который издавна принадлежал английским Маршам.
— Око за око, любимая. А уничтожение Руфина — малая плата за все, что было между ними. Ты, верно, забыла, что Реджи Грей был первым, кто захватил земли Глендоверов. Ведь Круасо-Коммон веками принадлежал им. И если бы не наглость Грея, ссоры бы и не было.
— Но неужели Глендовер намерен из-за этого начать в стране гражданскую войну?
— Если все суды в этой стране всегда на стороне английского лорда, что нам остается делать?!
Джессамин не знала, в самом ли деле закон столь пристрастен, как обычно уверяли валлийцы. В конце концов, Рис в это верил.
— Ты так и не сказала мне, за кого же Кэрли? — резко осведомился он.
— За Дакре.
— Но ведь вы живете не на необитаемом острове, — сурово напомнил Рис.
— Мой отец когда-то был сторонником Ричарда.
— Значит, он был бы на нашей стороне.
— Он был верным слугой короны!
— Даже если она на голове у вора?
— Он был слугой короны! — упрямо повторила Джессамин, отчаянно желая прекратить этот бессмысленный спор.
— Тогда ты должна понять, Джессамин: как только я вырву Кэрли из рук людей сэра Ральфа, над его бастионами взовьется знамя с валлийским драконом!
Онемев от изумления, Джессамин растерянно заморгала.
— Нет, ты не сделаешь этого! Мы не сторонники Глендовера! Ведь если ты так поступишь, то любой проходящий мимо английский отряд сочтет своим долгом нас атаковать!
— Если я завладею Кэрли, над ним поднимут валлийский флаг!
— Это что — угроза?
— Нет, леди, обещание.
Следующие несколько миль они проехали в молчании. Размышляя о его безумном упрямстве, о том, как он настаивал, чтобы она перешла на сторону Оуэна Глендовера, Джессамин закипала от ярости. Когда она бросилась к нему за помощью, он ни словом не обмолвился об этом. Боже мой, неужели он не понимает, что стоит им только объявить о переходе к Глендоверу, и для Кэрли все будет кончено!
Пошел снег с дождем. Люди до того промерзли, что Рис приказал остановиться на ночлег. Ближайшим местом, где мог бы укрыться от непогоды отряд, была ферма с полу развалившимся амбаром. Рис распорядился, чтобы его воины, говорившие по-английски, попросили хозяина о ночлеге для них самих и их измученных лошадей, пообещав расплатиться золотом.
Джессамин скорчилась, прижавшись к стене амбара, чтобы хоть как-то защититься от пронизывающего ветра. Рис бросил на нее мимолетный взгляд и, убедившись, что девушка одета достаточно тепло, занялся своими людьми. Их ссора больно ранила самолюбие обоих, а Рис к тому же был не тот человек, который мог с легкостью попросить прошения у женщины.
Фермер охотно разрешил им переночевать, и воины с радостью поспешили распахнуть дверь амбара. Аромат сена и привычный запах скотного двора, такой мирный и знакомый, заставил многих блаженно заулыбаться.
Пока его воины расседлывали и кормили лошадей, Рис молчал. Он сам ухаживал за своим конем.
Так же поступила и Джессамин. Расседлывая своего длинноногого жеребца, она не переставала гадать, собирается Рис заговорить или же решил сердито молчать всю дорогу до Кэрли.
Потом она устроилась на охапке сена и принялась жевать хлеб, запивая его элем, который охотно продала им фермерша. Рис тоже принес чистую солому, устроил постель, а поверх бросил одеяло.
Он завернулся в свой плащ и вытянулся вдоль стены, подальше от Джессамин. Хрипло буркнув «Доброй ночи!», он повернулся к ней спиной. Они устроились на ночлег в отдалении от остальных, поэтому Джессамин была сильно разочарована, убедившись, что он и не помышляет заняться с ней любовью. А она-то рассчитывала, что жгучая страсть и поцелуи помогут им забыть о нелепой ссоре. И сейчас, чувствуя себя несчастной и одинокой, Джессамин просто кипела от злости.
Она еще долго лежала без сна в полной темноте, беспокойно прислушиваясь к бесконечным шорохам вокруг. Оставалось только надеяться, что крысам не придет в голову явиться с визитом, поскольку она с детства до судорог боялась этих мерзких тварей. Джессамин стала потихоньку придвигаться к Рису, как вдруг над ее головой послышался резкий пронзительный свист, сопровождавшийся оглушительным хлопаньем крыльев.
Со сдавленным криком Джессамин метнулась в сторону — из темноты на нее смотрели чьи-то сверкающие глаза. До смерти перепугавшись, девушка вцепилась в Риса и принялась трясти его, стараясь разбудить.
— Что такое? — сонным голосом произнес он, делая вид, что крепко спал.
На самом же деле он и сам мучился без сна, ломая голову, как бы помириться с Джессамин.
— Прости, что разбудила тебя, — дрожащим голосом пробормотала она, вспомнив об их ссоре. — Взгляни, оттуда кто-то смотрит на нас!
Рис приподнялся на локте. Два огромных сверкающих глаза уставились на них из темноты, медленно повернулись сначала вправо, потом влево и, наконец, снова взглянули на них в упор. Рис затрясся от хохота и, толкнув Джессамин, опрокинул ее на солому.
— Отправляйся спать, глупая. Это всего лишь обычная сипуха!
Джессамин свернулась калачиком на солому, чувствуя, как от пережитого ужаса все еще бешено колотится сердце. В детстве она наслушалась преданий о демонах и ведьмах, которых полным-полно в их местах. Но скоро она и сама уже улыбалась, лежа и темноте и потешаясь над собственной глупостью. — У нее вырвался слабый смешок.
— Ты собираешься спать или будешь смеяться? — хрипло спросил Рис, перекатываясь на спину.
К удивлению Джессамин, он быстро протянул к ней руки, и не успела она оглянуться, как уже оказалась в его объятиях.
— Я думала, ты все eще злишься на меня, — прошептала она.
— Так оно и есть. А ты — на меня.
— Глупо было ссориться!
— М-да, согласен… К тому же это отнимает сколько сил!
Они лежали тесно прижавшись друг к другу, и слушали, как в темноте над их головами ночной ветер Тоскливо воет, тряся в бессильной злобе соломенную крышу старого амбара. Ледяная крупа со стуком и шорохом монотонно барабанила по обледеневшей кровле.
— Ты еще любишь меня? — стыдливо промолвила Джессамин.
— Конечно. А ты? Ты меня любишь?
— Ты же знаешь, что да.
— Давай не будем больше ссориться, Джесси! Жаль тратить время на ссоры, нам ведь так мало предстоит быть вместе.
— Обещаю, но и ты поклянись, что не станешь поднимать флаг с валлийским драконом над моим Кэрли, — непримиримо напомнила она. — Я не могу этого позволить.
Несколько долгих мгновений он молчал. При мысли о том, какую вспышку гнева могли вызвать ее слова, Джессамин вся сжалась от страха. И вдруг она почувствовала, как все его мощное тело содрогается от хохота.
— Черт тебя побери, женщина, ты, наверное, упрямее всех ослов в мире!
— Кэрли — мой дом. Я должна сделать все, чтобы защитить его.
— Может быть, договоримся? Давай повесим флаг с гербом Дакре, а над ним — дракона.
— Нет!
— Ну хорошо, пусть дракон будет под ним. Идет?
— Нет, Дракона там не должно быть вообще! Разве ты не понимаешь, что толкаешь меня на самоубийство?! Как только ты и твои люди покинут замок, мы останемся без зашиты.
Какое-то время Рис размышлял над ее словами. Наконец он неохотно кивнул:
— Хорошо, я понимаю, куда ты клонишь. Будем надеяться, что Глендовер так ничего и не узнает.
