Таня перечла письмо Баб-Ягуна два или три раза, прежде чем разобралась в его каракулях.
'Опять свой пылесос разобрал!' - весело подумала она, решив, что Баб-Ягун ничуть не изменился. Все так же любит возиться с магической техникой. Лучше бы он, правда, унял свои беспокойные ручки, потому что пылесос с вертикальным взлетом штука деликатная и требует особого обращения.
Тане захотелось заодно перечитать и письмо от Ваньки, но тут кто-то принялся возмущенно попискивать и дергать ее за ночную рубашку Купидончик! Она совсем о нем забыла! Тане стало совестно, что она не побеспокоилась о почтальоне.
- Ты замерз? Хочешь у батареи погреться? - спросила она.
Купидончик замотал головой и показал пальцем сперва на свой рот, а затем на живот. Он явно требовал, чтобы его накормили. Пухлые купидончики были ужасными сладкоежками. Недаром за доставку почты с ними обычно рассчитывались пирожными или конфетами. Никаких других средств оплаты они не признавали.
- Хорошо. Пошли на кухню. Только тихо… А то еще проснется кто-нибудь, - прошептала Таня и первой выскользнула в коридор.
Квартира самого доброго депутата, родственника графа Дракулы, Германа Дурнева была совсем немаленькой. Одних только туалетов тут было целых три штуки, а в коридоре отыскалось даже место для пальмы. Вот только Тане было здесь неуютно. Куда больше ей нравились запутанные лабиринты Тибидохса - с гудящими сквозняками, с таинственными ларями в нишах и с проеденными молью турецкими коврами- самолетами, в которых мягко утопали ноги.
Купидончик, не отставая, летел за Таней, в предвкушении сладкого хлопая подтяжками. В темноте он не разглядел поворота и врезался лбом в дверь комнаты Пипы. Бабах!
- Кто ко мне приперся? Чего надо? - сонным голосом крикнула из-за двери дочка дяди Германа.
Купидончик, растирая на лбу шишку, принялся возмущенно пищать, высказывая все, что думает об этой двери. Таня схватила его и зажала рот.
- Я спрашиваю: кто там? - нервно повторила из-за двери Пипа.
Таня поняла, что еще секунда - и она начнет визжать. Надо было срочно что-то придумать.
- Ав-ав! - негромко гавкнула Таня, царапая ногтями дверь. Уж что-что, а таксу она умела передразнивать просто отлично.
Услышав знакомый лай, Пипа мигом утихомирилась.
- Убирайся отсюда, Полтора Километра! Не пущу! Ты мне тапки обслюнявишь! - зевнула она, падая носом в подушку.
На кухне у шкафа, в котором тетя Нинель хранила сладкое, Таня в замешательстве остановилась. Она была уверена, что Пипа еще с вечера обклеила шкаф секретными нитками и волосками. Если хоть один из них будет оборван, завтра поднимется страшный визг.
Но откуда Пипе было знать про существование отличного заклинания 'Туманус прошмыгус', которому Таня обучилась у Гробыни? Тому, кто использовал это черномагическое заклинание, можно было не опасаться замков и запоров. Правда, во все запертые двери входить нужно было только спиной вперед.
Прошептав: 'Туманус прошмыгус!' - Таня отвернулась и, просунув руку сквозь дверцу шкафа, принялась шарить внутри. Зашуршали многочисленные пакеты. Хотя тетя Нинель вечно сидела на диете, это не мешало ей регулярно пополнять запасы.
- Ага, вот… Ты что хочешь: печенье, вафли, конфеты, пирожные, шоколад или мармелад? - спросила Таня, на ощупь определяя, что где лежит.
Купидончик начал возбужденно подпрыгивать и стучать себя по животу, показывая, что хочет абсолютно все.
- А не лопнешь? - удивилась Таня. - Ну ладно, ты сам хотел.
Когда через полчаса она выложила на стол последнее пирожное, купидончик не смог даже пропихнуть его в рот, хотя пытался сделать это обеими руками. Его живот растянулся как резиновая груша, а подтяжки, казалось, готовы были лопнуть.
Благодарно пискнув, купидончик замахал крылышками и попытался взлететь. Однако самое большее, что у него получилось, это оторваться на полметра. Здесь силы окончательно оставили перекормленного почтальона. Он осоловело захлопал глазками, блаженно улыбнулся, сложил крылышки и - с ужасным грохотом рухнул носом на стол. Таня бросилась к нему. Она была убеждена, что купидончик свернул себе шею, но свернувшие шею так сладко не посапывают и не подкладывают под щеку упаковку от вафлей. Таня запоздало вспомнила, что Медузия на занятиях по нежитеведению советовала им ни в коем случае не перекармливать купидонов, потому что они не знают чувства меры. Но он так умильно просил, что она не удержалась.
'И что мне теперь с ним делать?' - подумала Таня. Ругая себя, она стала сметать со стола крошки, но тут в глубине квартиры послышались чьи-то торопливые шаги. Размышлять было уже некогда. Подхватив купидончика на руки, Таня ухитрилась затолкать его в посудный шкафчик. Едва она захлопнула дверцу, как кто-то ворвался в кухню.
Вспыхнул свет. Ослепленная Таня закрыла глаза. Когда же она вновь обрела способность видеть, то обнаружила, что перед ней вырос разъяренный дядя Герман. У его ног заливалась лаем предательница- такса.
- Что ты тут делаешь? Кто тебе разрешил приходить ночью на кухню? Ты же знаешь, как я чутко сплю! - взревел дядя Герман. - Тебе мало было на ужин рисовой каши?
- Нет, не мало. Я обожаю, когда каша прилипает к тарелке, - сказала Таня, пытаясь незаметно затолкать ногой под стол фольгу от шоколада.
Разумеется, от проницательных глаз самого доброго депутата это не укрылось.
- Лжешь! Ты наглая испорченная лгунья! Вся в своего отца! - прошипел он. - Живо иди к себе и не смей никуда выходить! Утром я с тобой разберусь!
Таня повернулась и, пожав плечами, отправилась в свою комнату. Дядя Герман, раздраженно сопя, тащился за ней следом. На кухне осталась одна такса. Она подозрительно огляделась, принюхалась и принялась рычать на посудный шкафчик.
Через некоторое время дверца шкафчика распахнулась. Оттуда выглянул сердитый купидончик, на голове у которого была нахлобучена любимая синяя чашка тети Нинели. Увидев купидончика, Полтора Километра зачихала от злости.
Купидончик не выносил бытового хамства. Недолго думая, он столкнул на таксу большую кастрюлю, накрывшую ее с головой. Испуганно взвизгивая, кастрюля заползла под стул. Зевнув, купидончик аккуратно закрыл дверцы, подложил себе под голову колчан и вновь заснул.
Утром Таня ждала от Дурневых разноса и даже сурового наказания, но дядя Герман рано уехал по
