— Итак, ваша честь, вы — новый уездный начальник. Поскольку, по всей видимости, вы у меня в гостях инкогнито, я не буду смущать вас излишними формальностями.
Эта неожиданная фраза застала судью Ди врасплох.
— С чего вы решили, что я — уездный начальник? — спросил он.
Юноша снисходительно улыбнулся. Оставив кисть в кувшине, он сложил руки на груди, прислонился спиной к столу и, глядя судье Ди прямо в лицо, произнес:
— Я, простите за дерзость, художник-портретист. А вы, сударь, типичный судья. Обратите внимание на Судью Загробного Мира на этой картине: вы могли бы послужить для него моделью, хотя картина и так вышла неплохо!
Судья не мог сдержать улыбки. Он понял, что прозорливого юношу не обведешь вокруг пальца, и молвил:
— Вы не ошиблись, я действительно Ди Жень-чжи, новый уездный начальник Ланьфана, а это мой помощник.
У медленно кивнул. Посмотрев на судью, он сказал:
— Ваше имя хорошо известно в столице, сударь. Чем я обязан вашему визиту? Вряд ли вы явились, чтобы арестовать меня, — такое дело вы бы поручили вашим помощникам.
— А почему, — спросил судья Ди, — вы полагаете, что мы можем захотеть вашего ареста?
У поправил свой тюрбан.
— Сударь, простите, что я обхожусь без общепринятых церемоний, но я просто берегу время — ваше и свое. Сегодня утром разнесся слух, что генерал Дин убит. Между нами говоря, этот мерзкий ханжа ничего другого и не заслуживал. А теперь его изворотливый сынок распространяет слухи, что я, сын командующего У, который, как известно, был злейшим недругом генерала, намеревался убить старого Дина. Молодой Дин ошивается по соседству с моим домом уже больше месяца, пытается что-нибудь разузнать обо мне от владельца лавки и в то же время сам клевещет на меня. Несомненно, молодой Дин обвинил меня в убийстве его отца. Заурядный начальник незамедлительно послал бы своих приставов, чтобы арестовать меня. Но вы, сударь, известны своей необычайной проницательностью. Так что вы явились ко мне самолично, сначала увидеть собственными глазами, что я из себя представляю.
Десятник Хун выслушивал это беспечное заявление со все возрастающим бешенством; наконец, не выдержав, он вскочил и воскликнул:
— Ваша честь, дерзость этого пса становится невыносимой!
Судья Ди поднял руку, и улыбка тронула уголки его губ:
— Господин У и я прекрасно понимаем друг друга, десятник! Лично я нахожу его речи весьма занятными!
Когда Хун сел, судья продолжил:
— Вы совершенно правы, мой друг. Поэтому позвольте мне быть с вами столь же откровенным: скажите, почему вы, сын известного командующего из военного ведомства, поселились в одиночестве в этом полузабытом месте?
У бросил взгляд на свои картины, развешанные по стенам.
— Пять лет назад, — отвечал он, — я сдал экзамен на звание сюцая. К огорчению моего отца, сразу после того я решил прервать учебу и заняться живописью. Я учился у двух прославленных мастеров в столице, но остался недоволен их стилем. Два года назад я случайно встретился с монахом, приехавшим из Хотана, царства на дальнем Западе, данника Поднебесной. Этот монах познакомил меня со своим стилем, красочным и полным жизни. Я понял, что нашим художникам следует изучить эту манеру, чтобы избавиться от мертвечины, присущей искусству Поднебесной. Я решил стать первопроходцем и отправиться в Хотан.
— Лично я, — сухо заметил судья, — полностью удовлетворен состоянием искусства в Поднебесной и сомневаюсь, что варвары могли бы нас чему-то научить. Однако я не считаю себя знатоком в этом вопросе. Продолжайте!
— Я попросил денег на дорогу у моего почтенного отца, — продолжал У. — Он дал их мне, в надежде на то, что это просто юношеская прихоть и в один прекрасный день я вернусь примерным молодым чиновником. Вам известно, что вплоть до недавнего времени путь в западные царства лежал через Ланьфан, — вот почему прибыл я сюда. И тут-то я выяснил, что теперь все пользуются северной дорогой, ибо в настоящее время равнины к западу от города обитаемы только кочевыми уйгурами — народом, незнакомым ни с искусством, ни с культурой.
— Если это так, — перебил его судья Ди, — то почему вы не отправились на север, чтобы продолжать путешествие?
Юноша улыбнулся.
— Попробую объяснить, сударь. Знайте, что я очень ленив и к тому же — человек настроения. Невесть почему, мне вдруг очень понравилось это местечко, и я подумал, что стоит пожить здесь и поработать. Кроме того, мне очень приглянулось само жилье. Я обожаю вино, и большая удача, когда им торгуют прямо у тебя в доме! Этот продавец обладает сверхъестественным чутьем на доброе вино, а погреб его выдержит сравнение с лучшими погребами столицы. Вот поэтому я здесь и остался.
Судья ничего не сказал на это заявление. Он задал следующий вопрос:
— Где вы были прошлой ночью, скажем, с первой до третьей ночной стражи?
— Здесь! — не задумываясь, ответил юноша.
— Есть ли у вас свидетели, которые могут это подтвердить?
У грустно покачал головой.
— Нет, — ответствовал он. — Я же не знал, что генерала убьют в эту ночь!
Судья Ди подошел к лестнице и окликнул лавочника.
Когда круглое лицо последнего появилось внизу, судья спросил его:
— Помогите нам разрешить дружеский спор: не заметили ли вы, куда и когда выходил мастер У прошлой ночью?
Лавочник почесал голову и сказал с ухмылкой:
— Извините, сударь, но никак не припомню. Прошлой ночью здесь столько народу шастало, что я толком и не скажу, выходил ли куда-нибудь мастер У или нет.
Судья Ди кивнул, слегка потеребил бороду и сказал, обращаясь к юноше:
— Сюцай Дин утверждает, что вы наняли соглядатаев, которые следили за его усадьбой!
У расхохотался.
— Какая бесстыдная ложь! — воскликнул он. — Я тщательным образом избегал этого недостойного генерала. Я бы и медяка ломаного не заплатил за то, чтобы узнать, что он делает!
— В чем, — спросил судья Ди, — ваш отец обвинял генерала Дина?
Лицо У сразу приняло серьезное выражение.
— Старый мерзавец, — начал он с горечью в голосе, — пожертвовал жизнью целого батальона императорской армии; восемьсот солдат положил, чтобы самому выпутаться из затруднительной ситуации. Варвары порубили их на мелкие куски. Генералу Дину не сносить головы, если бы не возникшие в то же самое время волнения в войсках. Дело решили замять, дабы не давать солдатам повода для еще большего возмущения. Генерал отделался тем, что его лишь заставили уйти в отставку.
Судья Ди не сказал на эту речь ничего.
Он подошел к стене и стал рассматривать картины У, на которых были изображены сплошь буддийские святые и божества. Богиня Гуан Инь удавалась художнику особенно хорошо: иногда она была нарисована одна, иногда среди группы окружающих ее божеств.
Судья повернулся.
— Позвольте мне завершить откровенную беседу откровенными словами, — сказал он. — Ваш так называемый новый стиль не показался мне каким-то шагом вперед. Впрочем, возможно, к нему просто следует привыкнуть. Если бы вы дали мне одну из ваших картин, я смог бы получше рассмотреть ее на досуге.
У с сомнением посмотрел на судью. После минутного колебания он снял со стены средней величины картину, изображавшую богиню Гуан Инь в окружении четырех других божеств. Развернув ее на столе, У взял свою печать — кусок белой яшмы с искусной резьбой, лежавшую на крошечной подставке из черного
