засмеялся и попрощался с ней.
А лорд Уэстклифф обратился к Кэму Роану:
– Я провожу Суонси до дома, а вы позаботьтесь о том, чтобы доставить мисс Хатауэй в Рамзи-Хаус в целости и сохранности.
– Разумеется, – незамедлительно последовал ответ.
– Спасибо, но в этом нет необходимости. Это недалеко, и я знаю дорогу.
Но ее протест был проигнорирован. Лорд и его друг ушли, а она осталась один на один с Роаном.
– Я вовсе не беспомощная женщина, и меня не надо никуда доставлять. Кроме того, учитывая ваше совсем недавнее поведение, я буду в большей безопасности, если пойду одна.
Наступила короткая пауза. Потом он склонил голову и посмотрел на нее с любопытством:
– Недавнее поведение?
– Вы знаете, что я… – Она зарделась, вспомнив о поцелуе в темноте. – Я имею в виду то, что произошло в Лондоне.
Он сделал недоуменное лицо:
– Боюсь, что я вас не понимаю.
– Нечего притворяться, будто вы не помните! – Возможно, он поцеловал такое число женщин, что уже не помнит всех. – Вы также собираетесь отрицать, что украли ленту с моей шляпы?
– У вас живое воображение, мисс Хатауэй, – сказал он безо всякого выражения, но его глаза смеялись.
– Ничего подобного. Это у моего семейства пылкое воображение. Я единственная, кто отчаянно цепляется за реальность. Я иду домой, и не надо меня провожать. – Она повернулась и пошла быстрым шагом.
Роан, однако, ничуть не смутился и пошел рядом. Его шаги были в два раза шире, и Роану пришлось приноравливаться, чтобы Амелия не отставала. На открытом пространстве поля Роан казался еще мощнее.
– Откуда вы знаете, что это пука? – спросил Роан, ткнув пальцем в свою татуировку.
Амелия задумалась.
– Мне приходилось читать мифы Ирландии. Этот пука – злое, опасное существо. Его придумали, чтобы людям снились кошмары. Почему вы украсили себя таким рисунком?
– Мне сделали эту татуировку, когда я был совсем ребенком. Я даже не помню, когда это было.
– А с какой целью ее сделали? И что она значит?
– Моя родня никогда мне этого не объясняла. – Роан пожал плечами. – Сейчас мне, может быть, и объяснили бы. Но я уже много лет никого из них не видел.
– А если бы захотели, могли бы их найти?
– Думаю, да. Ничего невозможного нет. – Он застегнул жилет и спустил рукава, прикрыв татуировку. – Я помню, как бабушка рассказывала мне про пуку. Она пыталась убедить меня, что он существует, – она сама наверняка в это верила. Она верила в старую магию.
– А что это такое? Вы имеете в виду, что она умела предсказывать судьбу?
Роан покачал головой и сунул руки в карманы брюк.
– Нет, хотя она иногда и гадала некоторым gadjos. В старой магии считается, что все в природе связано и все – живое. Даже у деревьев есть душа.
Амелия была зачарована. Убедить Меррипена рассказать о своем прошлом или о цыганских поверьях было невозможно, а этот человек был готов все обсуждать.
– А вы верите в эту старую магию?
– Нет, но мне нравится сама идея. – Роан взял ее за локоть, чтобы провести вокруг какой-то кочки. Она не успела запротестовать, так как он тут же ее отпустил. – Пука не всегда злой. Иногда он просто озорует.
Она посмотрела на него скептически:
– Вы называете озорством, если это существо сажает вас себе на спину, взлетает в небо, а потом бросает вас в какую-нибудь канаву или болото?
– Да это все сказки. Но есть и другие. Например, некоторые считают, что пука просто хочет, чтобы вы поучаствовали в приключении… полетели бы в места, которые видели только во сне. А потом возвращает вас домой.
– Но согласно легенде, если конь забирает человека в эти ночные путешествия, человек уже никогда не бывает прежним.
– Нет. Такого не может быть.
Амелия непроизвольно замедлила шаги. В такой мягкий и солнечный день было просто невозможно идти быстро. Особенно если рядом шел такой необычный мужчина – опасный и вместе с тем обаятельный.
– Вот уж никогда не подумала бы, что встречу вас в поместье лорда Уэстклиффа. Как случилось, что вы знакомы? Полагаю, он член игорного клуба?
– Да, и к тому же друг хозяина.
– А другие гости лорда Уэстклиффа не возражают против вашего здесь присутствия?
– Вы имеете в виду, из-за того, что я цыган? – Лукавая улыбка промелькнула на его губах – Боюсь, у них нет выбора. Им приходится быть со мной вежливыми. Во-первых, из уважения к графу. А во-вторых, многие из них вынуждены просить у меня в клубе кредит – а это означает, что я имею доступ к информации об их финансовом положении.
– Не говоря уже о том, что являетесь очевидцем всяких скандалов, – добавила Амелия, вспомнив о драке, свидетельницей которой она была.
– Вот именно.
– Все же иногда вы, должно быть, чувствуете себя неловко, потому что не принадлежите к их кругу?
– Это я чувствую всегда. Но и для моего народа я тоже чужой. Я полукровка – это называется poshram, – родился от цыганки и ирландца. А поскольку семейное древо идет от отца, меня даже не считают цыганом. Для цыганской женщины выйти замуж за gadjo – это нарушение цыганских законов.
– Вы поэтому не живете со своим племенем?
– Это одна из причин.
Амелия подумала о том, каково ему жить между двумя культурами и не принадлежать ни к одной. Никакой надежды на то, что одна из них примет тебя полностью. Но в его тоне она не уловила ни нотки жалости к себе.
– Хатауэи тоже чужаки, – сказала она. – Совершенно очевидно, что мы не приспособлены к тому, чтобы занять положение в благородном обществе. Ни у одного из нас нет соответствующего воспитания и образования. Ужин в Стоуни-Кроссе будет спектаклем, и я уверена, что после него нас просто вышвырнут.
– Вы, возможно, удивитесь, но лорд и леди Уэстклифф не придают значения формальностям. За их столом собираются самые разные люди.
Но Амелия не поверила. Высшее общество представлялось ей модным аквариумом с экзотическими рыбками. Там вращаются существа, которых ей никогда не понять. Ее семья могла бы с большим успехом жить под водой, чем принадлежать к высшему свету. Но похоже, выбора им не оставили и придется попытаться-таки нырнуть в этот аквариум…
Амелия заметила грядку с кресс-салатом и сорвала пучок листьев.
– Как его здесь много. Я слышала, что из него получается хороший салат или соус.
– Он к тому же имеет и целебные свойства. Цыгане называют eгo panishok. Моя бабушка использовала его в качестве примочек при ушибах и растяжениях. И он мощное тонизирующее средство в любви, особенно для женщин.
– Что? – Салат выпал из рук Амелии.
– Если мужчина желает разбудить в женщине интерес к себе, он кормит ее кресс-салатом. Он стимулирует…
– Не надо мне это рассказывать! Не надо!
Роан рассмеялся, и в его глазах мелькнула насмешка.
Бросив на него предупреждающий взгляд, Амелия отряхнула с ладоней несколько прилипших листочков салата и пошла дальше.
Роан последовал за ней:
– Расскажите мне о вашей семье, Амелия. Сколько вас всего?
– Пятеро. Лео, то есть лорд Рамзи, самый старший. За ним иду я, а потом Уиннифред, Поппи и Беатрикс.
– А у которой из сестер слабое здоровье?
– У Уиннифред.
– Она всегда была такой?
– Нет, Уин была вполне здоровой до прошлого года, пока чуть было не умерла от скарлатины. – Амелия немного помолчала, вспомнив, как тяжело болела Уин. – Слава Богу, она выжила, но болезнь дала осложнения на легкие, и сейчас у нее мало сил, она очень быстро устает. Доктор считает, что она, возможно, никогда не поправится, не сможет выйти замуж и иметь детей. – Амелия сжала губы. – Но мы докажем, что доктор был не прав. Она обязательно поправится.
– Не дай Бог встать на вашем пути. Вам нравится управлять жизнями других, не так ли?
– Не управлять, а помогать! Это разные вещи… Почему вы улыбаетесь?
Роан остановился, и ей пришлось повернуться к нему.
– Вы заставляете меня хотеть… – Он осекся, будто передумал говорить, и не стал заканчивать фразу.
Амелии совсем не нравилось, как он на нее смотрит: от его взгляда становилось жарко и начинала кружиться голова. Сердце подсказывало ей, что этому человеку нельзя доверять, что он живет только по своим правилам, а на все другое ему наплевать.
– Скажите мне, мисс Хатауэй… что бы вы сделали, если бы вас пригласили совершить ночное путешествие по земле и через океан? Выбрали бы вы эту авантюру или остались бы дома, в безопасности?
В карих глазах Роана мелькали искорки смеха, и это было не приглашение озорного мальчишки, а нечто гораздо более опасное. Амелия была готова поверить тому, что однажды ночью он может превратиться в коня-пуку и унести ее на своих крыльях…
– Дома, конечно, – сказала она рассудительным тоном. – Не надо мне никаких авантюр.
– А мне кажется, что надо. Я думаю, что в минуту слабости вы сами себе удивитесь.
– У меня не бывает минут слабости. Таких, во всяком случае.
– Будут! – Его смех обволок ее, как облако дыма. Она не посмела спросить, почему он так в этом уверен. Сбитая с толку, она уставилась на верхнюю пуговицу его жилета. Неужели он с ней флиртует? Нет, скорее издевается, хочет, чтобы она выглядела дурой. А если Амелия и боялась чего-то больше, чем пчел, так это выглядеть дурой.
Собрав в кулак свою гордость, которая грозилась разлететься подобно семенам одуванчика на сильном ветру, она нахмурилась и, кивнув в сторону показавшейся из-за леса крыши, сказала:
– Мы уже почти у моего дома. Дальше я пойду одна. Вы можете передать графу, что доставили меня в целости и сохранности. До свидания, мистер Роан.
Он кивнул, одарил ее своей обычной чарующей
