счастлива здесь, с тобой. Почему мы не можем продолжать жить, как жили?
Мать пропустила меж пальцами складку юбки.
– Я была эгоисткой, Пенни. Украла у тебя то, что принадлежит тебе по праву рождения. Тебе надо было узнать не только тонкости сельской экономики да огород. И ты не должна была довольствоваться деревенским укладом. Ты должна была узнать, что может предложить тебе большой мир, увидеть его утонченный блеск, а уж потом осесть здесь, со мной. Твой отец был принцем.
Она не ожидала, что мать воспользуется против нее этим оружием. Пенни считала себя англичанкой на все сто процентов. И все же по ночам ее иногда преследовал мягкий, полный соблазнов голос. Половина ее естества принадлежала чему-то еще, какому-то экзотическому месту, где развитие остановилось лет двести назад и где девятнадцатый век так и не наступил.
Напуганная до смерти, она накинулась на мать:
– Он бросил нас! Обеих! И ты хочешь отдать меня в руки еще одного такого же, как он?
Мать побледнела, внезапно постарела и стала выглядеть на все свои сорок шесть лет.
– У твоего отца не было выбора. Может, если ты
