вспомнив о том, какие платья были на окружавших ее женщинах — из тончайшей шерсти валлийских овец, тех самых, бесчисленные стада, которых точно руном покрывали окрестные холмы, — она повеселела. Шерсть их славилась по всей Англии, к тому же Джессамин еще накануне обратила внимание, как искусно она сокращена в густые пурпурные, темно-синие, и сочные зеленые цвета.
Она с удовольствием оглядела свое роскошное парчовое платье цвета слоновой кости, украшенное по подолу пикейной лентой из алого атласа. Это платье принадлежало еще матушке Риса, Хоть и роскошное, но оно все-таки выглядело безнадежно старомодным — очень закрытое, с узкой, не по моде, юбкой и похожими на трубы рукавами. Зато обвивавшийся вокруг талии пояс был весь расшит золотом. И хоть и старое, но платье было достойно самой принцессы — так считала Джессамин, А накануне одна из служанок отыскала для нее еще одно платье, то самое, которое леди Эрли надевала по праздникам, в нем Джессамин и представили обитателям Трейверона.
Правда, ей пришлось понервничать, ведь Джессамин боялась показаться Рису в платье, принадлежавшем его матери. Спускаясь вниз, она дрожала от страха, гадая, что он скажет. Но, увидев восхищение на его лице, Джессамин просияла от счастья. Она ничуть не сомневалась, что он узнал платье, но не сказал ей ни слова, только оглядел с ног до головы и одобрительно покрутил головой, пробормотав, что она точь-в-точь сказочная принцесса.
Вспоминая об этом, Джессамин чувствовала, как сладко замерло ее сердце. В глазах Риса было столько любви и восхищения, а с какой нежностью он обнял ее и привлек к себе! Рис любит ее, в этом нет никаких сомнений! Только, как ни странно, она так до сих пор и не смогла поверить в это.
Рис поднялся с места и поднял руку, требуя тишины. Все разговоры мгновенно стихли. Обедающие, сидевшие за покрытым красной скатертью столом, замерли, подняв головы от тарелок с жарким из оленины и фаршированными каплунами, зажаренными до аппетитной хрустящей корочки.
— Я хочу представить вам мою будущую жену — леди Джессамин Дакре, дочь известной вам Гвинетт из Трейверона. Наконец она вернулась домой — в замок своих предков! Джессамин дрожала, с тревогой обводя глазами огромный зал. Куда ни глянь, вдоль стен были расставлены столы, ломившиеся под тяжестью блюд. В зале мгновенно наступила тишина, и Джессамин поняла, что боится — боится взглянуть в это море колыхавшихся перед ней лиц, не зная, что увидит в них: враждебность или признание.
Все воины, которые были в походе с Рисом, тоже были приглашены принять участие в пире, чтобы отпраздновать благополучное возвращение домой их лорда после кровопролитной войны в Англии. И сейчас зал гудел от их рассказов о подвигах воинов Трейверона, от которых у слушателей волосы вставали дыбом. Кое-что долетало и до ушей Джессамин, и сердце ее сжималось тревогой. Что ни говори, а она ведь была англичанкой, а следовательно, принадлежала к их врагам.
Крепко сжав губы, чтобы не было видно, как они дрожат, она поднялась вслед за Рисом и, обведя глазами огромный зал, улыбнулась как можно приветливее всем, кто сейчас выжидательно смотрел на нее, очень медленно и громко произнеся по-валлийски:
— Я счастлива, что вернулась домой в Уэльс!
Удивление, даже потрясение на этих лицах сменилось непередаваемым восторгом, мгновенно превратив незнакомцев в родных и близких людей. Рокот недоверия пробежал по залу, сменившись оглушительным ревом одобрения, эхом прокатившись по каменным стенам.
Облегчение отразилось на лице Риса, и он со смехом прижал ре к себе, забыв о той сдержанности, которую всегда соблюдал в присутствии своих людей.
— Ох, милая, ты сказала как раз то, что требовалось, чтобы навеки завоевать их сердца! — тихо прошептал он ей на ухо, крепко обнимая Джессамин. — Теперь ты стала одной из них.
Зазвенели кубки, и все с удовольствием выпили за здоровье новой хозяйки Трейверона. За этим тостом последовали и другие. Пили за здоровье лорда Риса, за его счастливое возвращение из похода и за геройские подвиги его воинов.
Джессамин устало откинулась на спинку кресла. Голова у нее слегка кружилась.
Похоже, этому веселью не будет конца, подумала она про себя.
Вдруг возле дверей послышался шум, и пирующие, прервав на мгновение дружеское застолье, обернулись посмотреть, кто это прибыл так поздно.
В полумраке ослепительным лучом блеснуло что-то ярко-голубое. Все оцепенели — женщина и роскошном голубом платье вышла на свет и решительной походкой направилась через весь зал к возвышению, на котором стоял стол для хозяев и самых почетных гостей.
Разговоры и шум стихли как по мановении» волшебной палочки. Головы всех повернулись туда, где стояла леди Элинед Глинн. Она остановилась прямо перед Рисом, дерзко глядя ему в лицо.
— Добрый день, Элинед, — невозмутимо произнес он. — Ты приехала поздравить меня с возвращением?
Она метнула в его сторону разъяренный взгляд синих глаз, в которых горел ледяной огонь. Но вот глаза ее остановились на сидевшей рядом с ним женщине, и лицо ее стало белым как полотно. Надменно вскинув голову, Элинед обвиняющим жестом указала на Джессамин:
— Гляжу, ты польстился на шлюху Ральфа Уоррена? А мне всегда казалось, что у тебя слишком хороший вкус. Рис, чтобы подбирать чужие объедки!
Испуганный шепот пролетел по залу и смолк, сменившись гробовой тишиной.
Xoтя Элинед и говорила на валлийском, Джессамин достаточно хорошо знала его, чтобы понять, какое чудовищное оскорбление только что нанесла ей эта женщина. Кровь бросилась ей в лицо, она яростно стиснула кулаки так, что побелели костяшки пальцев, комкая под столом нарядную скатерть. Как бы ей хотелось пощечиной стереть надменное выражение с этого ненавистного, ослепительно красивого лица, заставив униженно просить о прощении! Но вдруг сердце ее испуганно екнуло при мысли о том, что же еще знает ее соперница, если имеет наглость открыто оскорблять ее.
— Если ты явилась приветствовать нас, прошу тебя, садись и будь гостьей, — перебил ее Рис. — А если в твои намерения входит принести горе в наш дом, то тогда лучше уходи, Элинед!
— Беда и позор придут в твой дом и без моей помощи, Рис! Ты сам будешь повинен в этом, ведь именно ты привез эту потаскушку в Трейверон — дом твоих предков. Неужели ты не знал, что она принадлежала Ральфу Уоррену?
Стиснув кулаки. Рис как бешеный вскочил на ноги:
— Убирайся! Вон из моего дома! Или дожидаешься, пока я велю слугам вышвырнуть тебя за дверь?!
— Не посмеешь! Я не из тех, кому указывают на дверь! Ты решил порвать нашу помолвку для того, чтобы спутаться с этой шлюхой, так вот знай — я не позволю тебе бросить меня точно ненужную вещь! Соглашение о помолвке вес еще в силе!
Рис нетерпеливо махнул своим люди, которые с беспокойством наблюдали за этой омерзительной сценой, не зная, как себя вести. Они бы давно вышвырнули ее за порог, но семья леди Элинед была слишком хорошо известна в их местах, и без приказания лорда они никогда не решились бы нанести ей подобное оскорбление.
— Нас больше ничто не связывает, запомни это! Эй, кто там… проводите леди Элинед до дверей! Похоже, ей нечего здесь делать. Эта женщина не достойна быть сейчас с нами!
— А она… она достойна?! — завопила Элинед, с бешеной яростью тыча пальцем в сторону Джессамин. — Я могу доказать, что она изменила тебе. Рис. Неужели у тебя не хватит мужества выслушать то, что я скажу?!
Джессамин поднялась, судорожно цепляясь за руку Рису. Она была в ужасе, чувствуя, как в нем понемногу закипает ярость. Но самое страшное было то, что она даже не догадывалась, что задумала Элинед, что такое могла узнать, чтобы кинуть ей в лицо свои чудовищные обвинения. Ужасное чувство надвигающейся опасности окутало ее точно темным облаком, и Джессамин похолодела: у нее больше не было ни малейших сомнений, что слова Элинед не просто пустые угрозы.
— Прошу тебя, Рис, не надо! — взмолилась она, вцепившись похолодевшими пальцами в алый рукав его дублета.
Но было уже поздно. Потемнев, как грозовая туча, с налитыми кровью глазами, Рис был намерен выяснить все раз и навсегда. Уперевшись кулаками в стол, он нагнул голову, как бык, и проревел:
— Лучше бы тебе подкрепить чем-нибудь свои слова, Элинед! А теперь давай, я тебя слушаю…
