— Мы вместе бежали из тюрьмы, — в упор сказал Корнелий.
— Как… бежали? Но тебя же…
— Подробности потом. Покорми мальчика, он с ног валится. И в дальнейшем своем поведении исходи из того факта, что укрываешь у себя беглых государственных преступников. Я говорю это без юмора. — Корнелий демонстративно выложил на колченогий (в стиле ампир) столик звякнувшие пистолеты.
— Да?.. Мне, собственно, уже безразлично, — тускло сказал Рибалтер. — А тебя тоже покормить?
— Позже. Я пока побеседую с дружищем Капусом.
— Хорошо. — Рибалтер взял вздрогнувшего Цезаря за плечи. — Пойдем. Как тебя зовут, мальчик?
— Это Цезарь, — сказал Корнелий. — Цезарь, это… дядя Рибалтер. Славный дядя, только излишне легкомысленный. К тому же сейчас он слегка расстроен. Ему не хочется помирать… Что, не хочется помирать, Рибалтер?
Тот откликнулся без обиды:
— Как тебе сказать… Конечно! Хотя… как вспомнишь, так и пожалеть-то нечего. Вот если бы все сначала…
— Ну, ты не вешай нос, старина, — усмехнулся Корнелий. — У тебя же есть шанс.
— Один из миллиона. Что ж, смейся, ты имеешь право. Ты через это все прошел, а у меня все еще впереди.
— У нас много чего впереди, — сказал Корнелий. И увидел в поблекших глазах Рибалтера удивление. И капельку надежды. — Иди, иди. Покорми мальчика.
Оставшись один, Корнелий сел к панели. Она занимала правую часть плоской стены у двери. Тронул носком башмака педаль включения. Капус ожил, замерцал, в двух экранах открылась темно-серая глубина. По засветившемуся кругу сенсорного приемника сигналов пробежала цепочка нервных огоньков.
— Ну, чего надо? — с хрипотцой спросил Капус динамиком слева. Машина знала себе цену и вела себя фамильярно. Тем более, что Рибалтеру это нравилось.
— Капус, дружище, это я, Корнелий. Ты меня помнишь?
— Я помню Корнелия. Но я не слышу индекса.
— Ты посмотри на меня. — Корнелий поднял лицо к линзе визуальной связи.
— Лицо похоже на физиономию Корнелия, только худое… Но где индекс?
— Индекс у меня исчез.
— Даже паршивые ржавые калькуляторы знают, что такого не бывает.
— Так не бывало, Капус. А теперь случилось.
— Не верю.
— Ну… вот тебе моя дактилоскопия! — Корнелий положил правую ладонь на сенсорный круг. — Читай. Чья это рука?
— Да… Вы действительно Корнелий. Чудеса.
— Бывают чудеса и похлеще. Не говори мне «вы», мы же старые знакомые.
— Хорошо. Что ты хочешь? Просто поболтать со старым Капусом?
— Не просто, дружище. Ты мне поможешь решить одну задачку… Но прежде всего: ты не на контроле у службы безопасности?
— Я? С какой стати?
— У старины Рибалтера неприятности, за ним следят. Ну, и тебя могут подключить к системе наблюдения.
— Н-нет… Я бы почувствовал. Я не дырявая жестянка вроде «Альфы» или «Сириуса», у меня дублирующие нейронные схемы плюс независимый блок эмоций…
— Эмоции пока оставим, дружище… Что ты знаешь о Лебене? Городок такой…
— Абсолютно ничего не знаю. Связаться с информаторием Географического института?
— Свяжись, если уверен, что ты не на контроле.
— Корнелий! Я всегда говорю только то, в чем уверен, — назидательно сообщил Капус. — В отличие от трепача Рибалтера. Я его предупреждал, что он достукается до неприятностей.
— Я тоже. Но давай о Лебене… Постой. Меня, собственно, интересует Институт генной техники и нейроинженерии, есть там такой. А в нем закрытый спецотдел.
— По спецотделу мне никто не даст информацию.
— Ка-апус! Ты же не паршивая серийная машина, а супер индивидуальной настройки! Супер из суперов! — льстиво взвыл Корнелий. — Мне ли тебя учить! Вспомни, как ты добыл нам сведения о проекте застройки Нью-Селены и мы в рекламбюро вставили фитиль старому халтурщику Драблю!
— Да, это было. — В хрипловатом голосе Капуса скользнуло явное самодовольство. — Это называется «извлечение косвенных данных путем построения окружных и посторонних схем». Пришлось делать вид, что я интересуюсь историей мировой клоунады, а для этого якобы необходимо…
— Ясно, ясно. Вот и сейчас исхитрись.
— Тогда помолчи, дружище Корнелий, я поработаю.
Корнелий положил на панель сжатые кулаки, лег на них лбом и стал думать ни о чем. Но сквозь рассеянные обрывки мыслей пробивалось, как он нес Петра — Альбина Ксото, Халька…
— Готово, — чисто и официально произнес Капус. — Спрашивай.
— Содержатся ли в спецотделе люди против их воли?
— Такого вопроса ты не ставил… Но, судя по работе данного отдела, могут содержаться.
— Какая там охрана?
— Обычная ведомственная охрана. Бежать все равно невозможно.
— Конкретная тактическая задача. Могут ли два человека проникнуть в институт и, угрожая оружием, потребовать вывести к ним двух заключенных, чтобы затем увезти их в машине?
— Это абсурд. Будет включена сигнализация, охранный отряд прибудет через четыре минуты. Раньше, чем заключенных приведут.
— Тогда так. Два человека предъявят документ, что они уполномочены забрать арестованных для сопровождения в столицу.
— Документ есть?
— Рибалтер состряпает. У него опыт, а у тебя отличный блок печати.
— Да, дружище Рибалтер это умеет. Все равно не выйдет. В институте потребуют подтверждения полномочий по прямой связи.
— В документе можно указать, что прямая связь исключается, дело сверхсекретное.
— Тогда возьмут индексы этих двух людей, проверят в информатории Управления, и люди эти будут обречены.
— У этих людей не будет индексов.
— Как так?
— Капус, милый, не отвлекайся.
— Государственные служащие не могут не иметь индексов. Номер не пройдет.
— А если эти двое… попросят лишь о свидании с заключенными. Скажем, так: по приказу Управления привезли на свидание их маленького сына. Предъявят соответствующую бумагу… Будет тогда охрана проверять индексы?
— Тогда? Скорее всего, нет. Вероятность девяносто четыре и семь десятых. Но что дальше?
— Дальше двое прибывших, используя момент внезапности, отбирают оружие у охраны. Это возможно?
— Допустим.
— Все пятеро — взрослые и мальчик — садятся в машину. Задача: домчаться сюда, в Реттерберг. Получится?
— Сесть в машину — получится. Но тут же разоруженная охрана даст сигнал, и машину запеленгуют по индексам похищенных заключенных. И перекроют дороги.
— У заключенных… тоже не станет индексов.
— И у мальчика?
— Да.
