детстве у нее действительно было прозвище — друзья называли ее «котенок».
Судья со всей силы ударил кулаком по столу.
— Вот след, который я надеялся найти! — закричал он.
Глава восемнадцатая
Через несколько мгновений после того, как трое сыщиков ушли, в кабинет вошла госпожа Го. Судья усадил ее и предложил чая. Он чувствовал свою вину перед ней, но когда она наклонилась, чтобы наполнить его чашку, снова поймал себя на мысли о том, что очарован ее изяществом и хрупкостью.
— Ваша честь, — начала она, — я пришла доложить вам, что Бань очень плоха. Она ничего не ест и целый день плачет. Сейчас она спросила, нельзя ли ей увидеть мужа.
— Заключенным не полагаются свидания, — хмуро сказал судья. — И потом, я сомневаюсь, что им есть что сказать друг другу.
— Она готова к тому, что ее казнят, — мягко сказала госпожа Го, — она смирилась и не снимает с себя вины. Она много думала о своем муже, ваша честь, и сейчас хочет попросить у него прощения, чтобы облегчить совесть перед смертью и искупить хоть часть своей вины.
Судья задумался.
— Что ж, — сказал он, — цель закона — восстановить нарушенный порядок и исправлять нанесенный ущерб. Раз ее раскаяние может хоть немного утешить Баня, ее просьба будет удовлетворена.
— И еще… Я положила вдове Лу компрессы с разными мазями, и ее раны скоро заживут. Но все же…
Ее голос прервался. Судья Ди ободряюще кивнул ей головой, и тогда она продолжила:
— Ваша честь, она очень слаба физически и держится на ногах только благодаря своей потрясающей силе воли. Но я боюсь, что второй порки ей не вынести.
— Хорошо, я это учту, — сухо ответил судья.
Госпожа Го низко склонила голову и, помолчав немного, сказала:
— Она все время молчала, и я решилась спросить, что сейчас с ее дочкой. Она ответила, что пока о ней позаботятся соседи, но что ее саму должны в ближайшее время отпустить, и тогда она вернется и заберет девочку. Но я подумала, ваша честь, что лучше мне самой сходить к ней и, если ей там плохо, привести ее к нам.
— Заберите ее в любом случае, — сказал судья Ди. — Заодно посмотрите, нет ли среди одежды Лу черного татарского кафтана или какой-нибудь другой черной одежды, которая похожа на кафтан. Такие вещи только женщина может определить.
Госпожа Го улыбнулась и почтительно наклонила голову. Судье вдруг захотелось спросить у нее, не знает ли она что-нибудь о связи между вдовой Лу и Ланем, но он тут же одернул себя. Достаточно того, что он обсуждает с женщиной судебные дела! И вместо этого судья спросил, как чувствует себя Чжу Да- юань.
— Мой муж побеседовал с ним и осмотрел его. Он считает, что Чжу окончательно повредился в рассудке.
Судья вздохнул; госпожа Го попросила позволения удалиться и вышла.
На вечернее заседание суда собралось гораздо меньше народу, чем в прошлый раз. Судья Ди начал с того, что зачитал вслух правила поведения для военных приставов, и добавил, что со следующего дня по всему городу будут развешаны листки с текстом этих правил. Когда с этим было покончено, судья приказал старосте приставов ввести в зал вдову Лу.
Ее ввели; судья заметил, что даже в тюрьме она продолжает следить за собой — ее волосы были тщательно заплетены в косу, одежда была свежей и чистой. Она по-прежнему держалась прямо, несмотря на то, что плечи у нее болели и кровоточили. Прежде чем преклонить колени, вдова метнула быстрый взгляд в зал и была явно разочарована тем, что людей сегодня так мало.
— Женщина, — сказал судья Ди, — вчера ты говорила оскорбления в адрес суда. Но я вижу, что ты достаточно умна, и надеюсь, что сегодня ты будешь правдиво отвечать на вопросы, действуя в интересах суда и в собственных.
— С вашего позволения, я не имею привычки лгать, — бесстрастно отвечала вдова.
— Правда ли, что у тебя, кроме имени, есть прозвище Котенок?
— Ваша честь, вы насмехаетесь надо мной?
— Здесь вопросы задаю я, — сдержанно сказал судья. — Отвечай!
Вдова Лу презрительно передернула плечами, но тут же ее лицо исказилось от боли, и, глотнув воздуху, она просто ответила:
— Да, мой отец в детстве прозвал меня Котенком.
Судья кивнул.
— Называл ли тебя так твой покойный муж?
В глазах вдовы сверкнул огонек.
— Нет! — воскликнула она.
— Надевала ли ты когда-нибудь черные одежды, какие носят татары?
— Ваша честь, вы оскорбляете меня! Разве пристало честной женщине переодеваться в мужское платье?
— Однако среди твоих вещей нашли татарский кафтан, — сказал судья и заметил, как напряглась вдова при этих словах.
— Ваша честь, — после небольшой паузы заговорила она, — у меня дома действительно хранился татарский кафтан. Когда-то давно его оставил у меня мой двоюродный брат, который жил у варваров.
— Сейчас тебя снова отведут в тюрьму, — сказал судья, — но позднее я вызову тебя на допрос.
Вдову увели. Судья зачитал новое постановление, изменяющее существующий закон о наследовании. Пока он читал, в зал прибывал народ: люди как-то узнали, что в суде снова допрашивают вдову Лу, и пришли послушать.
Староста приставов провел в первый ряд троих юношей, дрожащих от страха перед приставами и судьей.
— Не бойтесь, — мягко успокоил их судья. — Вы просто постоите здесь и посмотрите на человека, которого приведут на допрос. А потом скажете, видели ли вы этого человека раньше, и если да, то где и когда.
В зал снова ввели вдову Лу, которую успели переодеть в черный татарский кафтан.
Мелкими шажками прошла вдова к судейской скамье; она плавным жестом расстегнула кафтан, полуобнажив шею и грудь, и повернулась лицом к залу. Она улыбалась и поигрывала нижней пуговицей кафтана. Судья должен был признать, что Лу великолепная актриса.
Староста приставов подвел к судейской скамье троих молодых людей.
— Узнаешь эту женщину? — спросил судья Ди у старшего из них. Тот смотрел на вдову с нескрываемым восхищением, а она отвечала ему кокетливым взглядом из-под опущенных ресниц.
— Нет, ваша честь, я ее не узнаю, — наконец ответил он, с трудом переводя взгляд на судью.
— Не ее ли ты видел около бани в день, когда убили Лань Дао-гуя?
— Что вы, ваша честь, — улыбнулся юноша, — там был мужчина!
Судья Ди перевел взгляд со старшего юноши на его товарищей, но и они отрицательно покачали головой, не отрывая глаз от вдовы Лу. Судья тяжело вздохнул и велел старосте увести троих молодых людей.
Как только они вышли, лицо вдовы немедленно изменилось. Она больше не улыбалась и не опускала глаза, — она смотрела прямо перед собой, холодно и недоброжелательно.
— Могу ли я теперь узнать, для чего был нужен этот спектакль? — осведомилась она. — Неужели закон предписывает, что избитую до крови женщину должно переодеть в мужской наряд и выставить на
