вершинами походили на шоколад со взбитыми сливками. Высокие сосны слева от замка взмывали в небо, их густые ветви плотно закрывали его. Утесы обрывались в море, белые гребни ленивых волн медленно накатывали, разбивались об огромные валуны и успокаивались в небольшой, окруженной с трех сторон скалами бухте. Краски были до невероятности чистыми в это великолепное утро: синева воды и неба, изумрудная зелень леса, белизна морской пены и дальних заснеженных вершин, приглушенно-серый цвет гор и глубоких волн – все звучало единой волшебной симфонией цвета.
Джудит закрыла глаза и глубоко вздохнула. Пряный морской аромат ничем не напоминал резкие запахи Лондона. Здешний воздух, свежий и приятный, отдавал запахом морской соли и недавно вспаханной земли – запахом живой природы, а не человека.
Три месяца – сравнительно небольшой отрезок времени, особенно если учесть, что ее замужняя жизнь с Энтони длилась четыре бесконечных года. Три месяца – почти ничто, зато после ее ждут свобода и безопасность. Через три месяца наступит осень, но дороги будут еще проходимы. Она не вернется в Англию. Она начнет новую жизнь, начнет все сначала, и ее новая жизнь будет чиста, как сегодняшнее утро.
Джудит с удовольствием бы умылась сейчас холодной водой, не забудь она накануне наполнить кувшин. Она слишком торопилась улизнуть из-за кухонного стола, чтобы думать о подобных пустяках. Теперь она с сожалением вздохнула, надела то же платье, что осторожно сняла накануне вечером, и, аккуратно расчесав волосы, уложила их узлом на затылке. Потом расправила плечи, сделала глубокий вдох и открыла дверь, ведущую в холл.
Она едва не столкнулась с главным героем своих размышлений. Маклеод остановился и, не произнеся ни слова, оглядел ее взглядом, в котором отсутствовали насмешки или одобрение. Его глаза вообще ничего не выражали, словно она и не стояла перед ним, а он изучал стену у нее за спиной.
Ни один не произнес ни слова, хотя они могли бы многое сказать друг другу.
Джудит хорошо понимала, что он думает о ней. Мужчины, подобные Маклеоду, наделенные утонченной внешностью, скрытой силой и твердостью духа, обычно хотят от женщин только одного. И без труда получают это. Джудит поблагодарила Небо, что он, кажется, ничего не хочет. Однако что, если он передумает? Вполне возможно, судя по взгляду, который остановился на ее груди. Он тоже начнет отпускать сальные шутки в адрес Джудит? Начнет как бы случайно касаться ее, сравнивать с кобылой, которая только и ждет, чтобы ее покрыли?
Так и не сказав ни слова, Маклеод исчез, спустившись по винтовой лестнице.
Несколько мгновений спустя она последовала за ним и, прежде чем войти, осторожно заглянула на кухню. Никого. Джудит схватила неаппетитного вида репу, из которой состоял весь ее завтрак, и уселась на выскобленную деревянную скамью.
Интересно, она будет чувствовать то же, что и сейчас, все три месяца? Сердце ушло в пятки, кровь застыла от страха. Как выдержать? Целых три месяца? Они растянулись перед ней, уходя минутами в бесконечность. Разве у нее есть выбор?
Она мысленно рассмотрела все возможные варианты, словно лавочник, прикидывающий прибыль. В конце концов, выбирать не из чего.
Сидя в полной тишине на скамейке в кухне, Джудит Кутбертсон-Уиллоуби-Хендерсон-Маклеод неохотно признала, что ей остается только одно. Как это ни страшно, придется остаться здесь в качестве жены Маклеода.
Правда, ненадолго.
Глава 7
– Ну давай, давай, у нас почти получилось! – кричал Алисдер Маклеод одному из своих старейших соплеменников.
Геддес, с трудом стоя на плохо слушающихся ногах, едва ли был в состоянии справиться с плугом, взрезающим заросшую сорняками почву. Еще через несколько мгновений Алисдер сбросил кожаные лямки, врезавшиеся в плечи и грудь, и устало подошел к Геддесу, который сгорбился от возраста и стыда. Алисдер, прекрасно понимая, какие муки испытывает гордый старик, ободряюще похлопал его по плечу и ткнул ногой металлический лемех с такой силой, что тот ушел в землю. Крепко ухватившись огрубелыми ладонями за деревянные ручки плуга, он еще раз показал Геддесу, как надо держать их.
Алисдеру не хотелось, чтобы старик выполнял столь тяжелую работу, но Геддесу надо было чувствовать, что он еще нужен. Это соображение, да еще тот факт, что с подобной работой все равно бы никто не справился, подавили угрызения совести у Алисдера.
Проклятая англичанка никак не выходила у него из головы, сколь ни тяжела была работа.
Алисдер не мог припомнить ни одного случая из своей жизни, чтобы он напугал женщину. Во время учебы в университете, когда он был еще совсем молодым, на него не жаловались. Девушки в Эдинбурге и Брюсселе находили его вполне галантным кавалером, с которым было приятно коротать длинные зимние ночи и который вполне соответствовал их летним фантазиям. А Анна оказалась самым деликатным созданием из всех. Он ни разу не внес в ее жизнь беспокойства. Бедняжка Анна!
Даже позднее, когда заботы и тревоги не покидали его ни на минуту, он был мягок и нежен с женщинами своего клана. Никогда не пугал их, даже Фиону, которой хорошая взбучка пошла бы только на пользу.
Однако же он напугал англичанку. Она прямо-таки подпрыгнула, когда он встретил ее сегодня утром, отпустила юбки, которые приподнимала правой рукой, и так побледнела, что он испугался, что она вот-вот упадет без чувств. Сердце у нее бешено колотилось. Он, как врач, сразу заметил это и понял, что она сильно напугана и угнетена.
Когда утром негромко скрипнула дверь в комнате Айана, сердце Алисдера на мгновение остановилось. Однако вместо своего златокудрого брата он увидел Джудит. В то мгновение Алисдер почувствовал, что она испытывает настоящий ужас, он будто ощущал его запах.
Он опять впрягся в плуг, натянув на себя упряжь, предназначенную для четырехногого животного. Сейчас он снова превратился для своего клана в тягловую лошадь. Это началось с того времени, когда Малкольм увел их единственную лошадь на юг Англии. Бедняга честно заслужила свой отдых и сейчас отъедалась вместе с другой клячей, на которой приехала англичанка. Алисдер искренне изумился тому, что несчастное создание выдержало такой длинный путь. О ком он думает: о женщине или о лошади? Да, женщину тоже можно подкормить.
И приласкать.
Алисдер нагнулся над чуть заросшей вереском землей и поднатужился, пока у Геддеса из-под плуга не полетели комья. Вспахана одна полоса, другая, третья… Мышцы на плечах и спине напряглись и болели, но Маклеод не останавливался.
Не мог остановиться.
Привычка и сила воли заставляли его не обращать внимания на боль в спине и в плечах. Физические неудобства ведь ничто по сравнению с угрызениями совести, которые он испытывал бы, если бы не выкладывался полностью.
Волею судьбы он – господин этих людей. Он не станет усугублять трагедию, вознесшую его на эту должность, тем, что будет плохим господином; не откажется от своих обязанностей, продав своих соплеменников в рабство, как, если верить слухам, делали другие вожди; не будет требовать ренту с фермеров, которые едва в состоянии прокормить свои семьи скудным урожаем корнеплодов.
– У меня есть стойло, где ты можешь принять божеский вид, брат, – обычно шутя говорил его брат.
Интересно, что после всего, что Алисдер вытерпел от Айана, их жизни спасло именно его образование. Не то образование, которое он получил в Эдинбурге и на континенте, постигая азы врачебной профессии, а конкретные знания, приобретенные у одного профессора. Доминик Старн считался известным биологом и питал страсть к изучению съедобных корнеплодов и любовь к земле Шотландии. Алисдер часто копал землю в небольшом дворе своего профессора в Эдинбурге, одновременно выслушивая лекции по мышцам, артериям, венам и костям. То же самое он проделывал и здесь, в Тайнане, под насмешками брата. Однако именно это увлечение, знание того, что съедобно, в конце концов и позволило прокормить клан, не дать умереть старикам, срок которых еще не подошел, и молодым, которые еще не познали жизнь.
Они с Анной вернулись в Тайнан, поддавшись призыву Прекрасного Принца поддержать его дело. Оставили дом в Эдинбурге и вернулись в горы, потому что он был Маклеодом, а не потому что жаждал сражаться. После Каллоденской битвы он забрал жену и бежал на континент, надеясь, что там его ребенок родится в безопасности, не увидит крови, которая залила любимую Шотландию. Но этому не суждено было сбыться. Он опять вернулся в то место, что называл своим домом.
Герцог Камберлендский поставил своей целью полное уничтожение шотландцев, однако, раз в дело вмешался Алисдер Маклеод, на успех нечего было рассчитывать. Пока он дышит, пока его руки способны удерживать тяжелую конскую упряжь, а спина выдерживает тяжесть плуга, он будет сражаться за своих людей. Когда-то ему казалась настоящим адом бесконечная зубрежка перед экзаменами, а нескончаемые лекции – скучными и пустыми, но теперь это все поблекло по сравнению с последними двумя годами жизни на родине.
Иногда по ночам он плакал от смертельной усталости или от подлинной радости, что наконец-то смог вытянуться на кровати. В такие мгновения из-под плотно сомкнутых век катились слезы, которых в темноте никто не видел. Алисдер не стыдился этих слез – он слишком уставал, чтобы стыдиться или горевать. Или испытывать тысячу других эмоций, которые только бы помешали его всепоглощающему стремлению стать хорошим вождем своего измученного, натерпевшегося клана. Он сожалел лишь о том, что в прошлом не удосужился понять, как бесценна жизнь. Как врач он был подготовлен к смерти, однако теперь Алисдер понимал, что никогда
