левую дверь, за которой открылась спальня. Здесь оказалось светлее — окна выходили на ярко освещенный бульвар. Кровать была разобрана, одежда разбросана по полу, пахло несвежими носками и выпотом мужского тела. Тишину нарушал лишь доносившийся издалека слабый шум дороги.
Раффин тенью следовал за ним. За очередной дверью, на этот раз справа, обнаружилась вторая спальня. Здесь было темнее. Постель заправлена, подушки красиво сложены в изголовье. Комната показалась Маклеоду нежилой — видимо, предназначалась для нечастых гостей.
Коридор заканчивался у двойных застекленных дверей; отсюда вправо и влево вели проходы поменьше. Из-за неплотно прикрытой створки пробивался лучик света, рисуя на полу и стене длинную косую линию. Энцо легонько толкнул дверь. Щель стала шире, приоткрыв выходящие на улицу окна — уличные фонари и здесь служили единственным источником света, вырывая из темноты отдельные предметы обстановки. Запах, который Энцо почувствовал на площадке, стал сильнее и показался более знакомым.
С лестницы послышалось гудение и негромкий лязг подъехавшего лифта — консьержка вернулась с фонариком. Осмелев, Энцо открыл дверь шире. Парфюмерный аромат заглушал другие запахи, тоже знакомые, но неприятные — опаленного мяса и горячего металла, настолько резкий, что трудно было дышать. Энцо подождал, пока глаза привыкнут к полумраку, и шагнул за дверь, как раз когда консьержка появилась на пороге квартиры.
Пол оказался неожиданно мягким. Энцо подвернул щиколотку и не удержался на ногах. На мгновение он перестал понимать, где верх, а где низ — окно словно взлетело к потолку, наклонившись под другим углом, — и грохнулся на пол так, что занялось дыхание. В ту же секунду загорелись и загудели ярчайшие лампы, и первое, что увидел Энцо, была половина лица — одинокий, широко распахнутый глаз и рот, приоткрытый в гротескной улыбке, обнажающей окровавленные зубы и раздробленные кости, заполненный темно-красной массой. Энцо судорожно вздохнул — наружу рвался крик, но его опередила консьержка.
Он перекатился на спину, чувствуя липкую кровь на пальцах и промокшей рубашке, и приподнялся на локте, чтобы разглядеть человека, сидевшего в кресле, свесив руки по бокам. Голова была неестественно откинута назад. Человек не может так запрокинуть голову, но у сидящего не оказалось затылка. Сзади на стене мокро поблескивали разлетевшиеся веером кусочки мозгового вещества, мелкие осколки костей и прилипшие волосы. Пистолет лежал на полу возле кресла под неподвижно висящей рукой.
Застыв на пороге, консьержка истерически кричала, схватившись за голову. Раффин стоял чуть в стороне с лицом белым, как мел Шампани.
III
Энцо слышал ноющий писк перезаряжаемой после каждого фотоснимка вспышки и резкий треск нового кадра. Как сквозь вату, до него доносилось приглушенное бормотание и шаги вокруг. Что-то упало на пол, и неожиданно громко послышалось чье-то проклятие.
Раффин бегал взад-вперед перед окном, тараторя по сотовому. Он успел сделать несколько звонков, но Энцо почти не обращал на него внимания — случившееся повергло его в шок. Кровь высохла, превратившись в ржаво-коричневую корку на коже. Подобно леди Макбет, Энцо безумно хотелось отмыть руки дочиста. Рубашка тоже подсохла — спереди коробились отвратительные коричневые пятна. Несмотря на теплую парижскую ночь, Энцо била дрожь. Ему требовалось стащить с себя эту одежду, встать под горячий душ и смыть чужую кровь вместе с «незабываемыми ощущениями».
Двое мужчин в гостиной были мертвы. В одном из них опознали Филиппа Рока.
Прибыла бригада уголовного розыска. Энцо и Раффину предложили подождать в гостевой спальне. С ними никто не говорил и ни о чем не спрашивал. Находившаяся на грани истерики консьержка неестественно пронзительным голосом подробно изложила все события вечера, начиная с той минуты, как они позвонили у ворот дома.
Дверь спальни открылась, и на пороге появился тот самый полицейский в штатском, который прилетал в Отвилье с судьей Лелоном. Энцо ощутил почти физическое давление недоброго пристального взгляда.
— Кто вам разрешил звонить? — резко спросил он Раффина.
Журналист нажал кнопку отбоя и сунул телефон в карман.
— На это мне не нужно вашего разрешения.
— Ошибаетесь. — Полицейский прикрыл за собой дверь. — С этой минуты вы и дышать будете с моего разрешения.
— Иначе отберете воздух? А право на это у вас есть? — не сдавался Раффин. — Мы что, арестованы?
— Это, кстати, легко организовать. В данный момент вы помогаете нам в расследовании двух подозрительных смертей.
— Убийств, — поправил Раффин.
— Это одна из версий.
— А другая? — хмыкнул Энцо.
— Любовная ссора. Люк Видаль жил у Филиппа Рока почти девять месяцев. Между ними произошло бурное выяснение отношений, и Видаль выстрелил Року в лицо, а затем в приступе раскаяния сел, сунул ствол в рот и снес себе полголовы.
— Судя по всему, этой версии вы и придерживаетесь, — не удержался Раффин.
— Я ничего не придерживаюсь. — Детектив сунул руки в карманы и прислонился к стене. — Я жду результатов вскрытия и отчета криминалистов. А пока хочу услышать ваш рассказ о том, что вы здесь делали. — Не дождавшись ответа, он пояснил: — Мсье Рок был гомосексуалистом и не делал из этого тайны. Естественно, они с любовником часто приглашали гостей…
У Энцо не было настроения для игр.
— Вы отлично знаете, почему мы здесь. Имена Филиппа Рока и Гуго д’Отвилье всплыли в связи с предметами, найденными вместе с останками Жака Гейяра.
— Только, похоже, мы опять вычислили это раньше вас, — съязвил Раффин. — Что неудивительно.
— Отлично. — Детектив гибким движением оттолкнулся от стены и протянул Раффину руку ладонью вверх. — Я забираю ваш мобильный.
— С какой стати?
— Это вам судья Лелон объяснит при встрече. Он у нас очень не любит вмешательства в полицейское расследование. От себя добавлю — мы легко можем предъявить вам обвинения в препятствовании правосудию и утаивании важных сведений. — Он открыл дверь и что-то крикнул в коридор. На пороге появился полицейский в форме. — Отвезите джентльменов на набережную Орфевр. Ночлег за счет республики, господа. А сейчас все-таки попрошу ваш телефон, мсье Раффин.
IV
Полицейские камеры для уголовников находятся на предпоследнем этаже дома номер тридцать шесть на набережной Орфевр — выше сидят задержанные Brigade des Stups, отделом по борьбе с наркотиками. Камеры глухие, без окон, одна стена из прочного плексигласа. Из темной комнаты по другую сторону можно наблюдать за заключенными хоть круглые сутки.
Энцо и Раффина посадили в разные камеры. В полицейской машине журналист наскоро инструктировал Маклеода:
— Нас могут держать en garde a vue[55] только двадцать четыре часа. — Тут он замялся. — Если, конечно, судья Лелон не подпишет продление срока. — Он виновато посмотрел на Энцо: — Тогда будем сидеть двое суток.
